— Пожалуйста, но только не пеняй на меня.

С некоторых пор это выражение стало одним из самых любимых у Джорджа. Я ответил, что ни на кого не пеняю, но такова жизнь. Переезд нравится мне не больше, чем ему, ответил я, но и он, когда станет взрослым, будет делать то же самое, при условии, если у нас к тому времени останутся для него кое-какие деньги. Я напомнил Джорджу и Глэдис, что они вправе считать себя счастливыми, что многие дети умирают от голода, а вот им предстоит завтра интересная поездка в город. Для них это должно быть развлечение, как было для меня в их возрасте. Однако я тут же мысленно спросил себя, действительно ли это было для меня развлечением.

Когда дети легли спать, я в поисках будильника прошел через буфетную и кухню. Из крана над лоханями для стирки белья капала вода, но теперь это не имело значения, так как мистер Буст все равно утром отключит водопровод. Будильник я нашел на холодильнике и принес его в свою комнату, заодно захватив Битси и уложив его спать у кровати Кэй. Упаковывая вещи, я включил радио, но почти сразу выключил — новости оказались удручающими. Потом я открыл окно и выглянул на улицу. Небо заволакивали тучи, с северо-востока поднимался бриз.

Улегшись в постель, я раскрыл «Воспитание Генри Адамса». Мне казалось, что я смогу закончить книгу во время отпуска, но то по одной, то по другой причине успел прочитать только страниц двадцать. Кэй постоянно ухитрялась прерывать меня на середине какого-нибудь абзаца, но и сейчас, когда ее не было, я все время ждал, что она вот-вот меня прервет. Постепенно мною овладело раздумье, не проявил ли я слабость, позволив мистеру Бусту снять все трубы в уборной на первом этаже. Что и говорить, хорошо, конечно, давать работу местным жителям в трудные для них времена, но вот мистер Буст с женой, тещей и двумя дочерьми каждую зиму может выезжать на курорт в Дэйтону[39], а я не могу позволить себе такую роскошь. За этими размышлениями я обнаружил, что пробежал целых пять страниц, совершенно не понимая, о чем идет речь. Попытался начать снова и не мог — так меня потянуло ко сну.

В конце концов я уснул, но сон не принес мне отдыха. Видимо, и во сне я продолжал думать, что завтра нам предстоит крайне утомительный день, тем более что Глэдис почти наверняка будет в дороге тошнить. Самое неприятное состояло в том, что Глэдис никогда не признавалась в этом, пока не становилось слишком поздно. Мне предстояло вести машину и одновременно присматривать за ней, если только Джордж не согласится взять на себя последнюю обязанность. В полусне меня преследовали хаотические воспоминания о всех прежних переездах из Норт-Харбора. Я припомнил, что говорил отец, когда крышка дорожного сундука упала ему на пальцы, и с какой силой сел на землю Хью, когда оборвалась ручка большого чемодана. Когда я уснул наконец, мне приснилась мороженица. Кэй шла пешком в Бостон и несла ее на голове, утверждая, что все в порядке и что вот так и нужно экономить средства.

Затем зазвонил будильник. Он принадлежал к категории часов, которые начинали звонить с тихого шепота и заканчивали тем, что фабрикант назвал «жизнерадостным пожеланием доброго утра». Я нарочно поставил его где-то в другом конце комнаты, рассчитывая, что он обязательно заставит меня подняться, чтобы выключить звонок, и теперь бродил, спотыкаясь, по комнате и пытался найти его. Было темно и холодно; за окном шумел дождь. Я вышел в вестибюль и забарабанил в двери комнат, где спали дети. Глэдис уже встала и надела пальто и шляпу. Чемодан ее был закрыт, а в руках она держала коробку из-под конфет с проделанными в крышке отверстиями.

— Что там у тебя? — спросил я.

— Пауки.

— В таком случае, выпусти их. У нас есть о чем беспокоиться и помимо кучи пауков.

На лице Глэдис появилось такое выражение, словно она вот-вот заплачет.

— Но мы же изучаем пауков на естествознании.

Мне захотелось, чтобы здесь была Кэй.

— Хорошо, хорошо! Только не говори о них матери.

Я и не представлял себе, что мальчишка может спать так крепко, как спал Джордж. Мне пришлось трясти его и чуть не стаскивать с постели, но он только хныкал и ссылался на дождь. Я ответил ему, что черт с ним, с дождем, следует привыкать к дождю, и добавил, что это напоминает мне войну, — там всегда идет дождь.

— Да, но мы отправляемся не на войну, а в Бостон, — возразил Джордж.

— Не важно. Для меня это все равно что война.

Я никогда не сомневался, что длительная поездка в машине с детьми окажется очень трудной, но действительность превзошла самые худшие мои предположения. За Портлендом меня остановил на дороге полицейский, а потом Глэдис почувствовала себя плохо. У Сэко я наскочил на гвоздь, и мне пришлось менять шину. Я пытался быть приветливым с детьми, но в конце концов они начали действовать мне на нервы, особенно когда затеяли игру с алфавитом и стали выбирать нужные буквы на вывесках; как только Глэдис уснула, Джордж принялся рассказывать о своих победах над сверстниками. Я отчаянно старался выглядеть добродушным. Мне хотелось только одного — добраться поскорее до Бостона, принять горячую ванну и чего-нибудь выпить, но я не уставал твердить себе, что люблю детей.

— Когда мы будем завтракать? — без конца спрашивала проснувшаяся Глэдис.

— Да, да, — вторил ей Джордж. — Когда мы будем завтракать? Вот закусочная «Дикси»… Вот закусочная «Тутси»… Давайте позавтракаем в ресторане «Джо»… Давайте позавтракаем в ресторане «Дэдди и Энн»… Давайте поедим жареных моллюсков. Скажи, босс, разве тебе не хочется отведать вкусненьких жареных моллюсков?

В закрытой машине стало уже так душно, что при мысли о жареных моллюсках мне чуть не стало дурно.

— Мы приедем домой как раз вовремя, чтобы поесть, — ответил я.

— О боже милосердный! — крикнул Джордж. — Да мы не хотим есть дома!

— Не смей орать на меня! — крикнул я. — Ты будешь есть дома, вот и все.

Мы приехали домой в половине первого, все еще под сильным проливным дождем. Меняя на дороге шину, я промок и устал. Теперь мне предстояло отвести детей в дом и разгрузить машину. Я нашел ключи, открыл парадную дверь и сразу почувствовал, что на меня нисходит блаженный покой. Мне казалось, что я перенес невероятные испытания и теперь начнется новая жизнь — устоявшаяся, размеренная жизнь, как всегда осенью и зимой. Завтра я снова окажусь в конторе и снова смогу заняться игрой в сквош. Все в доме сверкало чистотой и свежестью, все выглядело солидным и респектабельным. В вестибюль торопливо вошла Элин.

— О, мистер Пулэм! А мы вас ждали только к вечеру.

— Мы рано выехали, — ответил я. — Чем скорее покончить со всем этим, тем лучше.

Глэдис немедленно убежала наверх, опасаясь, как бы кто не увидел ее пауков. Я велел Джорджу отвести Битси за угол. Элин сообщила, что в доме пока нет никакой еды. Затем сверху я услышал голос Кэй:

— Гарри, почему это вы приехали в такую рань? Почему ты не позвонил по телефону?

Ее тон показался мне слишком резким, но я подумал, что, видимо, и в самом деле следовало позвонить. Я поспешно поднялся на второй этаж и застал Кэй в вестибюле перед гостиной.

— Поездка оказалась чертовски трудной. У Сэко мы наскочили на гвоздь, а потом с Глэдис стало плохо.

— Да, но ты все же мог бы позвонить по телефону. Биль здесь.

— Что?!

— Биль здесь, — повторила Кэй. — Он хотел взять меня с собой в «Ритц».

Из гостиной вышел Биль, и, завидев его, я не знал, как выразить свою радость.

— Биль! Откуда ты?

Биль улыбнулся.

— Я ведь незаменим. Как только у ребят появляется во мне нужда, я тут же все бросаю. Гарвард… ра, ра, ра… Гарвард!

— О чем ты? — удивился я.

— Комитет развлечений. Двадцатипятилетний юбилей нашего выпуска. Наш старый друг Боджо Браун все же добрался до меня.

— Боджо? — переспросил я. — Но Боджо же сказал, что ты ему не нужен.

— Может, когда-нибудь и был не нужен, а теперь нужен.