В эти дни произошёл инцидент, который потом сильно ударил по Шорину. При разделении фронтов Шорин решил оставить за собой конный корпус Будённого. Об этом стало известно Ленину. Поскольку вождь не отличался вежливостью и не выбирал выражений, то в телеграмме Смилге он допустил в адрес Шорина выражение «жульничает», имея в виду корпус Будённого, и косвенно обвинил командующего в пассивности при оказании помощи соседу. Телеграмма не изменила ситуации, так как в чисто военные дела даже Ленину не позволено было вмешиваться, поэтому он и телеграфировал комиссару. Но в 1938 году эта телеграмма жизнь Шорину попортила. Позднее выяснилось, что решение Шорина было лишь выполнением приказа главкома С.С. Каменева.

 30 сентября Василий Иванович Шорин приступил к командованию Юго-Восточным фронтом. Но всё же главным в те месяцы для Советов стал Южный фронт, против которого Добровольческая армия развернула основные операции: 13 октября был взят Орёл, и белые стали продвигаться к Туле. Над Москвой замаячила перспектива сдачи города Деникину. И хотя Шорин сковывал до 55 тысяч войск генерала Врангеля, всё же основные, решающие бои шли у соседа.

 24 октября корпус Будённого нанёс поражение коннице Шкуро и Мамонтова, красные вернули Воронеж; ранее, 20 октября, 14-я армия И.П. Уборевича (член РВС Г.К. Орджоникидзе) завладела Орлом. Это стало переломом. 17 ноября красными был взят Курск, 31 декабря начался штурм Царицына, в начале января 1920 года город взяли, как и Донбасс, Таганрог, Новочеркасск, Ростов-на-Дону. Красная Армия вышла к Азовскому морю и к Северному Кавказу. В связи с этим Юго-Восточный фронт был преобразован в Кавказский, пополнен 8-й армией и 1-й Конной армией. С января 1920 года командование фронтом принял Василий Шорин, получив задачу завершить ликвидацию Северокавказской группировки войск Добровольческой армии и захватить Кавказ. Однако к февралю 1920 года командование принял М.Н. Тухачевский, а Василий Шорин через некоторое время назначается помощником главкома всех Вооруженных Сил Республики по Сибири.

 Видимо, с этой целью Шорина вместе с другими военачальниками вызвали в Москву на совещание к Ленину. В марте 1920 года Василий Иванович уже прибывает в Омск, где в мае принимает в подчинение 5-ю армию (командующие М.С. Матиясевич, И.П. Уборевич), имея задачей борьбу с «кулацкими» мятежами и войсками генерала барона Романа Унгерна, фактического правителя Монголии, а также с остатками других белогвардейских частей. Все эти задачи были успешно выполнены, координацию всех Вооружённых Сил Сибири Шорин осуществил с блеском и в начале 1922 года получил новое назначение — Туркестанский фронт. Как видим, власти «бросали» его туда, где нужны были военный опыт, железная воля к победе, талант организатора крупных масс войск.

 Борьба с басмачами (современное название — моджахеды) была особой войной, полупартизанской, полуфронтовой с обеих сторон, а если учесть специфику территории военных действий, методов борьбы, психологию местного населения, то можно себе представить сложность новой должности Шорина. Однако военные операции в Ферганской долине, Восточной Бухаре и Хиве, осуществляемые отдельными кавалерийскими бригадами и национальными просоветскими отрядами, закончились поражением основных сил басмачей. Наверняка Василий Шорин имел там встречи с другим нашим земляком — Александром Тодорским из Весьегонска, также воевавшим с басмачами.

 К 1923 году крупные военные операции на территории РСФСР закончились, огромная армия стала не нужна. Василия Шорина назначают заместителем командующего войсками Ленинградского военного округа В.М. Гиттиса. Здесь он и прослужил без замечаний до 1925 года. Впрочем, замечание было: почему Шорин всё ещё не член ВКП(б)? Это ему тоже припомнят.

 В 1925 году Василию Ивановичу шёл 55 год — нормальный возраст для здорового, удачливого в делах военного человека. Однако его отправляют в отставку, надо полагать, не по болезни, не в силу «преклонного» возраста. Скорее всего, ему припомнили и его независимость во взглядах, и то, что он бывший «золотопогонник», и нечленство в партии, и несправедливое давнее обвинение со стороны Ленина. Михаил Фрунзе обнародовал прочувствованный приказ с комплиментами и перечнем заслуг пенсионера и, главное, с приказом о пожизненном зачислении Шорина в ряды РККА. Это был первый подобный случай в РСФСР (в дореволюционной армии заслуженных, отличившихся военных, зачисленных пожизненно в воинские части, было немало).

 Пенсионер Шорин устроился на работу в ленинградскую организацию Осовиахима (позднее ДОСААФ). Увлёкся идеями группы ГИРД, которую возглавлял будущий основатель советской космонавтики Сергей Королёв, вошёл в коллектив разработчиков высотных скафандров. Бывший командарм радовался и писал одному из друзей: «Я тут нашёл себя». Видать, не только воинской наукой владел наш земляк, но и перспективные разработки были ему по плечу.

 В 1938 году, на 68-м году жизни, безобидного старика арестовывают и бросают в тюрьму. Обвинение смехотворное, но страшное: «Участие в контрреволюционной организации в РККА». Полгода держат в тюрьме, допросы, допросы с пристрастием, ожидание суда. Но до судебной расправы не дожил — в тюремной больнице остановилось старое сердце. Похоронили его на Богословском кладбище, говорят, сохранился ещё памятник. Реабилитировали Шорина лишь в 1956 году, однако память о нём как о полководце Красной Армии заглохла.

 Так закончил жизнь замечательный военный, отдавший все свои силы защите Отечества от зарубежных врагов, а свой талант полководца защите неблагодарной Советской власти — Василий Иванович Шорин из Калязина. Вспомним о нём — sine ira et studio — без гнева и пристрастия.

1943 год. Иран. Экипаж танка «Шерман» старшего лейтенанта Александра Ершова, уроженца Спировского района Тверской области (отец автора, на снимке второй слева)

 В Твери живёт один из участников Парада Победы, бывший боевой лётчик, полковник в отставке Евгений Антонович Дроздовский, родом из 1924 года, войну начавший в 1943 году. «Воевал, как и все», — говорит ветеран, а потому этим и интересен всем нам, молодым и старым, воевавшим и работавшим в тылу в грозные годы Отечественной...

 В конце 1940 года Женю Дроздовского, секретаря комсомольской организации 1-й железнодорожной сталинской школы (теперь она называется просто — 27-я школа) города Гомеля пригласили в горком комсомола и сказали, чтобы он в своей школе «провёл работу» по набору ребят в открывшуюся в Минске спецшколу ВВС, которая будет готовить «сталинских соколов».

 Работу Женя провёл, и в январе 1941 года после медкомиссии приступили к учёбе в спецшколе 40 бывших школьников из Гомеля. 20 июня 1941 года они школу закончили и получили отпускные билеты, чтобы ненадолго съездить домой в отпуск, а потом продолжить службу.

 Через день грянула война. Все документы пропали в Минске. Через Гомель шли в эвакуацию на восток люди, начались бомбёжки, хаос, тревога поселилась в душе каждого жителя города.

 40 отпускников явились в военкомат и попросились добровольцами на фронт. Не заходя домой, они все во главе с Евгением Дроздовским срочно были доставлены на железнодорожную станцию, посажены в товарный вагон и направлены, как в пути выяснилось, в сторону Москвы.

 Нашлись трезвые головы, которые приняли решение не отправлять на фронт молодых, неоперившихся летунов, а учить дальше. Так они попали в авиационную школу в Уфе. Шла война, а молодые парни начали осваивать традиционный набор летательных аппаратов: У-2, Т-2, УТИ-4, И-16 и, наконец, ЛАГГ-3. В 1943 году Евгению стукнуло 19 лет, он уже закончил полный курс на самолёте ЛАГГ-3, но в декабре группу лётчиков снова послали переучиваться в Кировабад: американцы по ленд-лизу начали поставлять в СССР авиационную технику. Так Дроздовский стал летать на «Аэрокобре» — истребителе, который в сравнении с нашими машинами первых лет войны был, конечно, лучше, но в сравнении с последующими «яками», ЛА-5, ЛА-7, «мигами», конечно же, хуже.