Менахем — один из уважаемых людей в городе. Это мужчина средних лет, крепкого сложения и крепкого же здоровья. Он женат, и детишками Бог не обидел. Главное же то, что дела его идут успешно. В гору идут дела, не сглазить бы. Менахем, как и многие другие евреи в округе, смолоду занимается лесом — заготовка, сплав по реке, торговля и все прочее. Нелегко с ним конкурировать, тем более, что действует он не в одиночку, а с компаньоном и другом детства Шимшоном. Завидуют люди отличным барышам Менахема и Шимшона.

Так было, но кое–что изменилось.

Со стороны чужое благополучие кажется безоблачным. А между тем, душа Менахема не на месте. Страх и тревога давно уж гнездятся в сердце внешне благополучного мужа. Сны — вот его беда. Необъяснимые и одинаковые сны возвращаются к нему. Непонятное пугает. Нет ли в этих снах худого знамения или предвестника кары за грехи, им совершенные? А Менахем знает за собой грехи, и немалые. Ведомо ему и раскаяние. Или не раскаяние, а лишь страх расплаты. Трудно сказать. Наконец, Менахем решился обратиться к известному хасидскому цадику и мудрецу, за которым слава толкователя снов. «Уж лучше знать горькую правду, чем терзаться неизвестностью. А вдруг виной всему лишь праздное мое воображение и пустые страхи? Раби растолкует», — подумал Менахем и, не сказавшись ни жене ни Шимшону, поехал к хасиду.

Дом у цадика небольшой, зато двор огромный — чтобы вместить всех желающих получить совет мудреца. Приезжие ждут терпеливо, когда помощник раби выкликнет имя, и можно будет войти. Никто не покидает этого дома, не получив совета или доброго напутствия. Менахем сообщил свое имя помощнику. Тот передает раби. Из уважения к важному и богатому посетителю, известному к тому же щедрыми пожертвованиями, цадик сам выходит на крыльцо и приглашает Менахема.

Войдя, хозяин и гость усаживаются друг напротив друга по разные стороны стола в центре большой горницы. После обмена приветствиями молчат. Цадик пытается по лицу гостя догадаться о причине, приведшей его в этом дом. Менахем с уважением разлядывает бесконечные книжные полки вдоль стен. И на столе нагромождены книги. Если вопрос у посетителя не простой, раби записывает ответ на бумаге и указывает основание из книги. «Книга — немой мудрец» — подумал Менахем. «Жизнь делает нас мудрыми, а не книги», — подумал цадик, перехватив почтительный взгляд гостя.

Прервав молчание, ценящий время коммерсант без предисловий выкладывает свою беду.

— Раби, меня беспокоят сны. А, точнее, это два сна. Один из них я вижу накануне важного решения в жизни, а другой приходит, когда решение уже принято. Я в тревоге. Уж не знак ли это какой беды, Боже сохрани. Успокой меня, раби, если можешь. Растолкуй сны, — сказал гость, начав бодро, но закончив с дрожью в голосе.

— Если это только в моих силах, непременно помогу столь желанному гостю. Жаль, что ты не бываешь у меня без особой нужды. Был бы рад видеть тебя среди моих учеников. Но об этом потом. А сейчас рассказывай свои сновидения, — сказал раби и приготовился слушать.

— Я вижу, раби, комнату в доме. У стены сидит наша кошка. Рядом в углу — норка, а из нее выглядываем острая мордочка мышонка. Выглянет и исчезнет, и снова выглянет. Мышонок дрожит от страха, знает о смертельной опасности. Он приближается к отверстию в углу, и кошка навостряет уши, прислушивается, тело ее напрягается. Мое появление в комнате не мешает ей охотиться. Она глядит в мою сторону без страха, взгляд лукавый, насмешливый. Охота ничем не кончается, сон уходит. Это — мой первый сон. А через несколько дней вслед за ним приходит второй. Вот стою я во дворе. Вокруг меня пусто, а за забором множество людей. Окружили двор со всех сторон, смотрят на меня, застыв в молчании. Передо мной наш кухонный стол, покрытый скатертью. В центре стола простая жестяная миска, до верху наполненная крупной солью. По бокам миски лежат две ложки — маленькая и большая. Я беру маленькую ложку и собираюсь зачерпнуть ею соль из миски, но тут меня оглушают громкие крики людей за забором: «Оставь маленькую, бери большую!» Я подчиняюсь, беру большую ложку, набираю ее полную соли и несу ко рту. Жую соль, глотаю. Пытаюсь глотать, не жуя. Кладу ложку на стол. А люди вопят еще громче: «Еще, еще!» Съедаю вторую ложку. Тут я просыпаюсь. Вот мои сны, раби, — закончил Менахем с гримасой отвращения на лице.

— Дорогой и долгожданный мой гость! — дружески сказал цадик, — Чтобы истолковать твой сон, мне потребуется выслушать всю твою историю. Приготовься к длинному рассказу, дружок. А я тем временем попрошу принести нам по стакану чая, — сказал раби и велел помощнику поставить самовар. Цадик приготовился слушать гостя.

Детьми Менахем и Шимшон жили по соседству. Отцы их были зажиточными, крепкими домохозяевами, как о них говорили люди. Родители дружили с родителями, а дети — с детьми. Вместе ходили в хедер — еврейскую школу для мальчиков. Дети выросли, надо становиться на ноги. Решено было на семейных советах, что нет занятия лучше коммерции, например, торговли лесом. Но браться за дела надо с умом, а посему Менахему и Шимшону требуется сперва поучиться в столичном городе.

Молодые люди поселились каждый у своих дальних родственников. Целыми днями учились коммерции, не забывая, впрочем, молитвы и Святые книги, а по вечерам ходят друг к другу в гости или гуляют по городу. У хозяина дома, где поселился Менахем, есть дочь по имени Хана. Красивая девица с большими глазами. Когда захочет — она серьезная, а другой раз — веселая и смешливая. Хана и Менахем всегда находили о чем поговорить друг с другом. А если в гости приходил Шимшон, время проводили втроем. Казалось, девушка относилась к друзьям ровно, не отдавая предпочтения ни одному из них. Время летело беззаботно.

Однажды Шимшон, краснея, признался Менахему, что любит Хану. К удивлению своему он не услышал ответа. Друг тоже покраснел, смешался и перевел разговор на другое. Заторопился вдруг домой, и они распрощались. По дороге Менахем лихорадочно размышлял. Ведь и он любит Хану. Он надеется, что и она его любит. Они живут в одном доме, он видит ее чаще Шимшона. Несколько раз они встречались наедине. Он даже сжимал ее ладонь в своей, и она, смущаясь, отвечала слабым девическим пожатием. Смотрела на него ласково. О чувствах они, Боже сохрани, не говорили, но разве и без слов не ясно? И вдруг это признание Шимшона. Хоть ничто и не свидетельствует в пользу его надежд, но ревность стоит на пороге и входит в сердце без стука. Как бы там ни было, Менахем и не думал отвечать откровенностью на откровенность друга. Ах, если бы умел Менахем получше разглядеть, что делается в сердце Ханы! К нему вернулся бы душевный покой: Хана любила его и только его одного.

Пришло время, и будущие коммерсанты вернулись домой. И полетели письма туда и обратно. Хана получает послания от обоих друзей и отвечает им обоим, хоть и не одинаково. Менахем и Шимшон понемногу втягиваются в торговые свои занятия. Дела делами, однако, пришло время жениться. Отец у Ханы человек простой и небогатый, хоть и не бедняк. На большое приданое и содействие тестя рассчитывть нечего. Менахем советуется с отцом и матерью, а те дают ему свободу: «Хочешь — женись на возлюбленной своей Хане, будем рады милой невестке, а хочешь — сосватаем тебе невесту с приданым.»

Неделю–другую ходит жених сам не свой. Как поступить? И тут впервые пришел к нему сон с кошкой и мышонком. Значения он ему не придал, но и не забыл. И решился Менахем и сказал отцу: «Сватай мне богатую невесту!» Сказано — сделано. Сыграли свадьбу. И уж не пишут Менахем и Хана друг другу письма. Менахем страдал: жаль ему было своей погибшей любви и жаль разбитого девичьего сердца. И приснился ему впервые сон, как он ест соль большой ложкой. Хотелось искупить вину. Еще много лет после женитьбы он, в строгой тайне и, не обнаруживая своего имени, жертвовал деньги на помощь бедным невестам.