Есть и такая версия: 26 июня на последнюю трёхчасовую пытку приехали Пётр, Меншиков и другие сановники, а через семь часов после этого, и именно от пытки, Алексей умер. Есть свидетельства, что по приказу Петра Алексея удушили подушками четверо офицеров, а руководил всем этим уже известный нам Александр Иванович Румянцев.

Один из самых серьёзных исследователей дела Алексея Петровича, академик Устрялов, посвятивший изучению жизни царевича четырнадцать лет непрерывного труда, приводит десять версий его смерти. Наиболее достоверной ему представляется смерть от пыток.

Но нельзя полностью игнорировать и другие объяснения произошедшего.

Во всяком случае, 13 декабря 1718 года Румянцев был пожалован сразу двумя чинами — майора гвардии и генерал-адъютанта, а кроме того, были ему даны две деревни, ранее принадлежавшие сторонникам убитого царевича.

Царского благоволения за особые заслуги была удостоена и Анна Крамер. Она стала фрейлиной Екатерины, а затем и первой дамой при принцессе Наталье Петровне — самой младшей дочери Петра и Екатерины, скончавшейся, впрочем, сразу же после смерти своего отца. Забегая чуть вперёд, скажем, что, как только Петра похоронили, Анна Крамер уехала в свою родную Нарву, где и прожила до 1770 года, умерев на семьдесят шестом году.

История с Евдокией Фёдоровной и Глебовым, эпопея с поимкой и казнью Алексея долгое время были не просто предметами любопытства и активного соучастия Екатерины. Они стали для неё и убедительными иллюстрациями того, как её муж может поступить и с собственной женой, хотя и бывшей, но всё же матерью его детей, с собственным своим сыном и, наконец, с любовником этой несчастной бывшей жены, которая и при супружеской жизни опостылела Петру до последней степени, а тем более стала совершенно чужой после того, как его же стараниями была пожизненно заточена в монастырь.

Екатерина не могла не задуматься над страшной участью майора Глебова — храброго офицера, побывавшего и в огне Полтавы, и во многих других баталиях Северной войны, верная служба которого всё же ничуть не тронула каменное сердце её мужа.

А как женщина, она не могла не переживать, узнавая о десятках метресишек своего августейшего супруга, о безобразной сцене в Мекленбурге, когда предметом скотской похоти Петра стала его собственная племянница, затащенная им в спальню без малейшего зазрения совести на глазах у десятков придворных и самого её мужа — растоптанного и облитого презрением Петра, дотоле представавшего перед своими подданными монархом и сюзереном в герцогской короне.

Екатерина конечно же знала о бесчисленных амурных победах супруга над трактирщицами и княжнами, маркитантками и купеческими дочками, служанками и попадьями. Помнила она и о собственном своём приключении с ним, когда была для Петра солдатской портомоей и прислугой в доме Меншикова.

И потому следующая история, произошедшая с одной из её фрейлин и государем Петром Алексеевичем, высветившая перед нею ещё раз все его дурные качества — мстительность, болезненную жестокость, способность играть с человеком, попавшим к нему в руки, как кошка с мышкой, обнадёживать свою жертву, и всё же в конце концов убить её, — эта истории в жизни её заняла особое место, потому что многие перипетии её очень близко коснулись самой Екатерины через несколько лет.

Однако возвратимся ко дням смерти и погребения Алексея Петровича.

Желая показать, что смерть Алексея для него ровно ничего не значит, Пётр на следующий же день после казни сына пышно отпраздновал девятую годовщину победы под Полтавой. В официальных бумагах всё чаще стало появляться имя единственного сына Екатерины трёхлетнего великого князя Петра Петровича. Родители видели в нём законного наследника престола и радовались тому, что мальчик растёт крепким, весёлым и разумным. Но судьба решила иначе: после недолгой болезни 25 апреля 1719 года мальчик умер. А на следующий день, на траурной службе по умершему, неосторожно рассмеялся родственник Евдокии Лопухиной Степан Лопухин. Причину произошедшего объясняли тем, что не угасла ещё свеча Лопухиных, ибо оставался жив и здоров сын казнённого Алексея, член их семьи — царевич Пётр Алексеевич, бывший всего на полмесяца старше своего умершего дяди Петра Петровича, который теперь в глазах очень многих получал все права и основания на наследование российского престола.

Разумеется, был розыск, и были пытки, но были и выводы — царь Пётр решил сделать всё, чтобы трон не достался ни Лопухиным, ни их родственникам, ни их сторонникам и единомышленникам.

Однако прошло почти три года, пока царь сумел воплотить задуманное в официальный документ — «Устав о наследии престола», в котором право на трон переходило к любому угодному Петру человеку.

Но прежде чем этот «Устав» появился, произошло несколько событий, важнейшими из которых было победоносное окончание войны со Швецией, принятие Петром титула Российского императора, ещё одна война — с Персией и, наконец, коронация Екатерины.

И всё же среди всего случившегося в государстве очень сильное впечатление не только на современников, но и на многие поколения потомков, произвело ещё одно дело — судебный процесс над фрейлиной Екатерины, девицей Марией Гамильтон, та самая история, которую автор и обещал рассказать, когда речь зашла о дурных качествах царя Петра.

Среди «весёлых девиц и дам», участниц «всешутейших и всепьянейших соборов», после 1715 года одной из первых оказалась молодая незамужняя красавица Мария Даниловна Гамильтон. Она происходила из знатного и древнего шотландского рода, приехавшего служить России ещё при Иване Грозном. Мы уже встречались с этой фамилией, когда речь шла о царе Алексее Михайловиче и его друге Артамоне Сергеевиче Матвееве, чьей женой была Евдокия Петровна Гамильтон, дальняя родственница Натальи Кирилловны Нарышкиной — будущей матери Петра I. Таким образом, Мария Даниловна Гамильтон доводилась Петру хотя и очень далёкой, но всё же родственницей, что, разумеется, не могло её избавить от вожделения. Какие могли быть преграды, если родственница, хотя бы и близкая, нравилась ему? А здесь речь шла о какой-то седьмой воде на киселе.

Мария Даниловна Гамильтон, будучи фрейлиной Екатерины, имела среди своих служанок и Анну Крамер, с которой мы тоже недавно познакомились и которая тоже в своё время была осчастливлена Петром ласками и любовной близостью.

Пётр не обошёл своим вниманием и Марию Даниловну наряду с другими фрейлинами Екатерины. Как сообщает прекрасный знаток быта и нравов петровской эпохи видный историк Михаил Иванович Семевский, в это время любовницами Петра были кроме Гамильтон Анна Крамер, Матрёна Бал к — сестра Анны Моне и жена генерала Балк, Авдотья Чернышева, графиня Мария Матвеева и княжна Мария Кантемир.

Две последние дамы, носившие к тому же аристократические титулы, отличались хорошим образованием, европейскими манерами и великосветским воспитанием. Чуть позже вы узнаете и о них, а теперь — о Марии Даниловне Гамильтон.

Любовницей Петра была она скорее по принуждению, а истинно любила одного из денщиков Петра — Ивана Михайловича Орлова, который вместе с Гамильтон сопровождал Екатерину в большом путешествии за границу в 1716-м и 1717 годах. Иван Орлов часто бывал пьян, ещё чаще ругал Марию Даниловну нечистыми словами, а иногда и бивал, но камер-фрейлина продолжала его беззаветно любить. Во время этого более чем полуторагодового путешествия Гамильтон забеременела и 15 ноября 1717 года, уже после возвращения в Петербург, родила мальчика. Из-за того что она не была замужем, Мария Даниловна решила избавиться от новорождённого и сразу же удушила ребёнка.

1718 год начался розыском по делу царевича Алексея, и другие уголовные дела отошли на второй план. Между тем в Летнем саду, возле фонтана нашли мёртвого младенца и начатое расследование привело к Орлову и Гамильтон. Процесс по делу «девки Гамонтовой» стал проходить параллельно с процессом Алексея Петровича и его сообщников. А вина Гамильтон была усугублена тем, что при обыске кроме окровавленного белья нашли несколько алмазных вещей, принадлежавших царице Екатерине, и Мария Даниловна, не запираясь, призналась в их краже.