После первой ночи, проведенной возле ворот поместья Лестрейнджей, Ворон почти решился оставить эту затею. Однако, подумав, он пришел к выводу, что момент для небольшого ограбления именно сейчас был наиболее подходящим. Если Рудольфус будет занят поиском украденных ценностей, то хотя бы на время оставит его семью в покое. Валет даже определил для себя цель – сейф в кабинете. Даже если там не будет ничего сверхценного, что-то все равно обнаружится. Что-то, достойное того, чтобы быть спрятанным в зачарованный сейф.

О том, где находится сейф, Ворон узнал от приставленного к нему эльфа. Финли знал одного из эльфов Лестрейнджей, а так как приказа не говорить никому о сейфе от хозяев не поступало, то эльфы поместья тайной данную информацию не считали. Осторожные вопросы, заданные деду, также убедили Ворона в том, что Рудольфус не делал секрета из месторасположения сейфа. Мало того, он любил хвастаться, что до этого сейфа никто и никогда не доберется, потому что не сможет пройти внешнюю охрану. А если это недоброжелателю удастся, то сам сейф ему ни за что не вскрыть.

Рудольфус слишком часто заявлял, что его сейф по надежности практически не уступает сейфам Гринготтса. Ворон сам себе не хотел признаваться, что именно это заявление сыграло решающую роль в его решении продолжить дело.

Ворону пришлось вернуться на чердак и найти сундук с зачарованным замком. Чары на замок были наложены простенькие, но Ворону нужен был только принцип взаимодействия угля со щупом. Получив несколько слабых обжигающих импульсов от замка, он наконец нашел то, что искал. Валет выяснил, что если полностью натереть щуп углем, вогнать его в замочную скважину и пару раз переместить сверху вниз, то заклятья, наложенные на замок, будут заблокированы на то время, пока щуп будет оставаться внутри.

Насчет непроходимости внешних чар Лестрейндж не преувеличивал. Уже в первую ночь Ворон разобрался в их структуре. О том, чтобы снять защиту или как-то ее заблокировать, речи не шло. Это было невозможно. Невероятно сложное переплетение нитей всевозможных чар образовывало некие подобия узлов, от которых к дому вели тонкие нити какого-то заклятья. Предположив, что эти нити выполняют функцию сигнализации, Ворон отполз от ворот и неслышно растворился в небольшой роще, которая подходила довольно близко к самим воротам.

Среди деревьев Ворон долго выражал свое восхищение Лестрейнджами в весьма нецензурной форме.

В том, какие именно заклятья осуществляют защиту поместья, он даже не пытался разбираться. Разрушение или блокировка любого из них приводили к тому, что о визитере сразу же становилось известно хозяевам.

Ожидания Ворона увенчались успехом. Он наконец понял: входящие распознавались по принципу «свой-чужой». «Своих» ворота пропускали беспрепятственно, не оповещая хозяина. Ворон как раз стал свидетелем занимательной сцены, в которой был замешан сам Рудольфус, а также полуголая девица, которая пыталась убежать от разъяренной молодой женщины, оказавшейся женой Рудольфуса, Беллатрикс. Темноволосая красавица совершенно не вовремя явилась домой, а чары не предупредили Руди, и он не успел спрятать полуголую блондинку в шкаф.

Ворон в качестве стороннего наблюдателя сравнил двух женщин и сделал вывод, что у Рудольфуса отвратительный вкус. Его жена была просто безупречно красива, а ее ярость говорила о необузданной страстной натуре.

— И чего ему не хватает? – пробормотал Ворон, приникая к биноклю, который приобрел в ближайшем городке. Дед отнесся к покупке скептически, утверждая, что эта поделка магглов не сравнится с омниноклем, но Ворону было на его скепсис наплевать. Ему было нужно, чтобы устройство позволяло следить за поместьем издалека и не фонило в магическом спектре.

Кричали уже рядом с воротами. Когда полуголая блондинка вылетела за пределы поместья и сразу же, достав палочку, аппарировала, Ворон присвистнул.

— И где она ее прятала? – он сказал это вслух и тут же начал отползать поглубже в кусты, увидев, что темноволосая красавица бежит прямо к роще.

Она остановилась совсем рядом с кустами, где спрятался Ворон, и опустилась на ствол поваленного дерева. Закрыв лицо руками, женщина зарыдала.

Ворон затаил дыхание.

— Белла, ты где? Белла? – голос принадлежал мужчине, но совершенно точно не Рудольфусу.

К тому месту, где рыдала Белла, выбежал молодой парень, лет двадцати-двадцати трех. Темноволосый, высокий, он был похож на Рудольфуса, как могут быть похожи только братья.

— Белла, — он подскочил к женщине и попытался ее обнять.

— Оставь меня в покое, Рабастан! – она вскочила и сжала кулаки.

— Белла, пожалуйста, давай вернемся домой, — парень аккуратно подхватил ее руку.

— Как он мог?! Я же не просила его жениться на мне! Но раз наш брак свершился, неужели трудно проявить ко мне хоть каплю уважения? Я же не прошу у твоего брата многого, но он мог хотя бы не таскать своих шлюх в нашу постель?! – Белла начала вырываться, но Рабастан держал ее крепко.

— Белла, — в глазах парня промелькнула тоска.

«Ничего себе, а парнишка-то неровно дышит к своей невестке», — Ворон глядел на разворачивающуюся сцену сквозь маленький просвет среди ветвей густого кустарника, где он притаился, вознеся хвалу богам, что кустарник не колючий.

Тем временем Рабастан перехватил вырывающуюся Беллатрикс уже за обе руки и прижал к себе.

— Белла, — простонал он и начал целовать замершую женщину.

«Ой, дурак», — Ворон даже посочувствовал неудавшемуся любовнику.

Его догадка подтвердилась. Звук пощечины показался Ворону оглушительным. Белла отскочила от опешившего Рабастана и прошипела:

— Не смей прикасаться ко мне, — она стояла настолько близко от того места, где лежал Ворон, что тот смог разглядеть кровь на длинных ногтях женщины.

Белла вытащила белоснежный платок, демонстративно вытерла кровь и швырнула платок на землю.

— Никогда не смей ко мне прикасаться, — с этими словами она проскочила мимо держащегося за щеку Рабастана и побежала к дому.