— Молодец, брат! До самой смерти готов служить тебе за твою победу!

Вместе с Курбаном и Келханом Кепеле все шумели и радовались. Конечно, эта радость была ничтожной в сравнении со страданиями, которые причиняли простым туркменам те же нукеры Мядемин-хана. Но ведь так бывает и с узником: просидев в темнице долгие годы, он забывает от счастья обо всем на свете, стоит ему хоть на короткий миг увидеть луч солнца и дохнуть воздухом свободы…

Непес-мулла обтер лицо полой рубахи, надел ичиги и, заметив рядом Курбана, попросил его:

— Курбан, сынок, принес бы мне глоток воды!

Курбан, готовый послужить своему герою, бросился в

сторону одной из кибиток.

Люди стали постепенно расходиться. Нукеры Мядемин-хана направились к своим лошадям.

— Хемракули-хан, куда же вы? — обратился Пенди-бай к предводителю. — Нельзя быть на свадьбе и не отведать угощения!

— У нас свои дела, — ответил нехотя, но довольно зло Хемракули.

— Пенди-бай! — встрял в разговор Келхан Кепеле. — В народе говорят: «Лучше оторви друга от себя, чем отрывать его от дел!» Зачем держать Хемракули-хана? Он и так, кажется, много времени потерял. Да к тому же впустую!

Кто-то толкнул его в бок:

— Охота тебе беду наживать своим языком, Келхан! Зачем наступать на хвост лежачей собаке!

Келхан Кепеле рассмеялся:

— У меня столько бед, что одной больше, одной меньше — ничего не значит.

Но Пенди-бай, делая вид, что не обращает внимания на Келхана Кепеле, подошел к Хемракули.

— Ну, раз уж надо вам уезжать, возьмите хоть призы свои, — он указал рукой на трех баранов, связанных одной веревкой.

Хемракули кивнул в сторону Непес-муллы, который стоял поодаль в ожидании воды.

— Они теперь его!!

— Нет, нет! Это была шутка. Мулла получит свой приз!

Услышав эти слова, Кичи-кел быстро соскочил с коня и, кликнув за собой еще двух нукеров, бросился к баранам. Таким образом, гости удалились хоть и посрамленные, но все-таки с наживой.

Когда Курбан подошел к кибитке, которую занимали женщины, первой встретилась ему Каркара. Она сразу заметила, что лицо Курбана сияет от радости.

— С чего ты такой довольный? Как будто твой конь на скачках победил!

— Был бы мой конь, я бы радовался один. А сейчас радуются все!

— Что же случилось?

— Непес-мулла боролся с Хемракули-ханом и так задал ему, что чуть все ребра не переломал!

— Вот это здорово! Надо было ему еще и шею свернуть!

Неприязнь девушки к Хемракули-хану была понятна. Все жители аула считали Хемракули своим личным врагом, потому что на его стол попадали крохи с каждого бедняцкого стола. То, что могло бы достаться детям бедняков, доставалось нукерам Хемракули-хана.

Каркара наполнила водой деревянную миску и протянула ее Курбану.

— Курбан! Человек, победивший Хемракули-хана, наверное, угоден аллаху. Ему известно больше, чем другим. Я прошу тебя, спроси у него, когда вернется мой отец.

В ее глазах было столько тоски, что Курбан и сам чуть не заплакал. Самая красивая девушка в ауле была самой несчастной, и он отдал бы все, чтобы хоть как-то помочь ей. Но Каркара быстро заставила себя переменить тон.

— Сегодня ставят белую кибитку, — сказала она, — Будут за платком прыгать. Приходи, может, тебе повезет.

С этими словами Каркара повернулась и скрылась в кибитке, а Курбан вернулся к Непес-мулле.

— Спасибо, сынок. Дай тебе бог хорошую подругу, — сказал мулла, принимая воду.

Курбан улыбнулся, оттого что Непес-мулла как бы угадал его тайные мысли, но тут же снова нахмурился, вспомнив просьбу Каркары.

— Мулла-ага, я вспомнил… Простите… Вы сказали про подругу… — он запинался, не владея собой. — Когда вернется дядя Дангатар? Привезут его в этот раз? Это Каркара спрашивает…

Непес-мулла тяжело вздохнул. Он не знал, что ответить мальчику и вместе с ним его подружке, несчастной сироте. Глаза его невольно обратились в ту сторону, куда уехал Каушут, но там была одна лишь степь с низкорослыми зарослями колючки, по которым и он не мог прочесть никакого ответа. А мальчик внимательно глядел в его лицо.

— Вернется, Курбан-хан, вернется. Аллах не даст Каушуту прийти пустым, если есть хоть какая-то правда на земле…

Народ расходился с площадки для гореша. Некоторые отправились домой, однако большая часть двинулась к белой кибитке жениха посмотреть на другое состязание— прыжки за платком.

Белая кибитка была большой радостью в ауле. Старики и на десятерых своих сыновей не могли завести новое жилище, и только Пенди-бай мог позволить себе такую роскошь — поставить сыну, едва нашлась невеста, новую кибитку. Новая кибитка, восьмикрылая, была сделана по специальному заказу лучшими сарыкскими[17] мастерами.

У кибитки все уже было поставлено, кроме дурлука[18] и ука[19]. На высоком туйнуке[20] был подвешен кусок только что сотканного кетени[21], который и дразнил взгляды собравшейся молодежи.

Те, кто считали себя хорошими прыгунами, разувшись, пробивались в кибитку. Но никто пока из прыгавших не мог достать до полоски красной ткани.

Курбан еще ни разу не участвовал в этой игре. Сейчас и его взгляд был прикован к кетени. Мысленно он легко подпрыгивал вверх и касался кончиками пальцев материи. Кетени снимают и накрывают плечи Курбана. И, счастливый, он бежит сразу же к Каркаре… Но этой мечте так и не суждено было обратиться в действительность. Кетени достался не ему.

Когда уже все вроде перепробовали, а Курбан все еще нерешительно топтался в стороне, в кибитку вбежал запыхавшийся старик. Кетени уже собирались снимать, раз никто не мог допрыгнуть, но старик закричал:

— А ну, постойте! Дайте-ка и нам попробовать!

Люди вокруг засмеялись. В самом деле, это выглядело смешно — старый человек брался за то, что было не под стать молодым людям. Но старик думал иначе. При первом же его прыжке толпа притихла. Видно было, что он всерьез хочет заполучить приз. Второй прыжок оказался удачным: пальцы старика коснулись края кетени. Довольный победитель удалился со своей добычей.

Теперь, немного пониже, на туйнук подвесили платок. Тут уже Курбан решил не теряться. Едва только кликнули желающих, он стал разуваться. Но когда Курбан приготовился к разбегу, сзади подошел лет сорока человек, тоже разутый, и отодвинул его в сторону:

— Дай-ка старшему начать. Молодой, подождешь!

Курбан, сразу остывший, безропотно повиновался.

Видно, и эта награда должна была достаться другому. Человек разбежался и, напрягши все тело, подпрыгнул. Рука его чуть не достала до платка. Опять толпа засмеялась, на этот раз еще сильнее, чем над стариком. Курбан посмотрел в ту сторону, где стояли женщины, и увидел Каркару. Она была в старом, выцветшем платке, недостойном, по мнению Курбана, такой головки, как у нее. Поэтому просто необходимо было добыть новый, чтобы и Каркара могла покрасоваться в нем перед другими.

Не дожидаясь, пока еще кто-нибудь опередит его, Курбан вышел вперед, разбежался и прыгнул. Его легкое тело поднялось высоко, и пальцы коснулись платка. Приземлившись, он первым делом нашел глазами Каркару, на лице которой сияла радость.

Игра в шахматы, начатая рано утром, подошла к третьему туру. Апбас-хан внезапно переменил условия. Он сказал, что третью партию будут играть только Тач-гок со своим соперником. Эта партия была решающей. Две предыдущие сыграли вничью.

Тач-гок сильно волновался. Лоб его был покрыт испариной, и каждый раз, когда он делал ход, на нем выступали новые капельки пота. Ведь каждый его ход решал судьбу пленников. Перед его глазами стояли эти несчастные, измученные люди, и не только они, но и те, что остались дома без кормильцев, их еще более жалкие матери, дети, старики…