— Что у меня сегодня, Антонина?

Антонина Фёдоровна перелистнула блокнот:

— Так, в одиннадцать тридцать у вас встреча в Администрации Президента в управлении по работе с регионами. В четырнадцать ноль–ноль — обед в ресторане «Санкт — Петербург» гостиницы «Националь» с господином Медведевым, представителем уральских машиностроительных заводов.

— Помню, помню. Нелёгкий будет обед, — вздохнул Голубков. — Этот будет просить не меньше трёх мест в первой десятке нашего федерального списка.

— Дайте два, — посоветовала Антонина Фёдоровна. — А остальных пусть по мажоритарным округам ведут. Под нашим знаменем. Уж с их–то деньгами — проведут без проблем.

— Угу, — кивнул Голубков, — а когда заседание?

— Заседание руководителей фракций назначено на шестнадцать тридцать.

— Ну и денёк! Из огня да в полымя! — Голубков довольно потёр руки.

Он любил, когда жизнь вокруг кипела. Хотя разговор на заседании тоже предстоял не из лёгких. «Демократы» наверняка упрутся и прицепятся к какой–нибудь закорючке. А ведь закон в третьем чтении должен быть принят не позже, чем на завтрашнем пленарном заседании!

Голубкову был очень важен этот закон — он лично инициировал его полтора месяца назад. Суть закона была проста и ясна: запретить организацию политических партий по половому и национальному признаку. Доводы Голубкова были ясны и чисты, как слеза ребёнка. В многонациональной стране это было просто опасно, что же касается баб-с, то женщины такие же люди, как и мужчины, поэтому зачем им собственная партия?

Хотя, если руку на сердце на «национальное» Голубкову было глубоко наплевать. Главной мишенью была партия «Новые женщины России», которую создала и возглавила эта стерва Чайкина. Та самая, что увела у дочери Оксанки мужа, заодно отняв у самого Голубкова один из надёжных источников финансирования. В лице этого грёбаного Петухова с его «Ва — Банком».

Впрочем, после предварительной серии переговоров чаша весов всё больше склонялась в пользу принятия голубковского закона. Но успокоится он только тогда, когда партии Чайкиной будут перекрыты все дороги.

— Вечер–то хоть свободен?

— Почти, — позволила себе улыбнуться Антонина Фёдоровна. — Презентация сборника «Ведущие политики России». Три федеральных канала возьмут у вас интервью.

— Тексты моих выступлений?

— Всё готово. Посмотрите сейчас?

— Перед выступлением. Вы же знаете, как я вам доверяю.

Антонина Фёдоровна сдержанно улыбнулась: она прекрасно знала себе цену.

Уже стемнело, когда грузовая «газель» свернула с Новокузнецкой улицы в проезд между жилыми домами. В здании телекомпании ВСТ горели почти все окна — телевизионщики работали в режиме «нон–стоп». Площадка перед соседним реконструируемым зданием была освещена лишь парой лампочек. «Газель» подъехала и остановилась около подъезда, рядом с которым светилась одно окошко — ночного сторожа.

Из машины вышло двое — водитель и пассажир. Пассажир постучал в окошко, откуда выглянула физиономия пожилого, не слишком хорошо выбритого дядьки.

— Открывай, Петрович, гостинцы привезли.

Небритый кивнул и дверь через пару минут открылась.

— Никого? — спросил водитель.

— Никого, — подтвердил сторож.

Водитель открыл задние дверцы фургона. Вдвоём с пассажиром они вытащили изнутри плоский деревянный ящик:

— Петрович, захвати лопаты, — распорядился пассажир.

Троица с ящиком и лопатами спустилась в полутёмный подвал.

— Где копать? — спросил водитель у пассажира.

— Вон там, в правом углу сказали, — сориентировался пассажир.

Земля была тяжёлой, но за час справились. В яму глубиной примерно в полметра опустили тяжёлый ящик. Засыпали землёй и разровняли.

— Замаскировать бы чем–то, — озабоченно причмокнул пассажир.

— А вон мешки с сухим цементом. Возьми и присыпь немного, — посоветовал Петрович. — Слышь, а по башке мне не надают?

— Дурак ты, Петрович. Никто ничего не заметит. Откуда тебе знать, что тут в подвале закопано? И с каких времен? — успокоил пассажир. — Держи бабки. Здесь две твои годовые пенсии.

— Так–то оно так…

— Всё, проехали, — отрезал пассажир. — Пора сваливать. Гаси свет.

19 августа 1999 года

— Ну ты только подумай, Костя! И как он, твой между прочим, родственник, хоть и бывший, мог пойти на такую подлость? — Катя Чайкина всплеснула руками и попыталась вырвать из рук Петухова газету, которую тот читал с самым невозмутимым видом. — Не понимаю, как ты можешь вот так спокойно сидеть…

— Кать, сейчас у тебя кофе убежит, — меланхолично заметил Петухов и вновь уткнулся в текст.

Катя, тут же забыв о подлых происках бывшего чужого родственника, рванула к плите и самоотверженно спасла вздыбившийся было напиток. Катя была верна себе — ни одного дела она не делала вполсилы, даже на кухне, и, что куда как важнее — в постели. Не женщина — миллион вольт. Петухов, усмехаясь, из–за газеты наблюдал за невестой, практически женой — расписаться они должны были через неделю.

Последние полгода Петухов занимался разводом с Оксаной и вышел из этой нелёгкой схватки победителем. То есть — холостым и готовым к новому брачному подвигу. К Кате он перебрался ещё в начале процедуры развода с одним чемоданчиком. Носки, бельё, старый свитер и новый костюм без единого галстука — это и было его приданое, не считая скромного довеска в виде «Ва — Банка». Всё остальное, нажитое непосильным трудом — куртка замшевая (две штуки), магнитофон импортный (две штуки), и прочее, прочее — было сметено могучим ураганом. Даже часы и новенькую бритву Оксана отказалась отдавать подлому изменнику.

Наблюдая за Катей, энергия которой была сродни атомной, Петухов мысленно похвалил себя.

Уже через неделю после своего побега из старого дома в новый, он понял, что если Катину энергию не направить в нужное русло, то ему придётся переселиться в банк. Фонд помощи животных, с которым Катя носилась в ту пору, явно оставлял невостребованной львиную долю её темперамента. Тогда–то Петухова и посетила гениальная мысль.

— Знаешь что, Катюша, — сказал он как–то утром, вот за таким же усмирённым кофе, — тебе надо в политику идти!

Катя идеей загорелась моментально. Партия «Новые женщины России» была создана с нуля всего за два с половиной месяца. Ещё через две недели о партии заговорили журналисты. Катя купалась в лучах славы. Направо–налево давала интервью, выступала в телешоу, общалась со знаменитостями, не пропускала ни одной значимой презентации или светской вечеринки. Укрощение огня свершилось. И заодно сбывалась детская мечта Кати — быть не только богатой, но и знаменитой.

И теперь вот — такой конфуз! Что это происки бывшего тестя, Петухов не сомневался. Если Голубков мог простить ему разрыв с Оксаной, то переключение финансирования «Ва — Банка» с «Патриотов» на «Женщин» перенести спокойно было уже выше его человеческих сил. Впрочем, тот и не скрывал, что именно он инициировал закон о запрете партий по формальным признакам. Раздавал интервью, улыбался, как крокодил перед обедом, со всех газетных полос. Что ж, старик мог быть доволен: Екатерина Германовна вновь могла стать опасной для совместного проживания с Петуховым.

Надо что–то срочно предпринимать, — думал Петухов, наблюдая, как летят брызги от разливаемого в чашки кофе. Пожалуй…

— Слышь, Кать, мы перехитрим старого, — задумчиво сказал он, откладывая газету со скалящимся Голубковым.

— К‑как? — Катя чуть не поперхнулась кофе.

— Они запретили партии по половому признаку, а ты создашь объединённое движение…

— Женское?

— Нет же, к этому можно прицепиться. Надо объединиться с кем–то нейтральным… — Петухов пожевал губами, размышляя. — Пожалуй, можно с зелёными…

— Партия «Клён»?

— Точно. Там рулит мой старый кореш, ещё по райкому, с ним мы легко столкуется, — Петухов пошуршал пальцами, будто пересчитывая купюры. А вот третьими возьмите… Н-да, кого бы это взять? Националистов — на фиг, они отмороженные…