Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Минули два десятка лет, но горожане и доныне помнят своих мучеников.

***

— Вот какой праведник жил некогда в нашем городе. Как видите, друзья, нам, добровским хасидам, есть кем гордиться, — закончил свой рассказ раби Меир — Ицхак. Начались дебаты, которых он ожидал.

— Думайте, что хотите, евреи, а только мне жалко старого сторожа, — сказала Голда, жена раби Якова, единственная женщина среди присутствующих.

— Какое нам до них дело! — загалдели хасиды.

— Ловкий парень!

— Какой муж, какой отец!

— Неподкупный и честный герой, не изменил нашей истинной вере!

— Остановите ваше славословие, хасиды, — подал голос молчавший доселе Шломо, — вы забыли, что Берл — вор. Примите также во внимание, что он имел намерение надругаться над чужими святынями. Ваш энтузиазм проистекает из неведения. Я много жил на Западе, хасидов там нет вообще, а евреи ведут себя осторожнее. Вам мало бед?

— Ты мешаешь людям радоваться, Шломо, — недовольно сказал раби Меир — Ицхак, — и, как ты выражаешься, прими также во внимание, что твои осторожные западные евреи — обычные лицемеры, — со своеобразным патриотизмом заметил добровский раби.

— Дорогие мои гости, — энергично вмешался раби Яков, — я не хочу, чтобы споры омрачали исход субботы. Рассказ раби Меира — Ицхака и без полемики хорош, — примирительно заявил хозяин. Раби Яков отметил про себя, что, пожалуй, он согласен с мнением своего любимого

ученика Шломо, но умолчал об этом, дабы не огорчать друга и дорогого гостя раби Меира — Ицхака, цадика из города Добров.

Исполнение желаний

Кто не знает хасида Лейба? Всем известен этом бедняк и праведный еврей, который содержит жалкую лавчонку, не приносящую почти никакого дохода. Жена его ведет торговлю, а Лейб сидит в стороне для солидности и занят тем, что читает Святые книги. В этом занятии он преуспел больше, чем в коммерции.

А ведь знавал Лейб иные, лучшие времена. Был богат. Был хозяин. Торговал оптом. Случайность перевернула все. Заключил он как–то отличную сделку, вложив все свое состояние. Причин для беспокойства не было, риска никакого, дело верное, и партнеры надежные.

Поехал Лейб в город к стряпчему подпись свою поставить и заверить ее, и весь капитал — при нем. Остановился заночевать на постоялом дворе. Заперся на два замка и для верности спрятал свое добро под подушку. Помолился на ночь и спокойно уснул. Скажите на милость, люди добрые, разве чего–то не учел Лейб? В чем–то не остерегся? Нет, ничего не упустил, во всем обезопасил себя и судьбу предприятия им задуманного. Человек до конца выполнил свой долг и заслужил право на спокойный сон.

Мирный покой нашего дельца был прерван криками в ночи: «Горим! Пожар! Спасайся, кто может!» Очнулся Лейб, огляделся. Cквозь щель под дверью густой дым так и ползет в комнату, дышать уж нечем. Снаружи шум, грохот, что–то рушится. «Боже, спаси, не дай погибнуть!» — возопил Лейб, рванулся к окну, высадил раму плечом, и через мгновение очутился в одном исподнем среди толпы таких же, как он, погорельцев. Рухнула крыша, сгорел постоялый двор, дымится пожарище. Все кончено.

Правда, жизнь спасена. Стало быть, все обошлось хорошо. Рано заключать, что судьба не благосклонна к человеку, пока жизнь его продолжается. Видно, Господу не угодно, чтобы хасид Лейб благоденствовал в богатстве и неге. Другой путь предназначен Лейбу. «Садись за книги, учи Тору. Будешь бедным, но ученым. Отвергнешь соблазны, но станешь праведником. Такая твоя планида», — сказал раби своему хасиду. Разве не прав цадик? Ведь кто вознамерился стать праведником, должен забыть о купле–продаже.

***

Есть у Лейба дочь Веред. Девушка тихая, скромная, и собой недурна. Уж два, а то и все три года, как надо бы выдать ее замуж, да где ж бедняку хасиду взять денег на приданое? Не унимаясь, болит материнское сердце. «Так и завянет наша розочка в домашней темнице, никому не достанется. Протянем еще, и не найти жениха вовсе!» — горюет мать. «Отправляйся–ка, муженек, к цадику за мудрым советом, пришло время получить новое наставление раби», — говорит жена Лейбу.

— Слушай меня внимательно, Лейб, — обращается цадик к хасиду, — с тех пор, как я усадил тебя за книги, народ по праву видит в тебе большого знатока Торы и не меньшего праведника. И награду получишь по заслугам — выйдет замуж Веред, и счастье дочери осветит жизнь родителей.

— Да ведь то–то и горе, раби, что приданого нет, и взять его негде!

— Я получил благоприятный знак Небес. Поезжай в губернский город и поселись в доме для приезжих.

— И какими же деяниями я смогу приблизить желанную цель? — нетерпеливо перебил хасид.

— Сиди себе в комнате, Лейб, и учи Тору по своему обыкновению, и ты увидишь, как жизнь чудесным образом переменится.

Лейб прибыл на указанное место, нанял комнату и привычно погрузился в книги. День, другой, неделю, другую сидит Лейб, запершись в одиночестве, и читает книги. И отсутствие событий не наводит тень сомнения на внушенную цадиком уверенность в удаче.

По городу поползли слухи о странном постояльце, книжнике и праведнике. Многие близкие ему по духу евреи приходили познакомиться и засвидетельствовать почтение. Вот явился как–то к хасиду скромно одетый благообразного вида человек. «Меня зовут Акива», — произнес гость. Лейб благожелательно осмотрел фигуру вошедшего и в ответ назвал свое имя. Пожалуй, преувеличением было бы считать Акиву молодым, но назвать его старым — это уж вовсе несправедливо.

Новые знакомые разговорились, и Лейб по достоинству оценил просвещенность гостя и благонравие его дел и духа. Хотя, казалось, над Акивой тяготеет нечто невысказанное. Как старший, осторожно и остерегаясь обидеть, Лейб доброжелательно, но настойчиво и не без доли любопытства, старался вывести гостя на прямоту.

— Я был парнем хоть куда, не о знаниях и праведности мечтал, а о богатстве и выгодной женитьбе, — сменив, наконец, осторожность на откровенность, сказал Акива, — а если сердце пусто и карман пуст — не миновать беды. Подстрекнул меня дьявол, и обокрал я человека, обобрал до нитки, — признался Акива, и лицо его потемнело от нестерпимых воспоминаний.

— Однако, с тех пор многое переменилось… — холодно заметил Лейб.

— Я глубоко раскаялся и обратился к одному известному цадику за помощью. Он поверил мне, из жалости смягчил муки совести, сказав «Случай делает человека вором». И во искупление греха наставил меня на путь учения и праведности.

— А отчего же ты, Акива, не сделал то, что проще всего — не вернул украденное?

— О, Лейб, в том–то и беда, что я не знаю того, кто стал моей жертвой!

— Я не понимаю.

— Я украл на пожаре, что случился на постоялом дворе. Ворвался в пустую комнату, выхватил кошелек из–под подушки, а тут крыша стала обваливаться, еле ноги унес.

Сердце у Лейба защемило, как вспомнил старое. Родилась в голове надежда на чудо.

— И что сталось с теми деньгами?

— Веришь ли, дорогой Лейб, я не прикоснулся к ним. И не было бы для меня в жизни большего счастья, чем найти человека и вернуть кошелек.

— На каком постоялом дворе это случилось? — выкрикнул хозяин, яростно вцепившись в лапсердак гостя.

И Акива ответил. И радость захлестнула душу Лейба.

— Ты нашел этого человека. Он — перед тобой!

Гость недоверчиво посмотрел на хозяина.

— На медной застежке кошелька вырезано имя моей дочери Веред.

Услыхав это, Акива, словно змеей ужаленный, вскочил и с грохотом бросился прочь из комнаты. И не успел Лейб переварить случившееся, как бывший вор влетел обратно и, тяжело дыша, положил на стол перед Лейбом знакомый кошелек. Они бросились друг другу в объятия.

— Как я счастлив! — воскликнул один, — мое желание исполнилось!

— И я… И мое… — вторил ему другой.

Долго сидели они за столом и глядели с обожанием друг на друга.

— Удивительно проницателен и мудр был мой раби, когда отправил меня сюда и уверил, что здесь, в награду за праведность, я обрету приданое для дочери!

47
{"b":"545159","o":1}