ИЛАЯЛИ © Перевод А. Ахундова Посвящается Али Арсенишвили В Скифии я… Киммерийские сумерки Испепеляют. Слышишь, Али, твоим голосом Пушкина снова читаю. Слезы фонтана Бахчисарая меня Обливают… Старым фонтанам оплакивать нас Не мешаю. Спрашивал я и у ночи — у скифской, Дремучей: Где наша юность? Блаженство? Восторг, упоенье? Кто запечатал сердца наши Кровью сургучной? Кто так и не дал взрасти, возмужать Вдохновенью? Скоро в Тбилиси, как некогда Важа Пшавела, Я привезу новых песен Тугие хурджины… Все-таки больше, чем песен, Везу я тоски и кручины, Вот уж в чем родина И без меня преуспела. Духом печальным Овидия Мог бы поклясться, Мы еще ближе друг к другу, Чем некогда были. По Руставели мечтаю с тобою Пошляться, Мы бы забытые строки стихов Воскресили. Припоминаю, он шел Лоэнгрином Навстречу… Яблони к Белому мосту и лебеди Так выплывали… Рыцарем помню тебя и поэзии Данником вечным… Ах, в Кутаиси какие рассветы Мы не замечали! Вспомнил Тбилиси… Молочное утро На Вардисубани, Речи сумбурные, пар от стихов, Илаяли… Бредит духан, погружаясь в Саят-Нову, Как в омут… Все-таки что-то, Али, от огня, от того, Не могло не остаться! Год восемнадцатый. Год восемнадцатый! Будь же он проклят! Все мы — гусары, Али! Летучие все мы — Голландцы! Плачет душа моя, плачет бессмертная, Праведность — завтра! О, в светлячка воплотившийся Дух Илаяли! Буэнос-Айрес… Кастилия И Алехандро! Вот и малайцы!.. Они одеялами белыми Головы все обмотали. Этим мучительным дням Отошла панихида. Их Сабанеева нежно оплакала И Провиденье. Что же и нынешней ночью Я колокол слышу Давида? Все — сновиденья. И Скифия эта моя — Сновиденье. 14 августа 1925 Анапа ПОСВЯЩАЕТСЯ ЧУЖЕСТРАНКЕ
© Перевод С. Спасский Стих не прочтешь ты этот, и о нем Ты не услышишь. Говорил тогда я: «Лишь о Тифлисе вспомнишь ты ночном, Лишь он останется, не увядая». Был исцарапан я, изранен. Что ж? Тифлис и тигра помнит посещенье. И разве розу без шипов найдешь? Кто строгости твоей придаст значенье? Сперва тебя Фатьмой хотел я счесть. Сам выдавал себя за Автандила. Перчатками, оберегая честь, Словно кинжалами, меня ты била. Зачем поведал я про случай тот? Олень не станет восхвалять поляны И травы их. Но если воспоет Тебя другой — припомни Окроканы. Октябрь 1925 Тбилиси ИЗ ПОЭМЫ «ЧАГАТАР» © Перевод С. Гандлевский Как бы я ни был покорен, я смею Голос возвысить и требую слова. Что мне идея! — любую идею Память позором одернет сурово. Гумна тбилисские. Здесь, может статься, Гибли под цепом невинные дети. Мне не дадут в стороне оставаться, О мой Тбилиси, страдания эти! Я на себя призываю побои. Дайте мне слово, я слышу доныне, Как Александр горевал над Курою, Плач Шамиля различаю в теснине. Кто-то сталь сабли без устали точит, Рвется к Дарьялу, неистово лая. Каджи над Тереком в бубен грохочут, Вот и Казбек, как свеча восковая. Голос мой с голосом гордым животных — Льва и орла — не сравнить, слишком тонок. Поскрип заслыша досок эшафотных, Заверещу, как на бойне теленок. Смерть подступила к Ага-Мамед-хану. Хватит, довольно топтал он Тбилиси. В строй ратоборцев марабдинских встану, Чем я не ровня героям Крцаниси! С доблестью званье поэта сравню я, — Званье воителя доблестней вдвое. Как я люблю эту землю святую — Грузию объединили герои! И завещаю я в ночь невезенья, Самую страшную ночь моей жизни: Будь Александра-царевича рвенье Вечным — ведь это печаль об отчизне! И, как мюрид, я клянусь бородами Славных — Шамиля седой бородою И Александра — они наше знамя: Пусть я призванья поэта не стою, Пусть же оно от меня отвернется Безоговорочно, без сожалений, Если и мне совершить не придется Дела, достойного ваших свершений! Ноябрь 1925 Тбилиси |