Этим же Указом Василию Шкурину даровались 1000 душ, а Алексею Евреинову — 300 (Алексей Евреинов был казначеем и часто выручал Екатерину деньгами).

7 августа было отдано распоряжение от Сената «о пожаловании гардеробмейстера Василия Шкурина в российские дворяне, да Фёдора и Григория Волковых и кассира Алексея Евреинова во дворяне и о пожаловании их деревнями, а Евреинова чином капитанским»...

После главных героев переворота были оделены милостями и его второстепенные участники. Среди них, к немалому изумлению, обнаруживаем мы и Екатерину Дашкову, которая должна бы была занимать подобающее её заслугам место среди главнейших спасителей Отечества. С этого момента отношения двух Екатерин разладились, и хотя окончательно их пути не разошлись, но и о былой близости уже не могло быть и речи.

О заслугах Шкурина перед Екатериной мы знаем точно. Стало быть, и заслуги братьев Волковых тоже были немалыми, если в наградах сравнялись они со Шкуриным, не пожалевшим собственного дома ради сохранения чести Екатерины, и вовремя пославшего ей карету для бегства из Петергофа в самый решительный момент её жизни.

А вот о Фёдоре Григорьевиче Волкове следует сказать кое-что, о чём не знал почти никто из его современников...

Крайне интересный сюжет содержат «Записки» уже знакомого нам Тургенева. Они сообщают о совершенно скрытой от всех неизвестной стороне жизни знаменитого актёра Волкова, с которым мы познакомились в предыдущей повести, когда речь шла о приезде в Петербург драматической театральной труппы, находившейся под его руководством и приглашённой в Северную Пальмиру императрицей Елизаветой Петровной. А то, что будет рассказано дальше, ещё раз докажет, что нет ничего нового, а всё новое — есть основательно забытое старое.

Уже неоднократно цитировавшийся нами Александр Михайлович Тургенев писал: «При Екатерине первый секретный, немногим известный, деловой человек был актёр Фёдор Волков, может быть, первый основатель всего величия императрицы. Он, во время переворота при восшествии её на трон, действовал умом; прочие, как-то: главные, Орловы, князь Барятинский, Теплов — действовали физическою силою, в случае надобности, и горлом привлекая других в общий заговор.

Екатерина, воцарившись, предложила Фёдору Григорьевичу Волкову быть кабинет-министром её, возлагала на него орден Святого Андрея Первозванного. Волков от всего отказался и просил Государыню обеспечить его жизнь в том, чтобы ему не нужно было заботиться об обеде, одежде, о найме квартиры, когда нужно, чтобы давали ему экипаж. Государыня повелела нанять Волкову дом, снабжать его бельём и платьем, как он прикажет, отпускать ему кушанье, вина и все прочие к тому принадлежности от двора, с её кухни, и точно всё такое, что подают на стол её величеству; экипаж, какой ему заблагорассудится потребовать... Всегда имел он доступ в кабинет к государыне без доклада».

Однако Волков не только отказался от поста кабинет-министра и высшего ордена империи, но и не принял поместье и крепостных. Сохранилось свидетельство такого рода: «Рассказывают с достоверностью, что государыня, при восшествии на престол, благоволила жаловать его дворянским достоинством и вотчиною, но он со слезами благодарности просил императрицу, удостоить этою наградою женатого брата его, Гавриила, а ему позволить остаться в том звании и состоянии, которому он обязан своею известностью и самыми монаршими милостями. И государыня...

уважила просьбу первого русского актёра и основателя отечественного театра».

Был ли Волков в столь высокой доверенности у Екатерины? Занимал ли он столь значительное место в организации заговора? Несомненно, что Волков и Екатерина представляли друг для друга взаимный интерес. В беседах о театре и литературе они не могли не касаться политических тем и, вероятно, могли обсуждать и конфиденциальные вопросы. Мнение Волкова и в этих вопросах могло быть очень значимым, ибо многие современники считали его одним из умнейших людей России.

Выдающийся просветитель и знаменитый масон Николай Иванович Новиков считал его «мужем великого, обымчивого (то есть объемлющего) и проницательного разума, основательного и здравого рассуждения, и редких дарований, украшенных многим учением и прилежным чтением наилучших книг». Денис Иванович Фонвизин, автор бессмертного «Недоросля», называл Волкова «мужем глубокого разума, наполненного достоинствами, который имел большие знания и мог бы быть человеком государственным». Третий современник — выдающийся поэт Гавриил Романович Державин величает Волкова «знаменитым по уму своему».

Как бы то ни было, но участие выдающегося актёра в ропшинской драме справедливо считается наименее выясненным моментом в биографии Волкова. И всё же даже то немногое, что нам стало известно сейчас, проливает новый свет на Фёдора Волкова, который был не только актёром и основателем русского профессионального театра, но и незаурядным политическим деятелем, истинную роль которого ещё предстоит выяснить историкам.

Собранные по крупицам сведения с большой достоверностью позволяют судить, что среди тех, кто находился с Петром Фёдоровичем за последним его столом, Фёдор Волков был режиссёром его кончины: Григорий Никитич Орлов, Теплов, Барятинский, Энгельгардт, Шванвич и, кажется, Потёмкин убивали больного, тщедушного арестанта, а Фёдор Волков, восседая за столом, был подобен некоему смертоносному демиургу, дирижировавшему этим секстетом убийц не марая рук, но мастерски руководя всем хорошо им продуманным действом, за что и предложила ему Екатерина и фельдмаршальскую должность кабинет-министра и высший орден империи.

Но в том-то и состояло величие ума Фёдора Волкова, что он отказался от всей этой мишуры, предпочтя остаться режиссёром театра и его первым актёром. Правда, Екатерина предоставила Волкову право входить к ней в апартаменты без доклада в любое время, подарила новый двухэтажный дом с удобной и богатой мебелью, картинами, гобеленами, фарфоровой и серебряной посудой, а также распорядилась выдавать из её личных сумм, хранившихся в Кабинете, любые деньги, а из дворцовой кухни — всё, что Волков пожелает.

Кроме того, он мог в любое время затребовать из царской конюшни экипажи для себя и своих друзей, но Волков вёл жизнь уединённую, наполненную чтением книг, раздумьями и упорным трудом в театре. И потому более четырёх кувертов довольно скромных яств он никогда с кухни не брал, а в поездках обходился пароконным экипажем.

И мало кто из современников знал что-либо о его личной жизни, а тем более о той роли, которую сыграл он в июле 1762 года.

Вместе с Манифестом от 7 июля, где сообщалось о причинах смерти Петра III, был разослан во все города и ещё один Манифест, названный «Обстоятельным», в котором перечислялись все злокозненные деяния усопшего монарха и дословно приводилось подписанное им отречение от престола.

7 июля был издан и ещё один Манифест — о предстоящей коронации. Обращала на себя внимание необычайная поспешность — церемония должна была состояться в Москве менее чем через два месяца, что не имело прецедента в российской истории. Красноречивым было и то, что главным распорядителем всех торжеств был назначен Григорий Орлов. Но ещё более скоропалительными оказались похороны Петра III.

Местом его погребения был избран не Петропавловский собор, а Александро-Невская лавра, что тоже добавило уверенности в насильственной смерти Петра III.

По предложению Никиты Ивановича Панина Сенат «рабски просил Екатерину не участвовать в похоронах», так как «сия процедура была бы для неё невыносима». Екатерина согласилась и в похоронах не участвовала.

Сохранилось не много свидетельств о похоронах Петра III. Одно из них оставил флигель-адъютант Петра III полковник Давид Рейнгольд Сиверс. Он был в Ораниенбауме, когда арестовывали Петра III, и сам был арестован Василием Ивановичем Суворовым. Благодаря заступничеству своего кузена графа Карла Сиверса перед Екатериной II он был освобождён и уехал в Петербург.