— Полноте. Человек в рясе не придумывает новое, а лишь трактует известное, — скромно заметил священник.

И отправились священник с братом помещика на хутор к Мерав.

— Здравствуй, красна девица, здравствуй, благонравная, — сказал священник, широко улыбаясь.

— Здравствуйте, почтенные господа, — прошептала бедная Мерав, предчувствуя новое несчастье. Порой простодушие видит плутни насквозь.

Брат помещика уселся за стол, а священник принялся расхаживать вдоль стен, точно высматривая что–то.

— А что это за ключ тут на полке лежит? — спросил священник.

— Это ключ от кабинета их братца, ответила хозяйка, повернувшись в сторону сядящего за столом гостя, — они иной раз у меня его оставляют, чтобы не потерять.

— А известно ли тебе, негодная, что у помещика пропало дорогое ружье, и находится оно у еврея–богача? А у тебя в доме ключ от кабинета, где хранилось ружье! Стало быть, ты украла его, воровка!

— Почтенный господин, позвольте, но ведь…, — только и успела вымолвить бледная, как мел, Мерав.

— Не позволю! — не дал ей продолжить поп и в гневе хватил кулаком по столу, — и учти,

блудница, как родишь дитя, не дерзни сказать, что оно у тебя от благородного барина. А не то — мы пойдем к судье и уличим тебя, и будешь сидеть в тюрьме много–много лет. Ключ же этот — доказательство, и будет храниться у него, — сказал священник и передал ключ брату помещика.

Тут гости повернулись и ушли, не обманув хозяйку в ее худших ожиданиях.

Господь не оставил своей милостью несчастную сироту. Не обрек ее на бесконечно долгие муки жизни и на людской произвол. Родив сына, Мерав умерла. Кто рассудит, что есть несчастье, а что — счастье? Случилось, в те дни пришла к цадику за благословением супружеская чета, что направляла свои стопы в Святую Землю. Надеялись быть ближе к Богу и вымолить себе дитя. Рассказал им цадик, что, вот, родился на днях еврейский младенец и тут же осиротел. И бездетные супруги взяли малютку с собой, и цадик благословил их самым проникновенным своим благословением.

— И, конечно, вы догадались, дорогие хасиды, что еврей со Святой земли, собиравший здесь пожертвования, — и есть сын Мерав, — закончил раби Яков.

Рассказчик огляделся по сторонам и пришел к заключению, что история его имела успех: во–первых, хасиды принялись горячо обсуждать перипетии минувших дней, во–вторых, любимый ученик раби, образованный на европейский манер хасид Шломо, молчит и воздерживается от едких замечаний, а в-третьих, у Голды глаза полны слез.

— Хасиды, сегодня у нас в гостях находится реб Гирш, наш единомышленник из города Кобринска. Как и заведено, гость будет рассказчиком, и его сказку нам предстоит послушать. Не возражаешь порадовать нас, реб Гирш? — обратился с таким вопросом раби Яков, цадик из города Божин, к своему гостю, а затем окинул взглядом хасидов, собравшихся за традиционным столом в горнице его дома, откушавших не менее традиционного борща на исходе субботы и приготовившихся слушать сказку во славу хасидской традиции.

— Дорогой раби Яков, — начал реб Гирш, — я приготовил историю, которая, надеюсь, понравится и собравшимся здесь хасидам, и тебе, и супруге твоей Голде, попотчевавшей всех нас незабываемым борщом. Эта история из жизни нашего кобринского цадика раби Эфраима.

— Большинство сидящих за этим столом отлично знают раби Эфраима. Начинай, реб Гирш, — сказал раби Яков, и все присутствующие обратились в слух.

Лет этак десять назад появился у нас в Кобринске незваный гость — молодой христианский священник. Незваный он в том смысле, что евреи его появлению радовались весьма мало. Умный, красивый, с русой бородой, улыбается доброжелательно, приветливый, уважительный, одним словом — прохвост. А, главное, говорит он всегда мягким голосом: знает, дьявол, что нет стрелы ядовитее этой. Цель у него гнусная: находить маловеров из наших и совращать их в христианство. И хоть почти никто с ним в разговор и не вступал, но он надеялся, что рыба попадется на такой глубине, где меньше всего ожидаешь ее встретить. Гореть бы ему в аду, и, надеюсь, так и будет.

Живет в нашем городе богатый хасид. Нескупой, справедливый, людям простым помогает. Раби Эфраим очень его любит, и по праву. Господь наградил богача необыкновенным сыном. Зовут сына Лейзер. Парень в своем роде исключительный. Главное в нем — отвергает ординарность, бежит от обыденности, ищет свою стезю. Походить на окружающих, на отца в особенности, — ни за что. Хасидом он, разумеется, не был. Сколько уж книг перечитал, святых и далеко не святых, со сколькими проезжими знаменитостями беседовал, раввинами и отнюдь не раввинами, а сколько отцовских попыток выгодного сватовства отклонил наш Лейзер! «Женитьба — это не сделка двух семей, женитьба — это продолжение бескорыстной любви», — вот слова этого вольнодумца.

Неподалеку от нового, крепкого, бревенчатого дома хасида, на соседней улице, где селится городская беднота, стоит жалкий дощатый домик, в котором живет бедная вдова. У этой женщины есть дочь Мирьям. Девица умная и собой недурна. Глаза большие, мечтательные. Не довелось Мирьям много учиться в детстве, но любознательности и воображения ей не занимать. И, как для всех юных и чистых существ ее пола, сутью мироздания для Мирьям является, конечно, любовь.

Новые идеи и новые сомнения, сменяя друг друга, переполняют мятежный ум Лейзера. Такому человеку необходим благодарный слушатель. Лукавая судьба свела вмести язык Лейзера и уши Мирьям. Один без устали говорил, другая завороженно слушала. Трудно сказать, много ли понимала простая девушка из вдохновенных речей искушенного книжника, но только внимала она ему самозабвенно. Разговоры этой парочки, хоть и вращались вокруг предметов духовных, но слишком походили на воркование двух влюбленных. Гуляя за городом, Лейзер и Мирьям держались за руки.

Быстро и умело проник молодой священник в неустанно ищущую новизны голову Лейзера. Озадачивал вопросами. Не торопил с ответами: думай сам, сравнивай, сопоставляй. На чьей стороне правда, чья вера человечнее — на все у молодого попа есть резон. Лейзер про себя, а иной раз и вслух, любил перечить отцу и раби Эфраиму. А тут столько свежих мыслей! Русобородый так и раздувает паруса духа противоречия нашего Лейзера. Попутный ветер дует в эти паруса. Неизведанное — верная приманка совратителя.

В один злосчастный день из Кобринска исчезли три его молодых обитателя: Лейзер, Мирьям и христианский священник. Легко понять тревогу и страх отца и матери Лейзера, а еще легче представить горе и ужас бедной вдовы — ведь пропала–то дочь, девица. Исчезновение попа не заставило никого из горожан утереть слезу. События последнего времени подсказали хасиду и несчастной вдове причину отсутсвия их чад: дети попросту сбежали. Как горю помочь? Богатый хасид, как сильная, ответственная, а, точнее, виноватая сторона, взял розыски на себя. «Пусть люди говорят, что хотят, моя спокойная совесть важнее мне, чем все пересуды», — подумал хасид. Но все тщетно. В какой–бы город он ни приехал, нигде и ничего о беглецах не слыхали. Жена хасида, плача, выпроваживает супруга из дома: «Иди к своему цадику и без мудрого совета не возвращайся.»

Раби Эфраим дал быстрый и точный ответ: «Беглецов найдешь в столице. Они там. А станет умник твой упрямиться, не захочет возвращаться, вручи ему этот вот конверт с запиской от меня. Кто бежит от своих, тому бежать до скончания дней его. Ступай и не трать времени даром. Так и потерять парня можно, а девицу — тем паче.»

Как разыскать в большом столичном городе молодого еврея и его спутницу, о которых известны только их имена и ничего более? Беда. Неделя, другая проходит — ни каких следов. «Что жене сказать? Как смотреть в глаза несчастной вдове?» — горько думает хасид. А ведь позор его седой бороде тоже чего–то стоит. Да и за сына болит душа!