— Нет-нет, яшули, я сам сначала хочу вас принять. Неудобно так вот, в середине рабочего дня…

«А племянничек, пожалуй, прав, незачем торопить события, плод должен созреть. Пусть пока переварит мое благодеяние, соком благодарности нальется… а уж мы сорвем его в свое время. Да и с Чаканом посоветоваться надо, расставить силки. Пусть барашек погуляет пока».

— Тогда вот что, дорогой, если смогу, то на этой неделе я буду у вас, заскочу на минутку. Но в воскресенье— слышишь? — в воскресенье я жду тебя к себе… И не спорь, и не говори мне ничего, — закричал он вдруг вроде бы сердито, хотя Ягмур и не думал, попросту боялся возражать, — иначе рассержусь! Хочешь отблагодарить— отблагодари этим, еген!..

— Яшули… — сказал Ягмур. — Ну, конечно, яшули. Спасибо, тысячу раз спасибо вам за все!

— Ну и хорошо! Арап-ага, я думаю, даст тебе машину, подбросит, все шоферы знают, где я живу. А хочешь дорогой, я сам пришлю за тобой.

— Ну, что вы, что вы… я сам, Арап-ага даст!

— Ну и хорошо, — еще раз сказал Атаев, тоже довольный, — Значит, жду, вся моя семья ждет тебя! Будь здоров, дорогой, пусть все твои будут здоровы, как… Скажи председателю, что это моя просьба. А впрочем, не надо, он и так даст… да, не надо. Лишнее это.

— Конечно, даст, товарищ Атаев. Он никогда не отказывает, когда я прошу.

— Кто же в этом сомневается, Ягмур-еген?! — многозначительно улыбнулся Атаев, ему вдруг даже подмигнуть захотелось жертве своей… Но он сдержался. — Я в этом и не сомневался.

Странная вещь все-таки эта молва. Доблестного порой она делает почти трусом, доброго злым, бедного одевает, богатого разоряет… Чаще бывает, правда, наоборот, но в любом случае особо доверять ей не приходится — неисповедимы пути слухов…

Если Ягмур-еген вернулся из района удивленным и растроганным, то еще больше поражен был Ковсы. Уже мужчина, он вовсе не склонен был делать из мухи слона; но даже то, что он успел увидеть и услышать, пока не пошел вместе с почтенным Моджеком-ага ворочать разные железки на складе, заставило его удивиться безмерно всем нежданным этим переменам и поведению такого строгого и чванного товарища, как Атаев, и, конечно, возбужденно и в подробностях поделиться с друзьями и начальством… Скоро его слова, частью не расслышанные, частью не так понятые и пересказанные как бог на душу положит, размножились устным способом как в мастерских, так и по всем длинным улицам Гуджука… Это было не чем иным, как славой, непонятно только, какой на первых порах — доброй или худой… Говорили все и всё что угодно, всяк толковал происшедшее, как хотел, громко и шепотом, вместе и в одиночку, хотя, как известно, коллективное начало в молве всегда преобладает над другими. В конце концов, вполне определившаяся в своем качестве слава так навалилась на Ягмур-егена, что у него даже косточки хрустнули… Ну, об этом немного позднее.

Медет-ага и слова не сказал, когда подчиненный его заикнулся было о машине, лишь руку к груди приложил— о чем, мол, речь!.. И в воскресенье перед обедом поехал Ягмур-еген опять с Ковсы в район, несколько смущенный ожидаемым и радостный… Да, непрост все же человек. Началось-то ведь все с грубого слова, другой надолго бы запомнил, десять раз тем самым отплатил бы. Но вот стоило только малое добро сделать — в чужом городе в машину пригласить, — и, глядишь, совсем другой стороной повернулся человек… У зла много деток, но и у добра тоже: само идет и за собой ведет… Все было хорошо, одно только не переставало беспокоить Ягмура: чем-то и он ведь должен вознаградить за дружбу этого немного странного, но щедрого и доброго человека, к тому же так высоко поставленного над всеми другими? Чем?.. Что может дать ему, образованному по всем правилам, разговор с простым трактористом, в свое время даже десятилетку не успевшим закончить? Ох, Ягмур, не дай бог теперь тебе оплошать… наберешься тогда стыда. Ты уж постарайся, не осрамись.

Да что я испугался-то, вдруг рассердился он на себя, ну, что?! Вот я сам, вот душа моя — бери, друг! Надо — приезжай ко мне, все мое твоим тоже будет, встречу как сумею, как смогу. Ягмур-егена не надо учить, как дружить, сам знает; и стыдиться тоже нечего, душа у него чистая перед другом. Он приедет со своим достоинством, и никто этого достоинства у него не отнимет, вот так.

У ворот его встретил сын Атаева, вежливый паренек лет двенадцати: назвал его тепло, как давно знакомого, дядей Ягмуром, отчего всегда бывший «егеном» Ягмур несколько даже смутился. А из дома уже вышел его новый друг и, протянув ему руки, гостеприимно пошел навстречу…

Все было, кажется, приготовлено к его приезду. Проходя в третью, самую большую и богатую комнату, Ягмур-еген восхищенно ооцокал языком:

— Какая большая у вас квартира, красивая, яшули, жить да жить!..

Атаев вздохнул, вполне искренне вздохнул, сказал с сожалением:

— Ах, еген, ты не видел прежней… Клянусь аллахом, эта показалась бы тебе землянкой по сравнению с той!.. Ну что ж, будем здесь… Располагайся удобнее, дорогой! — И сразу две подушки упали к ногам Ягмура, а сын Атаева уже стоял с новыми полосатыми штанами в дверях, ожидая, чтобы подать их гостю. — Ну, как ваши дела там, как посевы? Извини, друг, я так и не смог заглянуть к вам… что поделаешь, дела. Доволен Медет-ага?

— Еще бы, яшули!.. Вы теперь лучший друг у нас будете — не только у меня, это само собой, но и у всех. Приглашаем вас всей семьей!

— Спасибо, еген, я в этом всегда был уверен.

В это время в комнату вошла наконец хозяйка дома, такая толстая, что это не на шутку поразило Ягмура…

— Знакомься, Айлар-джан, вот это и есть тот самый, которого зовем мы Ягмур-егеном! — торжественно сказал хозяин. — Знакомься и потчуй нас.

— Здравствуйте, гелнедже [107]!

— Здравствуйте, здравствуйте, еген, — запела хозяйка довольно тоненько; но такая мощь чувствовалась во всех ее движениях, такая уверенность в себе, что было жутковато даже… Да-а, такой управлять, наверное, ничуть не легче, чем Сельхозтехникой, подумал он, только настоящий мужчина управится с такой. — Как дети поживают, Ягмур-еген, как маленький ваш? Оправилась невестка после родов?

— Спасибо, гелнедже, все уже в порядке…

Откуда она знает все, радостно недоумевал Ягмур, с трудом оглядывая ее всю. Что ж, в такой женщине многое может вместиться, многое… Много чести управлять такой. Но откуда она все-таки знает о маленьком их сыне, только недавно родившемся?

— Пусть растет крепким ваш сын, еген!

— Простите, Айлар-джан, но как вы узнали о сыне? — весело сказал Ягмур. — Неужели и это известно в районе?!

— Ай, Ягмур-джан, это… — растерялась вроде женщина и стала могуче краснеть. — Понимаете, когда собираешься знакомиться…

— Жизнь — штука сложная, дорогой еген, — вмешался в разговор хозяин, строго кашлянул. — Ты еще молод, не все можешь понять… жизнь, понимаешь, такая. А потом, ты ведь знаешь, мы переехали из другого района — новый край, кругом незнакомые люди… Друзей выбираешь не на год — на всю жизнь. Сам посуди, что делать человеку в этих четырех стенах, даже если коврами они увешаны?!

— Да, да, я понимаю, — закивал головой Ягмур, ему уже неловко было за свой вопрос. Знают, ну и знают, что в этом странного, в самом деле? — Вы правы, яшули: одиночество только богу подходит, так старые люди говорят. Люди должны жить вместе, иначе…

— Салям алейкум, друзья! — возвестил вдруг голос, и все обернулись.

В дверях стоял, сверкая маленькими быстрыми глазами и живо всех оглядывая, незнакомый Нгмуру мужчина лет пятидесяти. Сразу стало ясно, что это тоже какой-то начальник, но помельче, пониже, слишком уж криклив и бодр для своих лет, да и малость подпорчено чем-то благородство лица, невезучестью, что ли…

— Кстати ты пришел, Чакан-ага, кстати, — сказал хозяин, вставая и пожимая ему руку, и Ягмур тоже встал. — А вот друг мой, Ягмур-джан, знакомься… Помнишь, говорил я тебе о нем?