Хельга не понимала, что означает его поведение, и не могла разгадать его мыслей, однако при встрече с ним ей постоянно казалось, что рано или поздно его благоприятный настрой может закончиться и тогда уже ей придется полностью расплатиться за эти несколько недель почти райской жизни.

Однажды, после крайне напряженного дня, Клаус вернулся домой к полуночи. Он сильно устал и был взвинчен. Выкурив несколько сигарет, он понял, что никак не может прийти в себя, и решил немного развеяться. «Надо вызвать Хельгу, — машинально подумал он, — по крайней мере, она меня отвлечет от всех этих неприятностей». Хайдель нажал на звонок и, услышав неизменный стук в дверь, сказал:

— Войди.

Хельга зашла, застыв, как обычно, при входе, и стала ждать приказа Клауса, нервно раздумывая над тем, для чего она могла понадобиться ему в такое время.

— Сядь, — он встав с кресла и подошел к окну. — Мне хочется поговорить с тобой.

Она молча опустилась на стул, внутренне чувствуя, что сегодня неприятностей ей избежать не удастся.

«Интересно, — раздумывал Хайдель, глядя на горящие огни фабрики, — что она думает обо мне? Вряд ли она считает, что я только по доброте душевной разрешаю ей так беззаботно и вольготно жить в моем доме?» Вдалеке за окном мелькнула короткая вспышка и раздалась автоматная очередь, в нескольких окнах на фабрике погас свет. «Наверное, зря я позволяю ей так расслабляться, — продолжал думать он, крутя между пальцами незажженную сигарету. — В любом случае было бы полезно иногда ее немного ставить на место, хотя… Хотя в принципе она очень старательно исполняет все то, что я навязываю ей в качестве правил поведения». Клаус поискал в кармане зажигалку, но, не найдя ее, раздраженно сказал Хельге:

— Ты что, не видишь, что я хочу закурить? Дай мне огня!

Хельга быстро подошла к креслу, на подлокотнике которого лежала зажигалка, и, взяв ее, молча протянула Клаусу.

— Зажги, — сказал он, наблюдая за тем, как ее глаза стали медленно приобретать оттенок опавших листьев.

Хельга исполнительно высекла пламя и замерла перед Клаусом. Он медленно прикурил, глядя на то, как сильно дрожит ее рука, и решил, что сегодня, возможно, именно такой день, когда нужно подводить итоги. «Надо заставить ее допустить ошибку, — подумал он, разглядывая стройную фигуру Хельги. — Только нужно это сделать очень плавно. Так… Как будто случайно». Он еще не знал, чего он, собственно, хочет на самом деле, однако груз дневной раздраженности и недовольство обстоятельствами подталкивали его к чему-то недоброму, что обычно он оставлял там внизу за колючей проволокой.

— Ты боишься меня? — спросил он, внимательно глядя Хельге в глаза.

— Да, — ответила она тихо.

Хельга впервые стояла так близко к Клаусу, и от этого ей становилось еще страшнее. Она прекрасно видела его настрой и понимала, что этот разговор был начат именно с той целью, которой она больше всего боялась. «Сейчас он заставит меня ошибиться, — думала она, дрожа всем телом. — А после этого… Неизвестно, что будет после этого…» Ее страх нарастал с каждым мгновением, и спустя несколько минут она уже находилась в состоянии панического ужаса.

— А чего именно ты боишься? — продолжил Хайдель после минутного раздумья.

— Я… — Хельга на секунду закрыла глаза и поняла, что не может вздохнуть. — Я боюсь всего…

— Уточни, — Клаус смаковал ее полуобморочное состояние.

Хельга обреченно закусила губы, и, понимая, что у нее нет времени на размышления, ответила:

— Я боюсь, что вы перестанете быть ко мне добрым.

Хайдель прищурился и, бросив сигарету в пепельницу, застыл, скрестив на груди руки.

— Добрым? Ты столько раз повторяла это слово… Что я и сам почти начал верить в эту дурь… А тебе не кажется, что ты слишком расслабилась здесь?

Хельга не знала, должна ли она отвечать на этот вопрос, и поэтому решила промолчать, однако Клаус, говоря все это, был настроен услышать ее ответ.

— Я, кажется, спросил у тебя кое-что! — резко сказал он.

— Я, да… То есть нет… Я не знаю, что ответить… — пролепетала Хельга, в отчаянии сжимая перед собой руки.

— Не знаешь, что ответить? — почти шепотом сказал Хайдель, а после намного громче добавил. — А что я могу с тобой за это сделать, ты знаешь?

— Да.

— И что же?

— Вы можете меня убить, — с трудом выдавила из себя Хельга.

— И только-то? — он недобро рассмеялся. — Ты думаешь, что это для тебя самое худшее?

— Нет, я знаю, вы можете многое…

Клаус на секунду взглянул в окно, за которым черными силуэтами виднелись бараки и смотровые вышки, и, снова посмотрев на Хельгу, сказал:

— Я думаю, что самое остроумное было бы отправить тебя обратно в лагерь. Так… Просто ради контраста.

Случайно переведя взгляд на стол, Хайдель заметил, что трубка на телефонном аппарате висит несколько косо, и автоматически, желая ее поправить, сделал резкое движение рукой в сторону телефона.

К этому времени Хельга уже находилась в том редком состоянии, которое подчас характеризуется словами «полумертвый от страха», и весь этот диалог заставлял ее все сильнее приближаться к той черте, дальше которой лежит только безумие. Она ярко представила себе, что ее ждет впереди, если Клаус действительно захочет отправить ее назад за колючую проволоку, и от этой мысли ей стало невыносимо трудно дышать. «Это хуже, чем смерть», — подумала она, чувствуя, что почти теряет сознание, и в этот момент увидела, что Клаус потянулся к телефону. «Он хочет позвонить туда! И отдать приказ о моем возвращении!» — как вспышка молнии пронеслось у нее в голове, и вслед за этим она почувствовала, что больше ее ничто не сдерживает и не остановит. «Пусть он не дает мне права голоса, пусть не разрешает говорить — теперь мне терять уже нечего», — отчаянно подумала она, желая всеми возможными способами остановить эту лавину страха.

— Нет!!! — взвыла она, падая перед Клаусом на колени и обхватывая руками его сапоги. — Что угодно, но только не обратно! Я знаю, что вы можете сделать со мной все, что пожелаете… Но я заклинаю вас — не отдавайте меня назад в этот кошмар… Лучше смерть, боль, что угодно, но рядом с вами… Оставьте меня здесь, и я буду стараться как никогда раньше. Я сделаю все, чтобы вы были мной довольны, все, только не прогоняйте меня из своего дома…

Клаус, который обычно в таких ситуациях не только не терял спокойствия, но даже, наоборот, испытывал чувство некоего азартного удовлетворения, несколько изумился, увидев столь неожиданно прорвавшуюся у Хельги бурю эмоций. «Должно быть, я действительно сильно напугал ее», — подумал он и, внутренне отмечая, что от всей его дневной усталости и раздражения не осталось и следа, решил, что сегодняшний спектакль можно считать законченным.

— Встань! — ледяным голосом приказал он. И, глядя, как Хельга мучительно старается спрятать от него заплаканное лицо, добавил, — Иди к себе, я никуда тебя не отправляю.

Хельга, с трудом ощущая изменившуюся для нее реальность, молча поднялась с пола и, понимая, что в этой ситуации любое сказанное ею слово может оказаться чревато последствиями, быстро покинула комнату.

Оставшись один, Хайдель сел в кресло и задумался. «То, что она так боится возвращения туда, — это понятно, — рассуждал он, затягиваясь сигаретой. — Но отчего теперь для нее смерть стала предпочтительнее жизни в лагерном бараке — это вопрос. Раньше она придерживалась явно другого мнения». Он посидел так еще некоторое время, пытаясь разобраться и проанализировать все произошедшее за последний час, и, выкурив пачку сигарет, решил наконец, что все предельно ясно. «Завтра я проверю свою догадку, — подумал он, вставая, — а теперь, пожалуй, мне пора спать».

На следующий день Клаус постарался вернуться домой не слишком поздно. Разыскав на кухне итальянца и отдав ему необходимые распоряжения относительно ужина, он поднялся наверх и, сев в кресло, немного задумался. «Интересно, в каком она находится состоянии после вчерашнего разговора? Хотя… О чем бы она ни думала в течение всего этого дня, сейчас она наверняка готова к тому, что я ее вызову и о чем-нибудь спрошу. Так что не буду зря терять время и скажу ей то, что собирался», — решил он и позвонил.