— Да почему ж нельзя, дорогой, можно.
Ягмур выбрался из машины, подошел к присмиревшему в городской толпе начальнику.
— Яшули, если хотите вместе со мной поехать, садитесь в машину, подвезем. Мы, земляки, не должны забывать друг друга.
Это было так неожиданно для Атаева, что он даже растерялся. Он еще думал, стоит ли унижаться перед этим «племянником», сесть ли в машину с государственным номером или, может быть, с достоинством отказаться, вежливо так и холодновато, а сам сорвался с места, почти побежал к дверце, но споткнулся и перешел на торопливый шаг — нет, нет, неприлично ему бежать, он тоже… Ну и что, что государственная, без него же не уедет. Вот так, спокойнее сесть. Вот.
Он впервые в жизни садился в машину с государственным номером… Да, живут люди. «Волга» была, скорее всего, обычная, серийная, но ему почему-то показалась она и более мягкой, комфортабельной, ковры вон какие, и тихой в работе, словно они без мотора ехали… А почему ты думаешь, что серийная? Не-ет, не так все просто, как видишь глазами.
На перекрестке недалеко от аэропорта шофер нарушил, кажется, правила движения, проскочил чуть ли не на красный и даже глазом не моргнул… «Ишь ты, нахал какой! — с неожиданной злобой подумал про шофера Атаев. — Как по собственному двору разъезжает… Да, когда за спиной гора, любое дело можно делать».
— Яшули, куда вас отвезти?
Нет, он сразу же понял смысл заданного вопроса. Но этому шоферу указывать он как-то не мог, не решался.
— Если это по пути, уважаемый, то высадите меня, пожалуйста, возле универмага центрального. А если…
— Нет, нет, яшули, вы не стесняйтесь, говорите, куда вам надо! — опередил племянника шофер, смотревший на сидящего сзади Атаева в зеркало.
— Ай, как-то неудобно…
— Если вы товарищ Ягмур-егена, я отвезу вас в любое место.
— Ничего, ничего… — поощрительно сказал и Ягмур-еген. — Говорите, яшули.
— Буду очень признателен, если к началу сорокового микрорайона…
— Сороковой так сороковой. Никаких проблем, яшули.
Его зовут Ягмуром, теперь-то он не забудет этого имени, как забыл, не придал ему значения несколько дней назад. Везет же дуракам…
— Ну, как там все-таки дядя мой поживает? Как у него дела?
— Дела у дяди? — переспросил шофер, поглядывая в боковое окно, быстро ориентируясь в уличной машинной давке. — Да нормально идут… Человек он, сам знаешь, занятой, забот у него хватает. Помощника нового ему дали, еще одного… Работы хватает, успевай только поворачиваться. Недавно с курорта вернулся, так с обоими помощниками и ездил. Люблю, говорит, когда рядом свои люди.
— Да, это половина дела, когда хорошие помощники под рукой, — решился подать с заднего сиденья голос Атаев. — Ба-альшое дело помощники.
— Ничего не скажешь, подручные у него молодцы, — кивнул Нуры-джан. — Главное дело — уважают очень его, боготворят прямо-таки. Нынче это не так уж и часто встречается. Ни одного человека не знаю, еген, кто бы твоего дядю не уважал. Удивительный человек! Ну, вот и сороковой, яшули.
— Спасибо, товарищ, большое спасибо! А вы, Ягмур-еген, когда собираетесь это… домой возвращаться?
— Долго не задержусь, яшули, ну, дня через два-три.
— Конечно, конечно… дела нас там ждут, много дел. Хлопок растим, товарищ шофер, вместе вот с ним. Половину страны, понимаете, одеваем. В дороге земляками, а на чужбине вот друзьями стали, это всегда так. Теперь, я думаю, нам не надо забывать друг друга, встречаться надо… общаться, так сказать.
— Обязательно, товарищ Атаев, встретимся непременно. Дороги в районе тесные, рядом живем.
— Вот-вот… Я как-нибудь заеду, Ягмур-еген, сам все найду. Разобьюсь, но уж аккумуляторы эти привезу, зачем и приехал сюда. Много будет с этим хлопот, но так надо. До встречи, дорогой… рад был, спасибо вам от души!
— Счастливого вам пути, яшули!
В последний раз отразив его, изогнутого, в своем черном благородном лаке, «Волга» мягко и сильно взяла с места и скоро скрылась в общем потоке, унесла своих счастливых в неведенье седоков в другую совсем, какую-то высокую жизнь… Хорошо, Атаев, молодец, сумел провести разговор. Особенно закончил хорошо, выправил ошибку. Атаев еще многое может, вы еще узнаете. Не в таких передрягах бывал, чтобы оружие складывать, загибаться в этом районе.
6
Атаев еще тыкал ключом в замочную скважину своего кабинета (вставал он рано, потому что был убежден, что главные дела делаются с утра), когда пришел к нему другой Атаев, друг-приятель его, по имени Чакан. Родственниками они не были, сроднило их волей-неволей другое: Чакан был тоже, если можно так выразиться, потерпевший деловой человек.
Не сказать, чтобы они были неразлучными друзьями. Атаев уже давно раскусил этого вечного заместителя, в настоящее время заместителя директора районного универмага, и в лучшие времена, пожалуй бы, даже побрезговал такой дружбой, хотя старинная мудрость гласит, что всякая дружба хороша, кроме дружбы раба. Вполне возможно, что то же самое думал про коллегу и вечный заместитель. Ну, такова жизнь, которую оба представляли себе довольно-таки бурной речкой, в которой, в свою очередь, немудрено порой и утонуть. На собственном опыте зная, как пускают пузыри, они вовсе не хотели копить этот самый опыт до бесконечности. На том и сошлись.
Чакан был очень деятельным человеком, другое дело, что не всегда находил достаточно достойное этому своему качеству поприще. В этом было основное затруднение, несмотря даже на поистине неистощимые запасы энергии в этом человеке — как раз то, чего не хватало порой начальнику районной Сельхозтехники. Товарищ Атаев зато слыл осторожным руководителем, именно руководителем, а не каким-то там человеком с вечным клеймом зама, и среди людей ходил так, как ходит кошка по грязи… Минус на плюс дает норму, на том и сошлись.
— Мимо шел, — сказал Чакан, опускаясь на застонавшее под ним кресло, поглядывая на приятеля маленькими, неожиданно быстрыми на его спокойном обвисшем лице глазками, — и вот зашел: во-первых, поздороваться с тобой, а во-вторых, узнать, что ты надумал по поводу вчерашнего разговора нашего. Надо решать, друг.
— Ты понимаешь, Чакан-ага, нельзя это так вот, сразу… не то что неприлично, а неловко как-то. Не надо торопиться, ни к чему. Нужно сначала все узнать, разведать, понимаешь… Да и утопией попахивает. Я люблю, когда дело можно руками пощупать.
— Что это еще за разговоры, друг?! Неприлично, неловко… какая утопия, где? Вот он, этот барашек, под руками, щупай сколько хочешь! А курдюк какой, ай-я-яй!..
Пустишь этого в стадо, а потом дохлятину будешь есть… вспомнишь тогда мои слова!
— Нет, зря я, видно, тебе об этом племяннике сказал…
— Я так и знал, что ты это скажешь! — торжественно проговорил Чакан, откинулся в кресле. Это было его любимым приемом, которым он пользовался где надо и не надо. — Сказал, ну и сказал, я же тебе не враг. Хорошо сделал, что сказал. Но только дурак спугивает птицу счастья, которая села ему на голову. Ты, друг, сам того не понимая, нашел ключ от райских ворот. Завладей им — и ворота будут распахнуты! А иначе он ведь так и заржавеет в этом селе Гуджук, в пыли валяться будет, дураки наступать будут, не зная, от чего это ключ. Мы этот ключ нашли, надо попробовать, вдруг получится. А потом, что мы теряем? Ничего. Но раз ключ найден, то им надо открывать то, что положено открывать, понял меня, друг?!
Атаев все понимал, тем более что мысль подружиться с дядей через племянника, первой пришла именно ему еще там, в государственной этой машине, но…
— Да попытаться можно…
— Не попытки надо делать, друг. Попытка — это заранее составленная капитуляция… Дело надо делать, дело! Как ты думаешь, потянул бы ты… ну, положим, республиканскую Сельхозтехнику?
И хотя неожиданно это Чакан сказал, ни один нерв не дрогнул в Атаеве, — потянул бы! Не боги горшки обжигают. А там бы… Атаев знает, как эту занятость и лоск на себя нагоняют, в руководителях, слава богу, походил, не то что этот… А вслух сказал:
