— Ну как же не помнить, хорошо помню, и теперь не забуду, — говорил Чакан, цепко и вроде приветливо разглядывая гостя, и подал ему руки, неожиданно энергично затряс так, что у Ягмура даже зубы застучали. — Весьма рад, дорогой еген, весьма… Как хорошо, что я решил сейчас зайти сюда! Так на чем вы остановились, извиняюсь?!

— Да вот… — неопределенно сказал Атаев. — О посевах говорили, о том о сем… Можешь, Чаган-ага, поздравить нашего гостя: у него сын недавно родился… мужчина!

— Так это же прекрасно, друзья! Надо обмыть это дело, я так думаю! Но у меня предложение: давайте забудем на сегодня о посевах и запчастях, о всякой этой работе… Мы собрались сюда отдохнуть, так будем же отдыхать, а не устраивать здесь сельскохозяйственный семинар! Как вы на это смотрите?

— А мы и не возражаем. Айлар-джан, дело за тобой. Не умори голодом, свои жизни тебе вручаем!

— Будьте за них спокойны, дорогие гости.

— Молодец, Айлар-джан! И еще предложение, — шумел неугомонный, а в общем-то приятный этот человек. — Давайте-ка без этих «вы» обойдемся, а?! Идет? А то слышу я со всех сторон это выканье, и, ей-богу, прямо хочется по стойке «смирно» встать!..

Ягмур-еген с удовольствием рассмеялся, потому что видеть этого человека в солдатской готовности было бы действительно смешно.

— А что, Чакан-ага дело говорит, — весело поддержал хозяин. — Не к лицу нам, равным за этим дастарханом, чиниться. Я за!..

— Спасибо, я тоже согласен, — охотно сказал Ягмур-еген, хотя и несколько робел называть товарища Атаева на «ты».

— Вот и отлично, — откинулся на подушках Чаган. Но долго в одном положении сидеть он не мог, вдруг приподнялся, посерьезнел, взял гостя за руку. — Вот этого человека, Ягмур-еген, зовут Ахмед Атаев, навсегда запомни. Если он твой друг, то и я должен быть твоим другом. У нас с ним одинаковые фамилии, но мы не братья, нет, мы друзья, а это выше, потому что ведь не всегда брат является другом, а друг — он всегда друг… Теперь нас три друга, и мы должны, это, беречь друг друга, мы должны, невзирая ни на что, жить одной жизнью…

Чакан говорил очень долго, говорил почти без пауз, поглядывая иногда маленькими живейшими глазками на Айлар, собирающую на скатерть, и из всего потока его слов Ягмур-еген одно лишь мог понять — что они все друзья… Ягмур кивал согласно и все удивлялся, думал, на чем же все-таки подвешен его язык, на какой такой веревочке и почему эта веревочка до сих пор не перетерлась… Такие люди, которые за полчаса могут сказать больше, чем он сам за неделю, всегда удивляли Ягмура. Если они столько говорят, то когда же работают?..

— Кто пришел к нам, должен быть похож на нас, а мы на него! — провозгласил Чакан, поднимая первую рюмку. — За тебя, Ягмур-джан-еген, за твоего сына, пусть из него вырастет такой же прекрасный, добрый человек, как его отец! Поехали!..

И несколько торопливо, в чем опытный глаз многое бы для себя мог усмотреть, опрокинул рюмку в рот…

— За тебя, еген, за нашу дружбу!

— Спасибо, спасибо большое, друзья, — растроганно говорил Ягмур, оборачиваясь то к одному, то к другому, то к Айлар-джан, колыхавшейся над ним огромным бурдюком, пододвигавшей ему всякое на скатерти. — Спасибо, гелнедже!.. Я, знаете… я очень рад оказаться другом таких людей, как вы!

— А это что такое?! — вскричал вдруг Чакан, указывая на его рюмку. — Как это понимать, друзья?! Не-ет, так не пойдет, Ягмур-джан! Штрафовать за это будем беспощадно!..

— Да я как-то не очень, друзья…

— Никаких возражений не принимаем, пить только до дна!

— Я выпью, но…

— Никаких «но»! За кого мы пьем, еген? За тебя, за твоего сына! А ты, понимаешь, за себя не можешь выпить… Ай-я-яй, нехорошо!

Атаев между тем опять наполнил рюмки.

— Да, — сказал он озабоченно, — отлынивать у нас не разрешается, ни-ни… Мы же отдыхаем.

— Да я ведь не очень-то пьющий… — попытался было отговориться смущенный Ягмур. — Я понемногу всегда.

— Мы тоже не в бутылке живем, — строго сказал Чакан.

Впрочем, если бы Ягмур пригляделся к нему получше, он бы убедился, что Чакан Атаев, во всяком случае, живет около нее… Но Ягмуру было не до того. Опять подняли рюмки, теперь уже за хозяев дома, и хочешь не хочешь, а пить надо было. Ничего не скажешь, дельной хозяйкой оказалась Айлар и угодливой, хорошими новые его друзья, и все кругом ему нравилось, новым было и добрым… Хорошо человеку с друзьями, ай как хорошо! И все страхи его куда-то делись, утекли из Ягмура, как вода в песок, ему теперь приятно было сидеть тут, чувствовать себя равным среди таких людей и ни о чем особом таком не думать…

— …Да, вместе летели, на соседних, понимаешь, креслах! — словно издалека слышал он их разговор. — Подошел и так вежливо: позвольте, говорит, ваш портфель… Пожалуйста, говорю, а потом смотрю: Ягмур-еген стоит, смотрит, понимаешь, улыбается!..

— Да-да, ты говорил, что летал в Ашхабад, помню. Но это… неужели так и на соседних креслах?!

— В том-то и дело, клянусь аллахом!

— Слышишь, Ягмур-еген… слышишь, о чем говорит этот человек, наш друг!..

— Так и было, — кивал головой Ягмур, — вместе летели. Я к дяде, а он… Вместе, это точно.

— А потом мы вышли, а егена уже встречают, машина, понимаешь, подана, как в сказке…

— Это точно, — засмеялся Ягмур, — как в сказке, верно… Нуры-джан говорит: тысячу раз машину протер, пока это… пока я прилетел, да. Хороший парень Нуры-джан, в галстуке, вишь ли, а тоже при технике. Вот как люди работают! Он там сидел все, ждал, но… Тут мы взяли и поехали!

— Заботливый у тебя дядя, Ягмур-джан, завидую! — почмокал губами Чакан, даже глазки прикрыл, головой покачал. — Хорошо принял, да?

— Кто, дядя-то?.. Хорошо принял, по-хански, это он того… любит. Я говорю: приезжай к нам, почему не приезжаешь, забыл родную землю, да?.. Нет, говорит, некогда, никак не могу пока. Занят, говорит, по горло. Обидел он меня этим. Я к нему езжу, нахожу время, а он…

— А в отпуск, почему в отпуск не приезжает?

— Да разве он в отпуск поедет в какой-то там аул… Я же говорю: забывают они все родную землю, отвыкают… вершина не знает, где ее корни. Как отпуск, так рвутся куда-то…

— Куда же это? — терпеливо спросил Атаев, остановив жестом пытавшегося что-то сказать Чакана.

Ягмур неопределенно махнул рукой, икнул.

— Туда едет, туда. На курорт, понимаешь.

— Хороший, наверное, курорт… Он тебе не говорил, какой, а, Ягмур-джан? Как название-то?

— Не помню, — простодушно отозвался Ягмур и опять махнул рукой. — А-а, да какая разница… куда доктора направят, туда и едет. Сам не говорил, нет. А раз не говорит, я и не спрашиваю. Мне все равно. Говорю ему: Гуджук — вот тебе самый лучший курорт…

— Да-а, нам-то они не скажут, куда ездят… — с сожалением протянул Чакан, шумно вздохнул, мигнул невесело Атаеву. — Ну, давайте выпьем, друзья.

— У меня предложение, — сказал Атаев, поднял свою рюмку. — Давайте поднимем бокалы за дядю, который имеет такого хорошего племянника, как Ягмур-джап-еген! Хороший тост, Чакан?!

— Исключительно замечательный! — восторженно сказал Чакан и приподнялся на подушках, обнял за плечи Ягмур-егена. — Слышишь, еген? За дядю твоего пьем…

— И за всех его помощников, — добавил Атаев.

— И за всех его помощников! Пусть его звезда никогда не заходит и светит всем нам! Пусть под ее лучами разбежится всякая нечисть…

— Ну-ну, Чакан! Это уж ты слишком.

— Ничего, Ахмед-ага, я знаю, что говорю… — Чакана Атаева уже порядком развезло, и он не знал, куда девать свою энергию. — Узки райские ворота, ибо вход туда только избранным!.. Будем избранными!

— Да, помощники у него хорошие ребята, — вдруг сказал Ягмур, будто проснувшись. — Отличные ребята, друзья, точно вам говорю… Всем ребятам ребята, понимаешь. В отпуск они ездили вместе. Чемодана ему в руки не дают взять, вот какие… ик… помощники.

— Вот тебе боржом, Ягмур-джан.

— Спасибо, друзья… что за дядю. Давайте за дядю выпьем, это человек… Высо-окого ума человек, да. Можно сказать, государственный человек! Выпьем.