Когда подружки подходили к броду, возле которого обычно все купались, мимо них проскакал незнакомый всадник и скрылся за холмами. Девушки остановились на берегу, не решаясь подойти к воде. Но кругом было тихо, и река была спокойной. На другом берегу из своего гнезда вылетела птица. Сделала несколько кругов над водой и снова скрылась в своей норе. Лягушка, словно испугавшись птицы, прыгнула в воду. Другая, наподобие брошенного по воде камня, сделала несколько прыжков и спряталась в камышах.

— Кейик, пошли лучше вон туда, за деревья, такая жара, могут мальчишки прибежать.

— Пошли.

Они подхватили кувшины и пошли подальше от брода. Небольшая заводь, к которой подошли девушки, была закрыта с одной стороны отвесной скалой, а с другой зарослями тамариска. Но едва подруги начали раздеваться, как в кустах послышался шорох.

— Там кто-то есть! — вскрикнула Каркара и прижалась к Кейик.

Шорох приближался, зашевелились ближние кусты. Подруги боялись перевести дыхание. Наконец кусты раздвинулись, и оттуда вылезла собака.

— Да это же кобель Тач-гока, — сказала с облегчением Каркара. — А мы испугались!

Собака остановилась перед девушками, тяжело дыша. Ее тонкий язык вывалился из пасти.

— Бедняжка, еле дышит! Такая жара, даже собаки лезут в воду!

Пес не стал долго ждать, вошел в воду и поплыл. На середине реки собака резко повернулась и поплыла назад, к тому же самому месту, откуда входила в воду. Когда она вышла на берег, язык уже не торчал у нее из пасти, дышала она ровно, и даже шерсть ее, как только собака отряхнулась, приняла как будто другую, более чистую окраску. Собака постояла немного, глядя на девушек и как бы приглашая их в воду, отряхнулась еще раз и трусцой побежала домой.

Девушки обмотали косы вокруг головы и вошли в реку.

— Ой, Каркара, как хорошо! Окунайся скорее!

Но едва они отошли немного от берега, как заросли тамариска снова зашевелились, но на этот раз посильнее, чем когда через них пробиралась собака Тач-гока. Каркара бросилась к Кейик. В это же время с другой стороны послышался стук копыт. Девушки повернулись. На том берегу, как раз напротив них, остановился всадник.

— Нукер Хемракули!

— Ну и что, он же на том берегу.

— А на этом! Там тоже кто-то есть!

— Поплывем к броду. Может, там ребята…

— Да нет. Ты же слышишь, никого нет.

Кусты опять зашуршали. Девушкам даже показалось, что там кто-то кряхтит.

Всадник с того берега пристально смотрел, словно ожидая кого-то, и смотрел как раз в сторону кустов. Теперь там послышался храп лошади.

— Все равно, поплыли к броду, — прошептала Кейик.

Но было уже поздно. Из кустов выехали три всадника, тоже нукеры Хемракули. А тот, на противоположном берегу, громко захохотал, словно говоря: «Ну что, попались! Бежать некуда!»

Нукеры остановились у самой воды, и один из них крикнул:

— Помылись, можете теперь вылезать!

Каркара посмотрела на Кейик, ища поддержки. Но деваться было некуда. Кейик первая поняла это и заспешила к берегу.

— Если пискнете, считайте, что вы уже на дне. Ну, вылезайте, и побыстрее.

Девушки вышли на берег. Мокрые рубахи плотно облегали их юные тела, отчетливо обрисовывая маленькие груди, талии, бедра…

— Вах-вах-вах! Какие красотки! За одну мочь с такими можно много дать!

— Что это купаться бросились, или уже успели замараться? А, малютки?

Но третий нукер, молчавший все время, видно старший, посмотрел на товарищей так, что они приумолкли.

Некоторое время никто не трогался с места. Каркара нагнулась, схватила кувшин, платье и пошла в сторону брода. Не успела она сделать и трех шагов, как пожилой всадник спрыгнул с лошади и схватил ее за локоть.

— Ой! Пустите!

Кувшин выпал из ее рук и покатился к воде.

— Я сказал уже тебе, пикнешь, вот это получишь, — нукер взялся за рукоять своего кинжала и, не дав ей опомниться, схватил за пояс и бросил на седло товарищу.

Каркара хотела закричать, но рот ей тут же заткнули тряпкой.

— Помогите! — взмолилась Кейик и бросилась к подруге.

Но тут же удар хлыстом ожег ей лицо, и она упала на землю, теряя сознание.

Когда Кейик очнулась, рядом никого не было. Она сразу вспомнила, что произошло, и зарыдала, закрыв лицо руками:

— А все я, я виновата! Я ее сюда потащила! Не могли жару перетерпеть, пойти со всеми! Каркара, милая, это я, я такая!..

Кейик поднялась на ноги, держась за ветку тамариска, посмотрела в воду. Кувшин Каркары уже чуть отплыл от берега и, задевая за камыши, наклонялся и черпал воду. Кейик глотала слезы и не могла сдвинуться с места. Кувшин покачался еще немного, сделал последний глоток и пошел ко дну…

В этот же день Келхан Кепеле устраивал поминки по матери. Он затеял настоящее торжество. Хотя скачки и гореш здесь не полагались, он постарался сделать все, чтобы у него было шумно и весело. Сам он, заткнув полу халата за кушак, ходил среди гостей и повторял:

— Друзья, будьте как на свадьбе! Дай бог каждому из нас умереть в таких годах, как моя мама. Радуйтесь за нее, а не плачьте!

Но одно состязание Келхан Кепеле все-таки намеревался устроить. Он подошел к резчикам мяса и взял у них берцовую кость барана. На таких костях мерились силой — кто сумеет разломить ее пополам. Это было нелегко, в каждом ауле знали двух-трех человек, способных переломить эту кость. Победителей награждали, как правило, сачаком дограмы[36] или бараньей ляжкой. Награда была небольшой, но получить ее было лестно.

Навстречу Келхану Кепеле попался один из гостей — Сапар-ашикчи[37].

— Ну-ка, возьми вот это и спроси, нет ли охотников показать свою силу!

Ашикчи задрал вверх руку с костью и прокричал во всю глотку:

— Эй, где силачи, кто сломает эту штуку?

Гости молчали. Сапар-ашикчи повторил свой призыв:

— Ну, смелее! Неужели сегодня она так и останется целой?!

Из-под навеса поднялся приезжий из Мары, он подошел к Сапару-ашикчи:

— Ну-ка, дай ее сюда!

Ашикчи посмотрел на человека с сомнением:

— Друг, а не боишься опозориться?

— В Мары я пока не позорился ни разу.

Сапар-ашикчи, смеясь, протянул ему кость.

— Ну что ж, попытай счастья. Что Мары, что Се-рахс — какая разница, бараны везде одинаковы!

Человек крепко схватил кость и принялся ломать ее, Но кость не поддавалась. Люди тем временем уже обступили его.

— Смотри, чтобы каких лишних звуков не вышло от натуги!

Все смеялись.

Лицо гостя налилось кровью. Он напрягся из последних сил, но кость не ломалась. Он подержал ее еще немного и вернул Сапару-ашикчи. Посмотрел уничтожающим взглядом на тех, кто насмехался, и отошел в сторону.

— Смотрн, серахские кости оказались покрепче марыйских!

— Ладно, что издеваетесь! Не знаете, как говорят: чужой гость дороже своего отца!

Но насмешник не сдавался:

— А если дороже, так сидел бы себе, как наши отцы, да ел дограму, ее и так дадут!

Вызвался новый охотник:

— Ну что, ашикчи, никто не может? Попробовать, что ли?

— Попробуй. А не боишься, что и у тебя выйдет, как у марыйского гостя?

Человек вытер жирные руки о сапоги, потом взял горсть песку и растер его между ладонями.

— Ну, давай сюда.

— Попробуй, попробуй! А вдруг повезет!

Человек взял кость, но несколько иначе, чем гость из Мары. Подумал немного и напряг мышцы.

— Йя, аллах!

Одновременно с его вскриком послышался треск, и кость разломилась надвое, легко, как куриная.

— Сачак! Сачак! Несите сачак! — кричал Сапар-ашикчи.

Победитель увидел Каушута, подходившего к ним.

— Что, и ты тоже хотел постараться?

А тем временем к Каушуту, стоявшему чуть в стороне, подошел какой то старик и тронул его за локоть.

— Каушут, а что там за письмо пришло в Мары? Ты не говорил с этим человеком?