Эта страна в мирное время — в тиши, без стрельбы и боёв — поражает европейцев своей красотой. «Но я не смог забыть Афганистан, его непостижимую природу, прозрачный воздух, призрачные воды, полночных звёзд мерцающий туман», — пишет в стихах о своих афганских впечатлениях журналист Виктор Верстаков. У командира взвода наблюдения разведбата лейтенанта Касьянова до первого выхода на боевую задачу впечатления были похожими. Но они очень скоро были радикально скорректированы жестокой реальностью. Батальон провёл на границе с Ираном в провинции Гильменд несколько засад на пути возможного каравана и возвращался с «работы». Илья Касьянов шёл на своей БРМ (боевая разведывательная машина) в середине колонны, как вдруг сквозь шум наушников шлемофона услышал звук хлопка. Впереди возник чёрный столб дыма, и сразу по радио циркулярно с тревогой прозвучало сообщение: «Впереди подрыв!».
Погиб механик-водитель одной из машин, левой гусеницей наехавшей на фугас. Это была первая увиденная им смерть русского солдата на нерусской войне.
Основной «работой» взвода, а потом роты Касьянова были ведение разведки и выполнение штурмовых задач. Разведка включала в себя выход в район учебных центров баз моджахедов, а также контроль маршрутов караванов с оружием со стороны Ирана, добывание информации, захват пленных, оружия, документов.
Штурмовая часть работы заключалась в помощи правительственным войскам Афганистана, если у них где-то что-то не получалось. Наносится совместный удар по базе противника, после чего — отход. Или так: наши части блокируют объект, а бой внутри ведут афганцы. После боя «шурави», то есть советские, осуществляют «зачистку»: прочёсывают местность по выявлению очагов сопротивления, складов оружия и боеприпасов. Но досмотр населения являлось задачей самих афганцев.
Статус 40-й армии не был оккупационным. Генерал Борис Громов свидетельствует, что был приказ по возможности не ввязываться в непосредственные боевые действия, перенести акцент на службу прикрытия, охрану коммуникаций и оборону важных объектов. Но к середине 80-х годов армия логикой событий была втянута в боевые действия, которые велись с размахом и весьма интенсивно.
Моджахеды воевали всерьёз и как воины заслуживали уважения. «Тактически действовали очень умело, пластично, сообразуясь с местностью и оперативной обстановкой, — рассказывает Илья Касьянов. — В подавляющем большинстве они придерживались чётких этических военных установок кодекса «аскера», сложившегося у их народа издревле и отличающегося от европейского. Да, некоторые резали противнику голову и уши в бою, но это считалось доблестью, угодной Аллаху, это было внутри их этики».
Афганские правительственные войска — «зелёные» — были слабыми по духу. 20—25 процентов солдат обычно дезертировали при первой возможности, так как мобилизация в армию на глазах Касьянова проводилась далеко не добровольно: нашими частями блокируется кишлак, все призывного возраста мужчины афганскими офицерами оцениваются на глаз и «добровольно» записываются в армию Бабрака Кармаля (позднее Наджибуллы). Лучшее впечатление оставляли танкисты, артиллеристы, лётчики, обучавшиеся нашими специалистами на территории Афганистана либо в СССР. Много сумятицы в сознание солдат и младших офицеров вносила политическая неразбериха в стране, их войска не знали, за кого сражаются.
Дезертирство впоследствии было почти массовым, мало кто хотел идти в бои за Бабрака Кармаля или Наджибуллу, кроме их родственников и земляков. В конце концов простые солдаты и население пришли к мысли, что идёт гражданская война с участием иностранцев — «шурави». И это нам вышло боком.
В начале 80-х годов советские войска были весьма профессиональны. Работала система боевой подготовки солдат и офицеров применительно к обстановке в Афганистане, армия неплохо снабжалась вооружением, управление войсками было квалифицированным. Поэтому не выполнялся лишь очень малый процент тактических заданий, «духи» были всегда побеждаемы нашими частями. Другое дело: каждые 2—3 месяца менялась идеология нашего присутствия, установки командования на выполнение нашей «работы».
Странная временами это была война.
«... Боевые действия носили характер, далёкий от представлений военной науки и предписаний боевых уставов. Противник выступал мелкими вооружёнными отрядами, подвижными и быстро уходящими из-под удара. Сплошь и рядом приходилось оставлять бронетехнику и артиллерию, неспособную пробраться в зарослях и подняться в горы, в результате чего бойцы оставались только с лёгким оружием, по огневой мощи оказываясь на равных с душманами. Исход боя при этом решала подготовленность, выносливость и инициатива — то, чем многие солдаты как раз и не отличались.» (Виктор Марковский. «Летучая мышь над караванной тропой». Независимое военное обозрение. 1999. № 5)
Поначалу у Ильи вызывало удивление то, что на марше стрелковые батальоны впереди разведбата или позади него обстреливаются «духами», а разведчики нет. Почему? Другой пример. Когда он в Герате принял роту, обратил внимание, что наряду со спокойным отношением населения некоторые жители начинают разбегаться от его роты, даже раздавались «случайные» пулемётные очереди по машинам. Вскоре он «раскопал» это дело. Оказывается, около 3—4 месяцев назад во время «зачистки» наши наткнулись на небольшой очаг сопротивления и без особой необходимости уничтожили один дукан, кинув внутрь гранату и выстрелив туда из ракетницы, да ещё и собак перестреляли. Жители запомнили и случай, и участников и повели себя соответствующе. Ничто там не остаётся незамеченным. Пришлось налаживать отношения, в том числе с помощью раздачи банок с перловой кашей.
Верно, что «восток — дело тонкое». Не все из наших сразу это усвоили. Если ты Воин и «профи», то без нужды не применяй тактику «тотального боя», умиротворяя морем огня и свинца всё, что шевелится в очаге сопротивления. А заодно уничтожая нехитрое имущество и инвентарь небогатых афганцев.
«Крутых», но не Воинов, своих и чужих, афганцы непостижимым образом распознавали, делали выводы, преломляя их через кодекс «аскера», презирали их и по отношению к ним вполне законно «беспредельничали».
Как только колонна машин останавливается где-нибудь, даже в пустынном месте, мгновенно как из-под земли возникает местный пацан или взрослый: «Командор, что хошь? Командор, что нада?». И предлагает всякую мелочь, вроде жвачки или апельсинов. Торговля — несмотря ни на что. И не вздумай шлёпнуть пацана по затылку или отнять апельсины: рано или поздно именно тебя или твою машину будут бить. Местные чётко различали, кто настоящий Воин и среди «шурави».
Результат: на каких-то наших переговорах с местными жителями присутствовал, как потом узнали, переодетый полевой командир Файзулло. Тогда впервые Касьянов услышал в свой адрес: «А мы тебя знаем, командор Ильяс. Ты Воин, всё нормально». То есть рота Касьянова в глазах населения была в разряде «профи». И он спокойно ходил с ротой по трассе, а через Герат — на одной машине. Но если с трассы сошёл и двинулся внутрь «зоны войны» — тут и ему не было бы поблажки, тут война шла насмерть, тут — кто кого. Убьют или подранят — можешь лишиться головы в буквальном смысле. Но вне зоны, «на всякий случай», роту никогда не били.
Своя мораль, своя военная этика, вытекающая из древней многовековой культуры Востока...
«Будьте уверены, что в этой стране вам никогда не удастся выполнить колониалистские планы вашего правительства — наш героизм хорошо известен всему миру, и вам тоже. Не обманывайтесь своим успехом в войне против германских нацистов: там вы вели справедливую войну, здесь же справедливую войну ведём мы!» (Национальный Исламский Фронт Афганистана. Обращение к советским оккупационным войскам. Начало 80-х годов).
Потери в роте были, в том числе невосполнимые. Разведчики боевую работу выполняли, разбиваясь на пары или тройки. У Ильи в апреле 86-го года погиб напарник сержант Василий Петров. Погибли хорошие друзья Сергей Келексаев, Александр Платицын, Анатолий Яшенко. Бывало, что подрывались с интервалом в несколько минут. Предшественник Касьянова комроты Андрей Борискин подорвался на противотанковой мине, и ему ампутировали правую стопу. Его вытаскивал старшина Анатолий Куровский и тоже подорвался, и тоже потерял правую стопу.
