Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

До захода солнца остался один час. Вдруг кто–то окликает наших героев. Оглянулись — их догоняет повозка, а в ней все тот же купец, держит в руках мешок.

— Эй, хасид, стой! Повезло тебе! — говорит купец, — бери свои две тысячи золотых, все арендаторы в округе зерно продали, кроме тебя покупать не у кого, — сказал купец, протягивая мешок с деньгами.

— Давай сюда золотые, купчина, да пойдем скорей к помещику — я долг ему отдам, а ты зерно заберешь, — промолвил арендатор, не обнаруживая ни радости ни волнения.

— Ну, что я тебе говорил, почтенный раби!? Пойдем с нами, познакомишься со славным моим хозяином. До захода солнца успеем, если поторопимся, — продолжал хасид, обращаясь к раввину.

— Ты, хасид, в рубашке родился, да и я тоже. Не удрал бы я давеча от разбойников — не вернуть бы тебе долга, а мне — головы не сносить, — сказал купец.

***

— Милости прошу! Я слышал, ты побывал в гостях у моего хасида? Рассказывай! — обратился цадик к своему старинному другу раввину, который, пройдя в горницу, уселся поудобнее на стуле.

— Ты прав был, друг. Воистину он удивил меня уверенностью и спокойствием, этот арендатор, — сказал раввин.

— Он расплатился с помещиком?

— Я чрезвычайно тревожился, бедная жена его была в панике. Казалось, не миновать беды. Покупатель явился в последний момент. Слава Богу, все кончилось хорошо. Твоему хасиду улыбнулось счастье, но он думает иначе. Воистину, удача сама слепа и любимцев своих ослепляет, — сказал раввин.

— Да пойми же, друг, что не в удаче здесь дело. Что удача? Случай, случайность. Хасид не на случайность надеется, а на Бога, и не ошибается. Урок многих лет подтверждает его правоту. Согласна со мной, женушка? — сказал цадик, обращаясь к раввину, а затем к жене, появившейся на пороге горницы.

Два взгляда на звезды

— Пора по домам, евреи! Кончились на сегодня сказки, — сказал раби Яков, цадик из города Божин, своим хасидам, сидящим за знаменитым на всю округу огромным столом в горнице в его доме. И то верно: время к полночи близится, раби устал рассказывать, да и у жены его Голды уж глаза слипаются.

— Раби, ты сегодня в ударе, одна сказка лучше другой, не всякий раз на исходе субботы нам выпадает такая удача. Расскажи последнюю, хоть самую короткую сказку! — словно малые ребятишки запросили в один голос хасиды.

Раби Яков удовлетворенно улыбнулся: кто из нас не любит похвал?

— Ну, что ж, разве что самую короткую? Так и быть, слушайте. А тебе, Голда, я подам чаю — приободрить тебя, — сказал цадик, собственноручно налил чаю из самовара, поставил чашку перед утомленной своей супругой и принялся рассказывать.

***

Жила в еврейском местечке бедная и немолодая уже вдова. Сваты терпели неудачу за неудачей и никак не могли найти подходящую пару для одинокой женщины. Вот и получалось, что не на кого ей было опереться, кроме как на единственного сына.

Беда, однако, с этим парнем. Сверстники его женаты и детей имеют, а этот все над книгами сидит, из дома носу не кажет. Людей боится, что ли? Два занятия у него: то Святое Писание читает, то мечтает. А ночью иной раз выходит во двор и глядит на звезды, словно разговаривает с ними. Никакую работу делать не умеет, все из рук валится. В общем — ненормальный сын у вдовы. Соседи так и говорят о нем: сумасшедший. Имя его — Шмулик, хотя некоторые называют его Шломик, а кое–кто, не стесняясь, говорит Шломиэлик. Почета большого ему, понятно, не положено. Но Шмулик человек незлобивый, обижаться не умеет. «Это без имени человек — не человек. Какая разница, Шмулик ли, Шломик ли? И то и другое — имена», — с мудрым спокойствием говорит себе юноша.

Может ли бедная вдова в старости на такого сына полагаться? А ведь вдовы — самые незащищенные существа на свете.

Не с кем Шмулику поговорить — ни одной родственной души в местечке. Люди с утра до вечера заняты тем, что добывают хлеб насущный. Или ссорятся, или завидуют, или козни друг другу строят. В крайнем случае любят. И никому нет охоты слушать, что вычитал Шмулик, и как объяснил необъяснимое и как истолковал неистолкованное. Не любят люди мечтателей. И оставалось ему, безумному, глядеть на звезды и разговаривать с ними.

— Вот, скажем, задумал бы Господь заново создать человека. И пусть бы поселил его вон на той звезде, — рассуждает Шмулик, — На земле люди грешны. А на звезде этой Господь не сотворил бы соблазнов, и жили бы все праведной жизнью. Интересно, какой может быть жизнь без греха? Богата или бедна событиями? Брат не убил бы брата. А как выглядели бы десять заповедей? Что было бы в Торе о той звезде написано? С утра начну все это обдумывать, а потом запишу, — воодушевился Шмулик.

***

— Пойдем, Шмулик, к раввину нашему посоветуемся, как из тебя человека сделать, — сказала сыну вдова.

— С удовольствием, матушка. Раввин, должно быть, человек умный, интересно будет с ним поговорить, — ответил Шмулик.

У раввина гостил его старший брат, большой богач.

— Раби, ты мою беду знаешь. Вот привела к тебе сына. Поговори с ним, послушай его речи, авось присоветуешь что–нибудь, — сказала вдова.

— Давно я ждал, что придешь ко мне за советом, почтенная женщина. Постараюсь помочь тебе, сделаю, что могу, — ответил раввин.

Пока вдова была занята беседой с женой раввина, трое мужчин уселись в комнате раби. Он расспрашивал, Шмулик отвечал, а брат раввина слушал. Пока Шмулик излагал свой замысел изобразить жизнь людей на звезде, раввину казалось, что он слышит бред. Но вот неисчерпаемый на выдумки мечтатель заговорил о своих талмудических новациях, и раби сперва насторожился, затем поразился пронзительной глубине мысли, и, наконец, бледный, прервал юношу, с трудом скрывая испуг. Он поспешно вернул вдове ее чадо, попрощался с гостями, пообещав помочь, и уединился для беседы с братом.

— Я невеликий знаток Святого Писания, но, мне кажется, в голове у этого блаженного бродят глубокие мысли. Не думаешь ли ты, что если люди раскусят парнишку, то станут ходить за советом не к тебе, а к нему? Не от того ли ты побледнел, брат мой? — ехидно спросил богач. Но раввин лишь сосредоточенно молчал в ответ.

— Я думаю, — прервал, наконец, молчание встревоженный раби, — мечты о звездах и глубины Писания — это материя не для сына бедной вдовы. Его уделом должны быть приземленные занятия.

— Но у парня необычайной силы ум! — возразил богач.

— А нельзя ли этот ум приложить к чему–нибудь иному, более земному? — задался вопросом раввин.

— Кажется, я кое–что придумал, брат. Пусть твой мечтатель приходит ко мне в контору, — сказал богач и подмигнул раввину.

***

Как сказано, брат раввина был чрезвычайно богат. А деньги требуют счет. Пять счетоводов корпят день–деньской в его конторе: что купили, что продали, сколько дохода, сколько убытка — только и слышно, как щелкают костяшки счет, да как скрипят перья по бумаге.

Вот сидит владыка мамоны в своей рабочей комнате. Ковер персидский. Стол дубовый. Кресло плюшевое. Чернильница хрустальная. Перо золотое.

— Бери стул, юноша, усаживайся напротив, — говорит богач вошедшему Шмулику, — и расскажи, что ты умеешь делать.

— Ничего не умею делать, — добродушно ответил посетитель, нимало не смущаясь ни роскошью обстановки, ни своей бедной одеждой, ни своим ответом.

— А счету ты обучен? — полюбопытствовал богач.

— Пожалуй, нет.

— Многообещающее начало, — заметил хозяин, — я сам дам тебе несколько уроков.

Быстро–быстро овладел Шмулик искусством обращаться с цифрами, и занятие это так ему понравилось, что он потянулся к книжным полкам в комнате богача в надежде проникнуть вглубь темных наук о величинах, кругах и линиях. Таков уж он, Шмулик: если что придется по душе — отдается этому до конца. Если задача трудна для острого ума — тем лучше: значит, это интересно. Ушел с головой Шмулик в новые книги и позабыл о Святом писании. Наши увлечения не в нашей власти.

33
{"b":"545159","o":1}