Как это передать? Вся видимая, фактическая сторона событий выписана в книге Цуриковой добротно, щедро, ярко: трагическая история Грузии, ее богатая природа, кипучий город Тифлис, грузинские и русские поэты-друзья… Сквозь пеструю и живописную эту ткань проступает таинственная суть — когда автор прибегает к виртуозному анализу Тициановых стихов.
Книга о Тициане Табидзе вышла в 1971 году, жестоко изуродованная цензурой: последняя глава, «Пепел рассвета», о трагической гибели поэта в 1937 году, была вовсе из нее выброшена.
Молча пережив эту несправедливость, Галина Михайловна снова стала искать что-то такое, что захватило бы ее столь же сильно и потребовало бы напряжения всех творческих сил. Она обратилась к роману о декабристах. И опять был поднят колоссальный материал, прочитано множество книг: старинные, редкие удавалось раздобыть в букинистических магазинах; стопами приносились книги из библиотек. Читала Галина Михайловна быстро, зорко; ее интересовали в данном случае не столько идеи, сколько все частное, бытовое, человеческое: семьи, характеры, душевный склад ее персонажей, Этой работе было отдано десять лет, пока не выкристаллизовался окончательный, компактный, очень емкий текст с живой, пульсирующей фактурой.
«Сто прапорщиков» (1983) — книга необычная в литературе о декабристах. Она домашняя, интимная, теплая. В то время, когда незыблемой считалась оценка декабристов как героев-революционеров, разбудивших народ, Цурикова предложила сложный, психологически тонкий подход: увиденные вблизи и изнутри, декабристы предстали очень разными, и разными были побуждения, приведшие их на Сенатскую площадь.
Галина Михайловна всегда придерживалась здравой, реалистичной философии: в жизни все, в конце концов, так или иначе устраивается, беды и печали тоже укладываются в общую гармонию, нужно только иметь терпение и работать, и все получится. И это ее убеждение не однажды подтверждалось: в самое трудное время ей выпала счастливая удача — участие в публикации архивных материалов из наследия академика А. А. Ухтомского.
Ухтомский тогда был мало известен просвещенной публике, разве что его княжеское имя связывалось со словом «доминанта». Да и в ученой среде масштаб его личности и научных заслуг был недооценен. Между тем, Алексей Алексеевич Ухтомский — фигура исполинская, личность уникальная: физиолог, мыслитель, богослов-старообрядец, тайный монах, энциклопедист… Человек евангельского духа, полный деятельной любви к людям, он преподавал университетским студентам законы этой любви наравне с законами физиологии.
Погружение в область захватывающих идей, незнакомых чувств, в глубину беспримерной самобытной жизни Ухтомского стало для Галины Михайловны подлинно духовным событием. На фоне нарастающей социальной депрессии жизнь ее наполнилась ценным содержанием и высоким смыслом.
В последние годы Галина Михайловна спокойно говорила о мировом апокалипсисе, о конце геологического периода, выстраивала в один ряд природные катаклизмы, взрывы агрессии в разных точках планеты, все более частые случаи человеческой жестокости и безумия. В мелькании разрозненных фактов она видела признаки глобальных процессов, не признавая конспирологию, не веря в заговоры; причины событий связывала с человеческой судьбой.
У Галины Михайловны было крепкое от природы здоровье, ничем серьезным она никогда не болела, почти не обращалась к врачам. И, хотя силы ее постепенно таяли, она до конца сохраняла ясную голову, свой замечательный ум и неравнодушное отношение ко всему происходящему в мире.
Ирина Рожанковская
Тициан Табидзе
АВТОПОРТРЕТ
Избранное
Стихи Тициана Табидзе последний раз выходили на русском языке двадцать лет назад в книге, которую мы полностью воспроизводим в настоящем издании. Она была уникальна благодаря не только вошедшим в нее стихам Тициана, никогда ранее не переводившимся на русский язык, но и новым переводам уже известных стихотворений.
Удивительны и сами обстоятельства ее появления на свет.
Книга была подготовлена к печати Главной редакционной коллегией по переводу и литературным взаимосвязям при Союзе писателей Грузии в конце 1980-х годов (предыдущая книга стихов Тициана Табидзе в русских переводах выходила в 1967 году). Но случился апрель 1989 года, потом война 1991–1992 годов. Здание Коллегии находилось почти в центре боевых действий. Однако машинопись, которая так и осталась лежать на редакторском столе, — уцелела. В начале 1990-х годов ее привез в Петербург составитель книги, поэт Илья Дадашидзе. Книга вышла в 1995 году в издательстве «Всемирное слово» при поддержке президента грузинской диаспоры Бадри Какабадзе.
С тех пор многое переменилось и в мире, и в политических отношениях между двумя странами, Россией и Грузией. Однако грузинская поэзия не перестала быть для нас тем, чем была последние два века: частью русской литературы и русской культуры, чему свидетельством является и эта книга.
Печатается по: Табидзе Тициан. Автопортрет: Избранные стихотворения и поэмы. СПб.: Книгоиздательство «Всемирное слово», 1995.
«А ОН КОВАРНО УЛЫБАЛСЯ»
© Перевод А. Кушнер
Я был один, и жаловался я
На жизнь свою, духовное сиротство,
И проклинал я бренность бытия
И всю его жестокость и уродство.
И небосвод, в союз вступив со мной,
И слезы лил, и в плаче содрогался,
Мы были скорбью связаны одной,
А он… «А он коварно улыбался».
На черном ложе, смерть свою вдали
Завидев, я томился и метался,
И слезы из очей моих текли,
А он… «А он коварно улыбался».
Ноябрь 1909
ЦВЕТОК
© Перевод А. Кушнер
В засохшем поле, на пороге дней
Осенних, цвел неведомый цветок.
И не росой, а инеем, скорей,
Он был покрыт, и плакал, одинок.
Его собратья, видел он, увы,
Впадали в сон, сдавались холодам,
Безмолвно увядание листвы
Он наблюдал, печалясь, здесь и там.
«Не пощажу, пощады не проси,
Дни сочтены твои», — свистел ему
Злой ветер, прах удушливый вблизи
Его вздымая, торопясь во тьму.
Декабрь 1909
ПАМЯТИ МЕЛИТОНА ЧОГОВАДЗЕ
© Перевод А. Кушнер
Ночь темна. Облака надо мной
Бродят вяло, как мрачная дума.
Я рыдаю, утратив покой,
Я молчу, озираясь угрюмо.
Тонет в плотном тумане гряда,
И ручей громыхает камнями:
— Он из мира ушел навсегда! —
Злобный демон смеется над нами.
Ты нас предал суровой судьбе,
Избежать ты не вправе укора:
Для того ль доверяли тебе,
Чтобы нас ты покинул так скоро?
Но под гнетом судьбы не пригнем
Головы, не забудемся в плаче,
Твое дело продолжить рискнем,
Даже если не будет удачи…
Прочь унынье! Такой человек
Не подвластен и смерти всевластной,
Не сотрется, впечатан навек,
В сердце лик его, образ прекрасный.
Февраль 1910