В коробке оказалась одежда.

— Что такое? — удивлённо спросил Гоша, вытаскивая длинный халат с вышитыми по обшлагам узорами, напоминающими значок доллара. — Халат для миллионера?

— Глупый! — развеселилась Зера. — Это же чапан! Это папа нам прислал татарскую национальную одежду. Его ответ на твои глупые националистические намёки.

Она вытаскивала из коробки красивые вещицы одну за другой и объясняла:

— Это кушак — для тебя. И тюбетейка — для тебя, ичиги — опять для тебя!

Разглядывая ичиги, мужские узорные сапоги, Гоша спросил:

— А я тебя не обделил?

— А вот и моё! Смотри: калфак, платье, камзол. А вот и мои сапожки. Слушай, Гош, а давай сегодня так гостей встречать?

— Только так! — Гоша надел тюбетейку и подмигнул молодой жене. — Чтобы плову соответствовать!

— Гошка, как я тебя люблю! — вздохнула Зера. — Прямо ужас! Надо папе позвонить, — не вполне в тему добавила она.

— Заодно уж и моей маме. Ещё раз скажем, что завтра мы — у них. Непременно. А то она слегка напряглась, когда я сказал ей, что у нас сегодня — только молодёжь.

К приходу гостей всё было готово: плов и прочую снедь доставили вовремя.

Первыми появились Лёвка и Катя.

— Умираю, глоток шампанского! — заорал Лёвка прямо с порога, сунув в руки Гоше букет оглушительно пахнущих белых лилий.

Выпив поднесённый Зерой фужер, он выдохнул:

— Спасли от голодной смерти! Горько!

— Уймись, — рассмеялся Гоша, легонько поцеловав Зеру в висок, — скоро попросишь спасти от обжорства.

Левка заглянул в комнату и взвыл в голос. Было понятно, что уймётся он ещё не скоро.

Катя внимательно разглядывала костюмы молодожёнов:

— Стильно, — признала она и спохватилась, — ой, поздравляю! Счастья, любви и вот…

Она достала из большого пакета скульптуру зайца и протянула Зере:

— Пусть он вас охраняет.

— Потрясающе! — Зера осторожно взяла деревянного толстого зверя и поцеловала его в нос. — Гош, смотри, он на тебя похож!

— А мне кажется, на тебя, — Гоша ласково погладил славное животное меж железных ушей. — Спасибо, ребята!

Он растроганно поцеловал Катю в щёку и пожал Лёвке руку. Тот уже что–то жевал. Судя по запаху — маринованный чеснок.

В прихожей стало тесно: почти одновременно приехали Нюша и Нур. Нур помог Нюше снять пальто и только тогда преподнёс свой подарок — Библию и Коран в кожаных переплётах.

Только–только все расселись за столом, как Лёвка вместо первого тоста вновь провозгласил оглушительное:

— Горько!

Поцелуй новобрачных настолько затянулся, что гости, не выдержав, навалились на жратву. На плов, конечно.

А плов молчал и терпел. Он знал наверняка, что даже эти крепкие молодые аппетиты не в силах победить его вот так, нахрапом. Он их если не измором, то количеством возьмёт.

И заяц, белый и пушистый, на той свадьбе был едва ли не самым желанным гостем. Но мёд–пиво не пил. Такой вот оказался трезвенник и праведник. В отличие от всех остальных.

3 марта 1999 года

— Ну ладно, Катюш, до вечера, — Константин Петухов взглянул на часы Киевского вокзала — было уже без пяти час, — целую.

Он символически чмокнул в трубку — телефон, казалось, благоухал Катиными духами, свежими и чуть арбузными. Ему страшно нравился этот запах нового Катиного парфюма — у неё в гостях он всякий раз подносил к носу пузырёк «212» в форме капсулы. Он даже хотел эти двести двенадцать подарить жене, но потом передумал. К тому же Катя объяснила, что «212» — это два–двенадцать, код Нью — Йорка. А жена постоянно рассуждала и чуть ли не гордилась своей неприязнью к заморской державе. Папочкино влияние — Оксана была дочерью крупного политического деятеля, руководителя левой думской фракции «Патриоты России».

Петухов так и не смог взять в толк, насколько серьёзны антиамериканские взгляды жены. Лично ему было глубоко начхать на бесконечно далёкую страну, её валюта интересовала его куда как больше. Оксана же говорила и говорила об Америке. Чаще, чем об учёбе собственной дочери в тоже далёкой, но всё же не заокеанской Англии.

— Целую, — нежно ответила Катя.

Ещё не знает, — подумала она. То, что она задумала, удалось в полной мере — Лёвка не подвёл. Теперь оставалось лишь пожинать плоды.

Петухов надел пиджак и поправил галстук — выглядеть под взглядами подчинённых надо на все сто. Обед в банковской столовой был неким ритуалом. Там он, как демократичный руководитель, становился в общую очередь к раздаче, переговариваясь с главбухом и двумя своими первыми замами, которые всегда входили в столовую ровно через секунду после него, в какое бы время он не спускался. Петухов был уверен, что они поджидают его где–то на подступах, но ни разу так и не просёк, где же они прячутся.

Этому трюку — обедать с народом — его научил тесть, старая лиса, точнее, лис коммунистической формации. Лис оказался прав — среди сотрудников Петухов слыл своим парнем, а сотрудницы называли его «душкой». И работали слаженно не только за зарплату, но и за идею. А работа за идею всегда предполагает гораздо большее усердие. Особенно если зарплата не слишком велика.

Петухов выйти не успел — дверь кабинета распахнулась, да так стремительно, что чуть не стукнула его по лбу.

— Оксана? — изумился он, увидев жену.

Удивило его не столько внезапное появление «половины» на его работе, где она бывала лишь на праздничных мероприятиях, а то, что та была не при макияже. Её абсолютно «голое», по собственному Оксаниному выражению, лицо было искажено гримасой гнева. Здесь, в светлом кабинете, Петухов вдруг заметил, как она постарела, несмотря на все ухищрения. Типа кремов ценой в полуторагодовалую зарплату сельского учителя или золотых нитей, о стоимости которых лучше не упоминать всуе.

— Ты что, совсем охренел, козлище? — злобно прошипела она бледными губами и бросила мужу в лицо глянцевый журнал.

— Закрой дверь, — приказал он, ловко перехватывая журнал. — «Сплетни плюс», — прочитал он.

Странно, вроде бы Оксана прежде жёлтой прессой не интересовалась. Что это её укусило? А–а–а! — догадался он. — Там, наверное, папеньку пропечатали! Что–нибудь вроде: человек, похожий на патриота Голубкова в сауне с молодыми патриотками…

— Полюбуйся, страница третья, светская хроника, — Оксана, тяжело дыша, опустилась в кресло и закурила сигареллу.

По кабинету разнёсся удушливый и сладкий сливовый аромат дорогого курева. Петухов на автомате включил кондиционер и только после этого развернул журнал. И — остолбенел. Прямо с глянцевой фотографии на него смотрел… он сам! Бликуя глуповатой слащавой физиономией, он обнимал за плечи ослепительно улыбающуюся Катю. В руках Катя держала бокал шампанского.

Табак, казалось, благоухал арбузом. Оксана, покачивая ногой, вскинутой на другую ногу, поторопила:

— Читай, читай, донжуанно хренов!

Статейка была короткой, но всеобъемлющей. Называлась она «Разбор птичьих полётов».

В развязной манере глянцево–жёлтой журналистики в ней сообщалось, что известный банкир Константин Сергеевич Петухов был замечен на открытии международной выставки банковских технологий со своей новой подругой Екатериной Чайкиной. По сведениям, полученным из неких таинственных источников, журналисту или журналистке с явно фальшивой фамилией А. Дуло стало известно, что в ближайшее время Петухов собирается сочетаться законным браком с известной в благотворительных кругах блистательной Е. Чайкиной. Сами Е. Чайкина и К. Петухов слухов о предстоящем браке не подтвердили, но и не опровергли. Известно, что ранее банкир был женат на дочери лидера левой думской фракции Оксане Голубковой.

Как отнесётся к подобному развитию событий сам Голубков, партия которого, как известно всем, даже младенцам, финансировалась «Ва — Банком»? — вопрошал(о) под конец Дуло.

— А и вправду, как отнесётся? — осторожно спросил Петухов, глядя на жену, нервно подпиливающую глянцевые ногти пилочкой с перламутровой инкрустацией.