Невыразимо в словах горе отца и матери. Был у них сын, отрада души. Сколько тревог и страха натерпелись они, пока болел он, бедный. Цадик вернул мальчику здоровье, а отцу и матери жизнь. И вот потеряли дитя. Какая злая судьба!

Вся хасидская община погружена в глубокую печаль. Все страдают и все скорбят. Тяжелее всех приходится самому цадику. К горечи утраты, что испытывают все его хасиды, прибавляется одна несуразная, но неотступно преследующая его мысль, что это никто иной, как он сам стал причиной несчастья. «Почему утонул отрок? Да потому, что нес мне подарок. Вот я и виноват. А почему хасиды сделали мне подарок? В благодарность за исцеление. Выходит, исцеление привело к гибели? Да это же нелепость! Но ведь всему должна быть причина. Причина исцеления мальчика — мои молитвы. А в чем причина его гибели? Должно быть, это — река. Я не вижу другой причины», — так рассуждал раби в те печальные дни.

Придя к решению, он объявил о нем своему народу. Безмерно доверяя цадику, хасиды невзлюбили реку. А самые горячие из них стали требовать возмездия. Но как же можно наказать реку? Однако, слыша нарастающий людской ропот, цадик, отнюдь не уверенный в своей правоте, сделал необратимый шаг и во всеуслышание проклял ее.

И в то засушливое лето пересохла река, и дно ее обнажилось. Справедливая кара хоть и не возвращает утрату, но утешает. И хасиды были довольны, и их убежденность в необычайной, почти божественной силе цадика упрочилась еще более. Когда есть всевластный покровитель, люди чувствуют себя увереннее и счастливее. Только у раби на сердце кошки скребли.

От справедливости до пользы далеко, как от земли до звезд. Зло наказано, но воды в реке нет. А чем огороды поливать? А чем скот поить? А для домашних нужд где воду брать? Одними колодцами не обойдешься. Тяжелее стала жизнь хасидов, а еще больше пострадали крестьяне, что живут в деревне, расположенной ниже по течению реки. И вновь раби задает сам себе трудные вопросы. «Я проклял реку, и если деяние мое справедливо, то отчего же люди страдают? Справедливость порождает страдания? Вздор!» — так терзает себя цадик тяжкими мыслями, но тут через верных друзей дошло до него кое–что пострашнее. Нашлись люди, которые объявили благодеяния цадика злодеяниями и задумали страшную месть. «Никто не причиняет нам столько зла, как наши спасители.» — говорят. Кто они, эти недоброжелатели — то ли из хасидов (а в толпе восторженных почитателей всегда найдутся ненавистники), то ли крестьяне из соседней деревни — этого раби не знает. А знает он, что отныне нависла над его собственным сыном смертельная опасность, и нашептывают недруги, как бы ни погиб сын цадика той же смертью, что и сын хасида. Впрочем, просвещенный раби считает мистические совпадения пустым суеверием.

Сын у цадика учится в ешиве, что в нескольких верстах от дома. Каждое утро он отправляется на учебу, а вечером возвращается домой. С тех пор, как вселился страх в душу цадика, он не велел сыну ходить по лесной тропе — боялся, как бы не сделали злодеи засаду. А наказал отец сыну идти длинным, но безопасным путем по дну высохшей реки — там его никакие злоумышленники искать не станут.

Дни текли за днями. Сын раби ходил указанной ему дорогой, и все шло хорошо, и отцовское сердце успокоилось. И тут грянула беда. Под вечер жаркого дня в конце сухого лета, когда сын цадика безмятежно шагал привычным путем, быстро–быстро собрались на небе черные тучи, поднялся ветер, и хлынул необычайной силы ливень, и русло реки стало стремительно наполняться водой. И юноша замешкался, и не успел вскарабкаться по крутому откосу, и стал кричать и звать на помощь, и никто его голоса не услышал, и свершилось страшное предсказание.

Праведный раби и великий цадик оплакивает сына, как оплакивал сына простой хасид. Горе отца есть горе отца. Сидит раби на берегу злосчастной реки и уж в который раз терзается мыслями все в том же роде: «Я отвел беду от своего дитя, указав ему спасительный путь, и лишился сына. Спасение привело к гибели? Опять бессмыслица!»

Раби смотрит на реку. Тишина. Вот какая–то мошка уселась на воду. «Живет себе и не знает ни бед ни радостей. Не знает, что живет, не узнает, что умрет», — думает раби. Стал накрапывать дождь. Крупные капли. На воде появилась рябь. Капли падают вокруг мошки. Спереди, сзади, сбоку. Раби пристально смотрит. «Если капля упадет на мошку — та погибла. Пока капли минуют ее — она жива. Кто знает, когда упадет роковая капля? Это случай», — размышляет цадик. Вот и упала эта капля, и не стало мошки. И тут в голове раби мелькнула догадка: «Все дело в случае. В мире торжествует не причина, а случай. Причина — это неведомо что, а слепой случай меняет все. Здесь кроется ответ на мои вопросы!» Сделанное открытие смягчило горечь в душе. Но ненадолго. «Однако, если всем правит случай, значит, мои молитвы ничего не стоят. Значит, ничьи молитвы ничего не стоят! К кому же человек взывает в своих молитвах?» — подумал цадик и ужаснулся своим мыслям. «Я становлюсь безбожником, вероотступником! Можно не доверять самому себе, но нельзя не доверять собственной вере. К моему отцовскому горю прибавилась еще и эта беда. Я, кажется, схожу с

ума. Господи, прости меня за мои сомнения! Горе помутило мой разум!» — воскликнул цадик и заплакал.

А тут появились хасиды. Они, конечно, ничего не знали о размышлениях раби. Они просто пришли утешить его в горе. И видят, раби плачет. «Крепись, учитель, не плачь слишком много, не гневи Господа, все мы в его власти. Ведь это твоими словами мы говорим», — как могут утешают цадика его верные питомцы. «Да, вы правы друзья, не будем гневить Бога. Пойдемте в дом», — сказал раби своим хасидам и повел их за собой.

Вечер пятницы. Реб Яир возвращается из синагоги домой. Хорошо на душе.

«Доброй тебе субботы, реб Яир», — прощаются с ним в синагоге. «Доброй тебе субботы, реб Яир», — приветствуют его по дороге домой. Многие, очень многие уважают и почитают реб Яира. Все, чье сердце тает от мудрого слова, все, кому любо слушать, читать и толковать Святое писание, все, кому дорога истинная праведность — все они любят реб Яира.

Вот реб Яир и дома. Чисто, уютно в горнице. Свечи горят. Жена Геула в субботнем наряде с улыбкой встречает мужа. Вот–вот усядутся супруги за стол, и дети с ними, и станут встречать царицу субботу. Мир и спокойствие снисходят на еврея в такой час. Рад себе, рад жене, рад детям, рад наступившей субботе.

Яир рос в бедной семье, и не были безоблачны его юные годы. Немало горечи выпало на его долю. Сладкими были лишь часы учения.

Дом стоял на бедняцкой улице. Обитатели ее не приветствовали ученость, а то и гордились своей простотой и невежеством и с подозрением и недружелюбно смотрели на всезнающих выскочек. Дети наследовали традиции отцов. Частенько сверстники Яира поколачивали юного талмудиста. Раз подстроили ему злую каверзу. Вырыли яму, прикрыли ее ветками, а сверху присыпали землей и листьями. «Вот пойдет умник рано утром на учение к своему раби, в глубокие думы погружен, под ноги не смотрит, и свалится в яму. Будет потеха!» — думали будущие водовозы, грузчики и балагулы. А в тот день Яир замешкался с утренней молитвой, вышел из дому поздно, пошел короткой дорогой, не попался в ловушку и не развеселил своих недругов. Тогда самый развитой из них сказал: «Бог и впрямь бережет внемлющих его учению. Оставим–ка зубрилу в покое, чтоб не сердить Господа».

Мудрецы в округе прочили юному Яиру большое будущее и рады были бы заполучить такого зятя. Был один раввин богатый, и не имел он сына, который принял бы от отца факел знаний и святости. Выдал он за Яира свою старшую дочь, знакомую нам Геулу. Богатый мудрец принял в семью подающего надежды зятя. Построил для молодоженов дом и с радостью содержал молодую чету, дабы заботы о хлебе насущном не отвлекали Яира от учения Торы. Тесть хотел, чтобы зять сравнялся с ним в познаниях и тоже стал бы раввином. С тех пор над головой реб Яира прояснилось небо, и нет на нем туч. Живет теперь реб Яир на другой улице, не боится провалиться в яму и купается в славословии почитателей. Но ошибается тот, кто, пристав к берегу благополучия, полагает, что навсегда избавился от невзгод. Не зря говорят: ”Тяготы укрепляют, а благополучие глаза застилает».