В это время на кибитку налетел порыв ночного ветра. Он зашумел в камышовой обшивке, как бы предупреждая обитателей: «Дангатар, Курбан, не спите, над вами — беда!» Но спавшие не слышали этого шума. Как ни старался он пробудить их, крепкий сон оказался сильнее.
Вдруг в темноте послышалось бормотанье:
— Куда пошла, назад, чтоб рога твои обломались!
Это бредил во сне Ораз. Он и тут пас своих коров. Мальчик пробормотал еще что-то невнятное, перевернулся на другой бок и опять крепко заснул.
В первую секунду ноги у Мялика буквально подломились. Он хотел побежать, но не смог. И уже через мгновенье понял, в чем дело, и даже обрадовался, что теперь ему не надо искать свою жертву. Она как будто сама звала к себе убийцу.
Мялик собрал все свое мужество и двинулся в направлении шевельнувшейся под одеялом фигуры. Хотя до Ораза и было всего несколько шагов, но Мялику показалось, что он проделал путь невероятной длины. Если бы кто-нибудь увидел его сейчас, то мог сказать то же самое: дыхание его было тяжелым и пот градом катился с лида.
Ораз спокойно дышал во сне. Чистая его душа была похожа на ласточку в небе, которая играет, поет, не подозревая, что кровожадный коршун уже завис над ней. Мгновенье — хищник сложил крылья и ринулся вниз. Нож Мялика вонзился в самое сердце Ораза. Мялик тут же выдернул его и бросился к двери.
Ораз не издал ни звука. Только Мялик споткнулся впопыхах о порог и вызвал этим шум в кибитке. Данга-тар проснулся. Он тут же поглядел на дверь и увидел, что она раскрыта. Это сразу обеспокоило Дангатара, и он крикнул:
— Каркара! Каркараджан!
Каркара проснулась.
— Что, папа?
— Ты здесь? Слава богу! Ну-ка зажги лампу!
— Зачем, папа, еще же рано!
— Я тебе говорю, зажги!
Первой мыслью Дангатара было, что кто-то опять собрался выкрасть Каркару.
Каркара встала и зажгла лампу. Теперь и Курбан проснулся. Только один Ораз лежал неподвижно. Дан-гатару и в голову ничего не могло прийти насчет Ораза. Он думал, что мальчик, уставший за день, крепко спит. Дангатар вышел из кибитки, обошел вокруг, но ничего подозрительного не увидел. Когда он вернулся назад, Каркара и Курбан стояли перед Оразом как каменные. Они уже увидели при свете лампы кровь, но им все еще казалось, что глаза обманывают их. Дангатар бросился вперед. Не веря тоже своему единственному глазу, он склонился над мальчиком, и лишь когда рука его ощутила теплую кровь, ему все стало ясно.
Каркара упала на тело Ораза и закричала душераздирающим голосом:
— Брат! Мой брат! Ораз! Убили Ораза!
Вопли ее разбудили соседей, и они начали собираться в кибитку Дангатара.
На рассвете прибежал Келхан Кепеле. Он единственный сообразил сразу, что надо делать, отыскал в стороне от двери, там, где еще не успели затоптать, отчетливый след убийцы и накрыл его казаном. Потом он постоял немного, пробормотал: «Ах, бедняга!» — и вошел в кибитку.
Весь аул уже был на ногах. К небу поднимался жалобный вой, возвещавший жителей о том, что новый день начался со смерти человека.
Каркара обезумела от горя. Бостантач отвела ее к себе и хотела уложить, но девушка все время вскакивала, кричала, порывалась бежать к брату. Женщины, как могли, успокаивали ее.
Но когда пришла весть, что Ораза скоро понесут на кладбище, Каркару уже невозможно было удержать.
— Вай! Я хочу взглянуть на него! Не уносите! Дайте взглянуть!
Бостантач вытерла кондом платка слезы, надвинула пуренджек пониже на лоб и сказала:
— Надо сводить ее к брату. Пусть хоть простится.
Женщины взяли Каркару под руки и повели к ее дому.
Возле кибитки с утра сновали люди. Одни рыли очаг, другие делали похоронные носилки, третьи стояли без всякого дела. Дангатар сидел в стороне, замкнутый и безучастный ко всему. К нему никто не подходил. Знали, что утешать бесполезно, что мужчину лучше оставить в таком горе, он сам, без посторонней помощи, должен перенести его. Дангатар не плакал, не причитал, сидел молча, с опущенной головой и только время от времени подергивал шнурки от ичиг…
Когда Каркару ввели в кибитку, Ораз уже лежал в саване, готовый к своему последнему путешествию. Мальчик был и без того рослым не по годам, а теперь, в этой печальной одежде, казался совсем большим. Один из стариков осторожно открыл для Каркары лицо брата. Когда она взглянула на него, ей показалось, что Ораз спит. Во всяком случае, лицо его ничем не отличалось от того, какое было у него во время сна.
Каркаре еще никогда не доводилось видеть покойников. Умершую мать ей не показали, тогда она была еще ребенком. Но ей представлялось, что лица у тех, кто умирает, должны быть желтые, с запавшими глазами, какой была мать перед смертью. Лицо же Ораза казалось совсем живым.
— Вай! Он же не умер, он только спит! Зачем вы хороните его?
Каркара заплакала и упала на брата, словно надеясь своими слезами разбудить его. Женщины подняли девушку, попытались успокоить ее, но Каркара их не слушала.
— Дайте! Дайте еще раз взглянуть!.. Ораз, проснись!.. Ораз, братик мой!
Яшули сделал знак, чтобы ее увели. Женщины почти насильно оттащили Каркару от покойника.
С кладбища люди вернулись вместе со следопытом Сары. Он уже был довольно стар, но в свое время разгадывал след не хуже самых известных в округе следопытов. Один из учеников Сары рассказывал про него такой случай:
«Однажды мы сидели и пили чай на холме, возле колодца Баллы. Вдруг Сары-ага повернулся и начал пристально смотреть в одну точку на горизонте. «Ребята, кто-то едет оттуда на верблюде». — «Откуда?» — «Вот оттуда». Мы тоже посмотрели, но не увидели ничего и стали смеяться над стариком: «Это тебе кажется, Сары-ага. У тебя у самого уже в глазах верблюды ходят». Он ничего нам не ответил. А когда мы закончили пить чай, с той стороны, куда показывал Сары, на самом деле подъехал человек на верблюде. Это был чолук[67], он приехал с бурдюком набрать воды».
Сары снял опрокинутый казан и внимательно поглядел на след. Потом, опираясь на свой посох, медленно пошел вперед во главе процессии.
За ним шло человек двадцать. Все были до крайности возбуждены и желали немедленной расправы над убийцей. Даже люди из соседних аулов не оставались равнодушными и говорили: «Если только он найдется, порежем его на куски». Все подгоняли Сары и предлагали свою помощь.
— Постарайся, отец!
— Пусть аллах тебе поможет!
— Сто лет здоровья, если отыщешь его!
— Отец, если устанешь, скажи, мы тебя на руках понесем!
Сары, казалось, ничего не слышал и только был занят своими следами. Неожиданно он сказал:
— А убийца, должно быть, совсем не старый был. И всю дорогу бежал.
— Какой бы ни был, все равно найди его, пусть это даже сам Арап Рейхан[68].
Когда процессия вышла из аула, один человек как бы невзначай приблизился к следопыту и быстро проговорил:
— На ночь помолись получше, Сары-ага. А то можешь, случаем, и не дожить до завтра.
Сары как будто ничего и не услышал, даже не посмотрел на того, кто говорил, но через несколько шагов вдруг неожиданно изменил направление. А человеком, бросившим ему угрозу, был Кичи-кел.
Сары привел людей к берегу реки и там остановился.
— Убийца в воду вошел. А в воде и мои глаза ничего не видят.
Шедшие за ним молча переглянулись. Один из них обратился к следопыту:
— Яшули, разве в такой холод может человек в воду войти? Смотри, по ней же лед еще плавает!
Но Сары погладил свою бороду, поднял глаза кверху и глубокомысленно ответил:
— Человек, у которого рука на такое дело поднялась, может и зимой в воду войти. У него кровь не стынет.
Никто не нашелся что сказать на это, с понурыми лицами люди возвращались в селение…