Я удивилась вопросу:
— Да, наверное, с шестнадцати лет.
— Чтобы излечиться, требуется всего-то пустяк, — Аида рассмеялась, сверкнув золотом улыбки. — Если тот, кто вас любит, пойдет с вами в семь церквей этого огромного города и поставит с вами свечи, так, чтобы святые улыбались вам обоим, то эта хворь пройдет. Только знайте, что это должна быть любовь.
— И это все, что вы мне скажете? — мне захотелось знать гораздо больше.
Она на минуту спрятала лицо за ладонями:
— Не верьте своей матери, которая считает, что скоро уйдет за смертью — она долговечная. Сына вы вырастете. Он будет царить в мире красок. А мужчины… — она удивленно рассматривала карты, которые продолжала открывать и раскладывать симметричным орнаментом. — Ох, как много королей, и как мало толку… Только один, который вернет вам украденную долю души, сможет стать частью вашей жизни. Но это будет не сразу. Лишь после того, как в бумаге растворится ваша общая печаль.
Свечи затрещали и, задергавшись пламенем, погасли. Аида вскрикнула и встала из-за стола:
— Вот, теперь вы знаете, как я гадаю. Сможете что-то написать?
— Но… Мне кажется, что так делают все… — мне не хотелось ее обижать, но я не видела разницы. — Это обычное гадание, которым многие промышляют…
— Да, но не все хотят об этом рассказать через тексты. Подумайте, я буду ждать…
Она проводила меня до фойе, и, помахав на прощание рукой, скрылась за всплакнувшей скрипом дверью.
Под ногами снова гудели бетонные прямоугольники набережной. Воспоминания о странной гадалке крутились у меня в голове — я не знала, как заставить читателей поверить в то, что эта Аида вершит чудеса в своих ванильных комнатах с взволнованными свечами. Может быть, чуть позже какая-нибудь ценная мысль посетит меня, но сейчас… Я спустилась в метро и, зайдя в пропахший свежей краской вагон, села читать книгу, которая звала меня из сумки голосом исполняющим желания…
Вернувшись домой, я первым делом прошла в комнату и взглянула на заляпанный акварелью мольберт. Пусть она окажется права, и мой Филипп однажды станет царить в мире красок…
* 12 *
Бросив пиджак на спинку кресла, я ослабил узел галстука и приоткрыл створку окна. На улице припекало солнце, громко верещали птицы — прекрасный день, обещающий не менее приятный вечер. Возможно, сегодня ко мне снова приедет эта запуганная девушка. Марианна… В дверь постучали. Наверное, секретарша.
— Да? Зайдите.
— Артис, к вам можно? — в кабинет боком вошел один из моих подчиненных.
На миг встретившись с ним взглядом, я вспомнил, что Эдуард был на грани увольнения, а, следовательно, пришел для того, чтобы меня разжалобить. Выгнать бы его, да и дело с концом…
— Присаживайся, — я махнул в сторону стула, а сам отвернулся к окну.
Мне надоели эти глаза — умаляющие в настоящем и ненавидящие в прошлом. Я почувствовал, что дико устал. Хорошо бы он отвязался от меня. Но нет, сейчас он начнет причитать.
— Что скажешь, Эдуард? — мне вдруг стало интересно, что он сочинит в свое оправдание на этот раз.
— Артис… Я конечно виноват, — по-деловому начал он свою речь, однако, быстро поняв, что такой тон здесь не очень уместен, сменил интонацию. — Если вы меня сейчас выгоните, то я не смогу выплатить кредит… У меня дети пошли в платную школу… Я так старался… Артис, — его голос приобрел плаксивые нотки. — Так хотел все хорошо исполнить, но мне просто не повезло… Ведь это иногда бывает…
— Слишком часто. С тобой это стало происходить слишком часто, — я сел за стол и по-прежнему не глядя на него, закурил. — Пиши заявление. От тебя уже все воют. Так больше продолжаться не может. Бери бумагу, Эдуард.
Я не позволял себе встретиться с ним глазами, напряженно разглядывая колонки цифр на экране компьютера, — если я сейчас увижу тоже, что и всегда, мне снова не удастся его прогнать. Однако любопытство начало подстегивать меня все сильнее. Попробовать еще раз? Или отказаться? Я бросил окурок в пепельницу и повернулся к Эдуарду:
— Ну, так что? Ты увольняешься или нет?
В его пыльно-сером взгляде блестели осколки безысходности. Он молчал и не мигая смотрел на меня. Секунда, другая… Я нырнул в плотный туман видения. Нет! То что я увидел там, просто не имело права быть правдой! Эта жестокость, граничащая с извращением?!.. Меня передернуло судорогой и отшвырнуло в реальный мир. Я был слишком виноват перед этим человеком, чтобы сейчас не простить ему каких-то мелких неудач:
— Ладно, Эдуард. Иди. Я даю тебе еще один шанс. Постарайся использовать его с толком.
Он вскочил со стула и недоверчиво улыбнулся:
— Артис… Вы… Спасибо, это невероятно… Я сделаю все возможное, чтобы исправить…
— Довольно. Иди и работай.
Он еще несколько секунд постоял молча, а потом, пятясь к выходу, вдруг сказал:
— Я уверен, Артис, в прошлой жизни вы были каким-нибудь святым или пророком.
Осторожно прикрыв за собой дверь, он покинул мой кабинет. Меня продолжало мутить и корежить. Святым? Пророком?… Если бы он только мог видеть мир как я. Для него прошлые жизни были не более чем присказкой, которой иногда приятно украсить свою речь.
Я снова закурил — сигарета тряслась в моей руке. Сосредоточиться на работе было невозможно. Эта мощная регрессия полностью выбила меня из колеи. Несколько минут я сидел в прострации, пока зажужжавший телефон не вернул мне способность здраво рассуждать.
— Да? Марианна?
— Здравствуйте, Артис. Я хотела спросить, когда можно будет вас побеспокоить? — она говорила тихо и очень осторожно.
— Побеспокоить? — я глубоко вздохнул и окончательно пришел в себя. — Да, разумеется. Сегодня пятница. Думаю, что мне удастся освободиться пораньше. Можете подъехать ко мне домой часов в шесть. Или, если есть желание, могу встретить вас где-то возле метро, а потом уже вместе поедем ко мне. Так как?
— Лучше я сама… — она сделала паузу. — Если вы не возражаете… Я сама доберусь до вашего дома.
Думаю, ей показалось, что пять минут езды в моем автомобиле скомпрометируют ее честное имя. Жаль, я не видел в этот момент выражения ее лица — это могло бы быть забавно.
— Как хотите. Итак, до вечера.
Я отложил телефон в сторону и задумался. Марианна… Ее история в принципе была банальна. Со мной это происходило уже не раз, а потому я легко мог прогнозировать, что нас ожидало. Конечно, будет несколько долгих вечеров, насыщенных разговорами, не обойдется без пары-тройки открытий, которые она сделает с моей помощью. Затем, когда придет время для переосмысления своей жизни, бедная Марианна поймет, что ее муж абсолютно ей не нужен, а потом… Она разочаруется в том, что раньше идеализировала и, наоборот, начнет превозносить то, что отрицала.
Мне стало душно. Встав из-за стола, я настежь распахнул окно, позволив ветру растревожить мои бумаги.
Хотя… Я снова увидел перед собой ее заплаканное лицо. Может быть, будет нечто такое, что заставит меня удивиться? В конце концов, всего предвидеть я не могу. И это прекрасно, потому что иначе меня одолела бы скука. Что ж, подождем вечера. Хорошо бы он оказался богат сюрпризами.
* 13 *
В моей тибетской клинике царил переполох — директрисе с утра пришла в голову идея заняться глобальным проникновением в средства массовой информации. Она позвонила на телевидение, связалась с несколькими каналами, и должно быть посулив им кругленькую сумму, добилась того, что кроме большого интервью, ей обещали еще и выступление в какой-то утренней оздоровительной программе. Меня все это не особенно волновало — в обед ко мне должна была заехать дочка, и поэтому я побыстрее отпустил одного из своих старинных пациентов, который в этот раз посетил меня с обострением весеннего гастрита.
— Алло, ты подъехала? — я вышел на залитое солнцем крыльцо и позвонил Марианне.
— Папуль! Я здесь, — она выскочила из-за угла и побежала мне навстречу.
Мы обнялись. Какая она все-таки красавица. Такая тоненькая и нежная. Я провел рукой по ее пушистым волосам:
