Безумие... Сладкое безумие в серебристом тумане.

– У этого ангела сожженные крылья... – Том повторяет это неосознанно, словно в бреду и чувствует через тонкую ткань рубашки, как Крис прижимает к обнаженной груди.

Когда он успел раздеться?..

– Хочу тебя, – словно приговор. И Том не знает, кто это сказал. Он просто закидывает голову, подставляя шею под ставшие немного грубыми поцелуи.

А настойчивые наглые пальцы дергают язычок молнии на брюках, стягивают их вместе с бельем. И Том совершенно неправильно развратно стонет и прикусывает губу, пугаясь самого себя.

Господи... Так же нельзя, это ведь... грех! Он никогда не был религиозным, но знание всегда сильнее, чем вера.

– Крис, остановись! – он вцепляется в сильные плечи, пытаясь прекратить происходящее.

– И что потом? – Хемсворт действительно останавливается, заглядывает в глаза.

– Не... знаю, – Том вопреки своей просьбе обхватывает Криса за шею и шепчет:

– Это могут быть не твои чувства. Я не хочу, чтобы утром ты пожалел...

Но Крис только улыбается в ответ и целует в губы. И Том подается вперед, отвечая на поцелуй. Пусть неправильный, но зато... предназначенный ему.

У него слишком гладкая кожа. Слишком стройные ноги. Слишком частое дыхание... Всего слишком.

Черные пряди растрепались, торчат в разные стороны, делая изможденное лицо почти мальчишеским. Прозрачные глаза теперь темные, отдают изумрудной зеленью.

Крис тянется к пуговицам так и не снятой с Тома рубашки, дергает верхнюю... а тот вдруг дергается в сторону, отталкивает руку, вцепляется в тонкую ткань.

– Ты чего? – Крис злится на себя за это непонимание, но...

– Оставь так, какая тебе разница? – в голосе у музыканта почти раздражение.

Хемсворт качает головой и склоняется к тонким губам, снова пробуя на вкус. Посасывает нижнюю, успокаивая... А сам незаметно расстегивает прозрачные пуговицы одну за другой. И когда последняя расстегнута, а Том тихо постанывает, тянется за все новыми поцелуями, похоже, растеряв последние остатки контроля, Крис приподнимает тонкое тело музыканта, резко сдергивает рубашку и вздрагивает, отшатываясь: грудь Тома пересекает старый, но от этого не менее жуткий шрам. И флейтист хрипло выдыхает, безвольно откидываясь назад. В прозрачных глазах пустота.

– Доволен теперь? – в голосе у Хиддлстона та же пустота, что и во взгляде. – Все что хотел, увидел?

– Я знаю откуда это, – шокировано выдыхает Крис, вспоминая обрывки того жуткого сна с участием Тома, – у тебя и на спине должны быть...

Он обхватывает Тома за талию и поворачивает на живот. Тот не сопротивляется, не дергается...

Худая спина исполосована тонкими, словно от плети, шрамами. А левую лопатку пересекает уродливая тонкая полоса, змеящаяся по светлой коже. И Крис зачем-то прикасается к ней губами. Целует, скользит языком, словно зализывая...

Том неловко дергается, выгибаясь. И словно случайно трется обнаженными ягодицами о пах Криса.

Видимо и правда, случайно. Потому что в следующую секунду музыкант уже резко отстраняется, словно испугавшись. Но Крис такой момент упускать не намерен. Он опускается ниже, вжимаясь... И понимает, что все еще в брюках.

Отстраняется от затихшего Тома, дрожащими от возбуждения пальцами расстегивает ремень, стягивает штаны, белье. А потом вжимается возбужденным членом, так удачно ложащимся меж ягодиц музыканта. Трется, судорожно втягивая ставший слишком горячим воздух. Скользит ладонями по напряженной спине, ощущая неровности шрамов. Прикасается губами к позвонкам, целует один за другим, спускаясь все ниже... А потом поворачивает Тома обратно на спину и заглядывает в затуманенные глаза:

– Все еще считаешь, что я должен остановиться? – это не насмешка. Он должен задать этот вопрос. Потому что именно этот момент – точка невозврата. Сейчас еще можно остановиться, выбросить это из головы, как некое недоразумение, легко объяснимое опьянением. И Том тоже это понимает. Долго молчит... А потом качает головой, прикрывая глаза. И этого жеста Крису достаточно. Он жадно сминает прохладные сухие губы несдержанным поцелуем, врывается внутрь, кажется, ошеломляя своим напором... Отстраняется, и, глядя в глаза, скользит ладонью по груди флейтиста, задевая напрягшиеся соски, по впалому животу, с чуть заметными кубиками пресса... и обхватывает уже чуть влажный напряженный член Тома, ловя поцелуем сорвавшийся с губ англичанина стон.

Вот так... Ты узнаешь, что такое нежность, Том...

А тот вдруг резко опускает руку вниз и перехватывает тонкими сильными пальцами буквально ноющий член Криса, чуть сжимает, заставляя застонать... и начинает ритмично двигать ладонью.

Хемсворт прижимает Тома еще ближе к себе и шепчет, не совсем понимая, в праве ли вообще такое предлагать:

– Мы можем... дальше? Ты хочешь?

– Да, Крис... – Том выгибается от особенно чувствительного прикосновения к головке, – хочу тебя...

И тот вздрагивает от сладкой судороги, прокатившейся по всему телу. Почти грубо переворачивает англичанина на живот и проходится ладонью по упругим нежным ягодицам, раздвигает их, скользя пальцами, задевает сжатое отверстие... И Том задушено стонет, похоже, зажимая рот ладонью.

А Крис нажимает пальцем на колечко мышц, пробуя втолкнуть палец. И только вздрогнув от болезненного стона англичанина, вспоминает, что нужно что-то, чтобы облегчить проникновение... Смазка?

– Том, у меня ничего нет... – Крис нагибается к затылку флейтиста, целует завитки черных волос, – похоже, что...

В ответ Том перехватывает его руку и обхватывает губами пальцы, смачивая слюной. И Хемсворт стонет, прикусывая губу. Момент настолько интимен... А музыкант вдруг выпускает пальцы, и чуть приподняв таз, шепчет:

– Давай...

А Крис вдруг понимает, что может сделать гораздо больше, чем просто причинить боль, лишь слегка влажными пальцами. Понимание приходит на интуитивном уровне, словно Крис знал это всегда...

Он склоняется над напряженной спиной Тома, ведет языком по позвоночнику, перемежая скольжение поцелуями... А потом раздвигает ягодицы музыканта и приникает губами к напряженному отверстию, сразу же обильно смачивая слюной.

Хиддлстон судорожно дергается, сводя ноги, пытается повернуться на спину... Но Крис не дает ему уйти от прикосновений, а только настойчиво целует мягкую кожу и продолжает вылизывать бархатистые складочки.

Скапливает как можно больше слюны, чтобы она смочила все внутри... и, чуть отстраняясь, медленно пробует протолкнуть палец. И это удается.

Том молчит, только чуть заметно напрягается, тихо выдыхая. Из чего Крис делает вывод, что ему не так уж и больно...