— Годжук, родной, известие радостное принесла тебе… Привезли то самое лекарство!..

Он смотрел на нее долго и сказал:

— Вынесите меня.

Незнакомые мужчины, от которых терпко пахло конской сбруей и полынью степей, бережно вынесли его вместе с постелью наружу, на воздух, под высокое, рассветными красками занявшееся небо. Эта бережность, эти внимательные, каждый взгляд его ловящие глаза их тронули мукамчи, но как-то мимолетно. Пришел тебиб, и статный, в добротной одежде и с умным, чем-то знакомым лицом мужчина достал из-за пазухи и отдал ему небольшую коробочку.

Тебиб долго разглядывал, даже попробовал на язык ее содержимое, поковырял серебряной палочкой и эту палочку внимательно осмотрел; и наконец произнес:

— Да, это оно… Это спасение!

И мгновенной радостью осветились напряженно ожидавшие вокруг лица и глаза. Но мукамчи тихо, очень тихо сказал:

— Не надо.

Его не поняли, и тогда он повторил свою просьбу и без огорчения увидел, как вытянулись их лица, как нахмурился тот статный, с умным властным лицом. Да, это лицо было знакомо ему, только он не мог вспомнить, где и когда видел его.

Годжук Мерген указал ему глазами на место подле себя, и тот сразу понял, осторожно присел.

— Я где-то видел тебя… добрый человек. Ты кто?

— Да, мы встречались, славный мукамчи. Я советник Рахими-хана, имя мое— Багтыяр…

Старик удовлетворенно прикрыл глаза, кивнул, что-то вроде улыбки тронуло его запавшие губы:

— Я слышал про тебя… Ты умен… незлобив… Мне рассказывали. Ты привез лекарство?

— Да, мукамчи.

— Не надо. Что лекарства… Но ты, иноземец, не на своем… месте. Лечись сам. Будь достоин себя.

— Обещаю, мукамчи. Еще я хотел сказать тебе, мукамчи, что туркмен хотят натравить на шахские отряды. Хотят чужими руками взять столицу, чужой кровью купить власть…

Старик открыл глаза, ясно глянул, шевельнул губами:

— Рахими?..

— Да, бахши.

— Расскажи брату. Он будет здесь. Будет скоро.

— Расскажу. И вот… — Багтыяр-бег, замешкавшись рукой в кармане, достал наконец и положил на безвольную ладонь старика обе половинки своего ножа. — Вот что еще, кроме лекарства, привез я тебе… пока что лишь от себя. Только от себя.

Мукамчи поднес их к глазам, увидел и нахмурился было. Но вот понял и, глядя благодарно и ласково, сказал с трудом, язык уже его не слушался:

— Вот за это спасибо… чужеземец. Я верю тебе. Спасибо… — И повторил: — Будь себя… достоин. Иди.

— А лекарство, о бахши? Может, все-таки…

— Нет. Время его ушло. Иди. Айпарча…

И опять родное материнское лицо склонилось над ним:

— Да, мой Годжук?..

— Айпарча, ты не забыла отдать… отдать дутар Нур-кули?

— Нет-нет, разве могу я забыть…

— Отдай. А мы… мы встретимся. Моя смерть — это чье-то рожденье, да… Да, так. Сыграйте потом надо мной его. Его, Салланчак-мукам…

Он замолчал, прикрыв глаза, тихо и часто дыша. Потом забеспокоился, открыл их, поглядел в небо:

— Солнце. Я ждал его… когда же солнце?..

Они расступились, открывая путь взгляду на восток. Краешек светила уже показался там, в сухой сквозной дымке горизонта, озаряя неярко ее и песчаные волны пустыни— волны, уходящие к престолу мира, в вечность.

Эти волны качали на себе, укачивали век за веком, захлестывали государства и столицы, несли на гребнях своих пыльную пену орд-завоевателей, влекли собою переселенческие арбы и торговые караваны, хоронили и вновь возрождали оазисы. И они же звали теперь с собой, качали-укачивали и его, маленького среди них, как младенец в зыбке, Годжука Мергена — звали к невянущей зелени древней родины, к ее неиссыхающим родникам, исцеляющему от всех скорбей воздуху, в безмятежный свет… И он, сделав здесь все, с легкой душой подчинялся им, и его укачивало и несло все дальше и дальше, все легче, невесомей, беспамятнее — по дороге, с которой не возвращаются.

Но он вернулся, и он в нас, как вернулись все, прошедшие во тьме, чьи следы, казалось бы, навечно зализал песок времен, чьи имена поглотила забывчивая земля, а дыханье давным-давно развеялось под бесстрастными небесами. Они не только во вздохе ветра, в крике полуночной птицы, в мерном дрожании струн дутара, рассказывающих о былом. Они в нашей крови, и есть ли что другое, связующее надежней, несмотря на все прихоти времен и нравов?..

Подтверди это, славный мукамчи Годжук Мерген.