Кингс-роуд была расположена довольно далеко в стороне.

Джерри шел не спеша, наслаждаясь погожим днем, размахивая своей музыкальной тросточкой и слушая музыку, льющуюся из ее рукоятки, свернул на Элджин-Креснт, затененную большими старыми дубами, измерил всю длину Клэрендон-роуд и только после этого достиг Голланд Парк-авеню, на которой росли высокие деревья и стояли огромные пустые дома с разбитыми окнами.

Запряженная двумя маленькими лошадками, шотландскими пони, по опавшим листьям медленно катилась тележка булочника, окрашенная в красный и зеленый цвета. Худой извозчик вытянулся на своем сиденье, стараясь уловить побольше тепла от осеннего солнца, и, казалось, прислушивался к ленивому басовому гудению отдаленного самолета.

Джерри остановился и купил сдобную булочку с изюмом.

— Сегодня весьма тихий день, — сказал булочник.

— Да, неплохой, — Джерри откусил от булочки, — как поживает ваша жена?

— Ничего, терпеть можно.

— Вы уже закончили свой ежедневный обход?

— Не знаю, насколько это стоило стараний. Хлеба раскупили очень мало. Несколько эклеров, пирожные с фруктовым кремом и повидло.

— Я думаю, что сегодня вы не зря старались.

— В иные дни раскупают и того меньше.

Джерри направился в парк. Его музыкальная тросточка наигрывала мелодию «Дурак на горе».

Пока Джерри проходил по Голланд Парк, он видел нескольких играющих детей. Старик кормил голубей, павлинов и цесарок из большого свертка с арахисовыми орехами, который он держал у пояса.

Джерри остановился у Голландского дома и оглядел его белый фасад, но большой особняк, построенный в духе королевы Елизаветы, был тих, поэтому Джерри продолжил путь, пока не дошел до крикетного поля с расставленными воротами и обгоревшего остова Института здравоохранения, который выходил прямо на Кенсингтон-Хай-стрит, по которой медленно текли автомобили.

У Джерри возникло некоторое интуитивное предчувствие.

На углу Эрлс-Корт-роуд он сел в свой припаркованный здесь трансформируемый «Мэйбах-Цеппелин», сложил верхнюю часть корпуса, чтобы позволить ветерку приятно овевать его волосы, и быстро поехал в Челси, где остановился у «Пурпурного попугая», около которого он договорился о встрече со Спиро Коутрубуссисом, чтобы обсудить некоторые события прошлого, настоящего и будущего за завтраком.

Кулуары клуба были заполнены подвешенными клетками, в которых обитали говорящие птицы, канарейки, попугаи какаду, которые непрестанно взывали друг к другу сразу на нескольких языках и диалектах. Встречающий гостей клуба «Пурпурный попугай», одетый в одежды из тщательно обработанных птичьих перьев, выглядел, как вождь какого-нибудь полинезийского племени в обрядовой национальной одежде.

Встречающий улыбнулся Джерри:

— Ваш столик готов, мистер Корнелиус. Ваш друг находится в комнате Коноплянок.

Спиро Коутрубуссис одиноко сидел на стуле перед стойкой бара, внимательно рассматривая клетку, в которой нахохлились угрюмые крапивники. На его курчавых черных волосах угнездился дрозд, канарский златоцвет лежал между его прекрасно ухоженных рук.

— А, Корнелиус, — произнес Коутрубуссис, узнавая Джерри.

— Прошу прощения, если я опоздал. У меня было довольно горячее время в Штатах.

— Я предупреждал вас об этом.

Джерри засопел.

— Это все Карен фон Крупп, именно она заманила вас в ловушку. Я знал, что она обязательно подстроит что-нибудь в этом духе. Вы ведь никогда не слушаете…

Дрозд начал петь. Коутрубуссис рассеянным жестом пытался смахнуть птицу, но дрозд только глубже запустил свои когти в его шевелюру.

— Это было приобретением опыта, — сказал Джерри, заказывая «перно», — бесценного опыта.

— Но время потеряно!

— Что ж, всегда случается какое-то событие, и вы ничего не сможете с этим поделать. Бросьте сердиться, Коутрубуссис. Давайте разгрустимся, а?

— Корнелиус, мы находимся в опасности. Весь наш проект под угрозой срыва — ваш проект, если уж на то пошло. Если вы обманули и тех и других…

Джерри протянул руку и взял меню, лежащее на стойке бара.

— Что нам следует заказать?

— Сегодня очень хороша утка, — сказал Коутрубуссис, — так мне сказали. Или же цыпленок «Аполлинер».

— Пожалуй, слишком тяжело для меня. Я начну с pate de foie[59], — Джерри слегка почесал кончик носа, — я избегаю еды. Все еще…

— Теперь Карен фон Крупп исчезла с горизонта?

— Мне хотелось бы предположить, что это так.

— Хорошо, тогда, по существу, вы, похоже, справились успешно. Но все еще есть Бисли. Очень важный момент, учитывая сложившиеся обстоятельства.

— Какие именно обстоятельства?

— Президент Бойл увеличил число военных советников. На Континенте[60] их три миллиона, и все они заняты тем, что старательно выискивают однозначные проявления пятой колонны.

— Не сомневаюсь в том, что никто не обеспокоен этим.

— Не совсем так. Никто, кроме Трех Президентов, и может быть Израиля. Вы слышали, что произошло вчера? Флот израильских вертолетов приземлился в Ватикане, Папа был арестован. Допускаю, что они натворили там еще что-нибудь, отягчающее вину.

— Я последнее время был несколько в стороне от событий.

— Я не укоряю вас за это.

Они перешли в ресторан. Ресторан возник после переделки старой оранжереи, поэтому все его подпорки, столбы, стропила были увиты виноградными лозами, окна выглядывали на мощеный булыжником дворик, посреди которого находился фонтан, выполненный в стиле регентства, заполненный плавающими и довольными собой лебедями.

Джерри заказал hors d’oeuvre[61] и выбрал жареного перепела в качестве основного блюда. Посовещавшись, Джерри и Коутрубуссис решили, что будут пить «Голубую болотную синицу».

— Предполагаю, что вашу машину все-таки следовало бы отыскать, как вы думаете, Джерри? — спросил Коутрубуссис, со вкусом прожевывая очередную порцию цыпленка. — Если разобраться, у нас теперь не очень-то выгодное положение без нее, не так ли? У нас осталось очень мало шансов на успех.

— Я не могу представить себе, по крайней мере, на этом этапе, чем нам может помочь преобразователь, — ответил Джерри, поддевая маленькую перепелиную ножку.

— Вам совершенно необязательно проходить через него. У нас все-таки есть кое-что про запас, дорогой Джерри. Говорит ли вам… — Коутрубуссис слегка подавился черенком спаржи, — говорит ли вам, — он отпил глоток выдержанного вина «Молоко любимой женщины», — что-нибудь имя Гордон?

— Флэш Гордон?

— Гордон Гэвин.

— Говорит, — Джерри отщипнул кусочек от грудки перепела. — Последнее, что я слышал о нем, это то, что за ним числится двадцать два преступления. Он фальшивомонетчик.

— Ах, вот вы о чем! Не исключено, что так и есть на самом деле, ведь мы с ним познакомились не очень давно. Он хорошо наслышан о нашей схеме преобразования.

— Итак, он в самом центре событий?

— Еще нет. Вы хорошо знаете, насколько тупые типы там сидят. У Гэвина было поручение, но он его не выполнил. Через некоторое время он позвонил снова и сказал, что у него есть сообщение для вас от джентльмена, касающееся вашего изобретения, которое было потеряно в процессе испытаний. Вероятно, речь шла о машине.

— Я потерял много изобретений.

— Я уверен, что он имел в виду машину. Это может быть нашим спасением, Корнелиус.

— Уходим.

Коутрубуссис тяжело пересек улицу и вошел в ворота фазаньего питомника, где располагались его апартаменты. Джерри проследовал за ним по опасным для хождения ступеням, окруженным с двух сторон раскрошенными, распадающимися статуями, до темного зала, заполненного тусклым блеском лакированных дверей и незримым хлопаньем крыльев.

Они прошли по молчаливым коридорам, пересекли тихие дворики и поднимались вверх по лестницам до тех пор, пока наконец не очутились в самой сердцевине старого викторианского особняка.