— Ты совсем забросил учение Торы, так хоть молитвой не пренебрегай, — сказал богач своему одаренному ученику, — Это во–первых, а во–вторых, пожалуй, вернемся на землю. Жить фантазиями — прозевать жизнь. Начнем–ка изучать счетоводство.

И снова Шмулик преуспел и поразил учителя своим талантом.

А вскоре в комнате, где прежде усердно трудились пять важных, многоопытных и искусных счетоводов, незаметно и скромно приютился в уголке за маленьким столом бедно одетый парнишка и выполнял с легкостью работу пятерых. Остерегаясь поранить юную душу своего нового работника, деликатный и сострадательный хозяин не открыл ему, что это никто иной, как он сам, то есть Шмулик, явился невольной причиной того печального, но неизбежного обстоятельства, что достойные мужи, доказавшие свою верность хозяину многолетней образцовой и беспорочной службой, получили расчет и остались без заработка.

Шмулик держал все цифры в голове. Записи ему были не нужны. Хозяин требовал вести книги прихода и расхода на случай беды: если приедет ревизор, Боже сохрани. Молодому начинающему счетоводу, вчерашнему ученику, хозяин по справедливости положил половинное жалование.

Ах, как счастлива вдова!

— Наконец–то мой Шмулик прилепился к настоящему делу, стал земным, стал человеком, — думает мать, утирая слезы радости, — а кто помог? Наш раввин и его брат. Дай Бог им обоим здоровья и жизни до ста двадцати лет!

— Вот еще бы женить парня — я бы при внуках была. Счастливая теплая старость, — размечталась вдова.

Шмулик отдает матери все свое жалование до последнего гроша — на что ему деньги? Вернется со службы домой, поужинает, выйдет во двор и предается любимому своему занятию, которому хранит верность с прежних времен — глядит на ночное небо. Такая уж эта вещь, звезды: чем больше размышляешь о них, тем глубже благоговение, рождаемое ими в нашей душе.

— Вот звезды надо мной, весь небосвод усеян. Попробовать их сосчитать? — размышляет Шмулик, — А что, если каждая звезда, как наша земля? Кто первый сосчитает звезды и даст каждой из них имя — тот и владелец их. А что полезного может быть на звездах? Растет ли там строевой лес, текут ли реки, по которым можно его сплавлять, есть ли в глубине уголь, можно ли добыть золото? А чтобы ответить на все вопросы нужна огромная подзорная труба в три обхвата с гигантскими увеличительными стеклами. Стоит попробовать подсчитать цену такой подзорной трубы. Пожалуй, дело оправдает себя. Если не для нас, так для потомков, которые доберутся до звезд. То–то правнуки моего хозяина разбогатеют! Непременно расскажу ему об этом, — думает Шмулик.

Богач с серьезной миной на лице выслушивает проект своего юного счетовода. «Гению требуется сочувствие», — думает хозяин.

— Интереснейшие идеи рождаются в твоей голове, Шмулик. Я непременно посоветуюсь с братом, — говорит богач.

От души посмеявшись, братья задумались.

— А ведь чудесное превращение нашего Шмулика пошло на пользу нам обоим, не правда ли, брат? — Спросил богач, дружески подтолкнув локтем раввина.

— Мы способствовали свершению добрых дел, брат. Помогли вдове. Наставили на верный жизненный путь ее сына. Но будем скромны, и нам зачтется, — достойно ответил раввин.

Вот вам, дорогие друзья, история о звездах. А теперь, хасиды, — по домам! — Сказал раби Яков и решительно хлопнул ладонью по столу.

— Минуточку, Яков, ты, кажется, упустил самое главное, — воскликнула Голда.

— Что я упустил, Голда?

— Ты не сказал, женился ли Шмулик.

— Разумеется, Голда, он женился и в самом скором времени. И у него народились детишки, а вдова нянчила внуков, и у нее была тихая счастливая старость, — великодушно ответил раби Яков.

— Вот теперь–то я вижу, какая это чудесная сказка, — с удовлетворением заметила Голда, бросив на мужа укоризненный взгляд.

Осень. Праздник Кущей на носу. У цадика, наставника городских хасидов, забот не перечесть. И главная из них — этрог. Другими словами, нет этрога ни у него самого, ни у одного из его хасидов. Уж все домохозяева поставили шалаши. Кто во дворе, кто в огороде, а вот этрога нет ни у кого. Что же это за праздник Кущей — без этрога? Нарушить важную заповедь? Этого допустить нельзя. Оно, конечно, верно — заморский этот плод дорог и редок в северных краях, но это не причина, чтобы в славный осенний праздник обходиться без такого важного его атрибута. А чем же так чудно пахнет этот этрог? Лимоном? Розой? Утренней свежестью? Пожалуй, и тем, и другим, и третьим. Хотя, главное, конечно, не запах, а заповедь.

Есть у раби еще печаль. Возник как–то летом раздор между двумя хасидскими домами. О чем вышел спор — не так уж и важно. А важно то, что стал он крепнуть и разрастаться все дальше и шире и захватил чуть не половину городских хасидов. И перерос спор в ссору. А ссора длится долго, ибо вина никогда не лежит на одной стороне. Очень горюет из–за этого цадик. На Судный день урезонил он своих евреев. Но чувствовал раби, что огонь хоть и погашен, но угольки тлеют. Перемирие — еще не примирение, оно всегда временно и не умиротворяет людей. Однако, это все потом, потом. А сейчас главное — этрог. Поэтому послал раби своего помощника на постоялый двор, чтобы встречал всех приезжающих и высматривал бы еврея, который везет этрог, и вел бы гостя поскорее к нему.

Сидит себе посланец цадика на постоялом дворе, болтает с хозяином и его супругой о том о сем, а сам внимательно разглядывает всех входящих: не несет ли кто желанную вещь. И вот дождался. Вошли два еврея средних лет, весьма прилично одетые. Люди хоть и не богатые, но и не бедные, а так себе, средней руки. По разговору их можно заключить, что это добрые знакомые, а то и друзья. Главное же, что каждый из них бережно держит в руке этрог. Уселись за стол, заказали обед. Тут подсел к ним порученец раби и завел тонкий разговор. «Хорошее обхождение — путь к сердцу незнакомца», — вспоминает помощник слова учителя. Спрашивает, откуда, мол, да куда путь держите, любезные гости нашего города, где праздновать собираетесь и так далее и тому подобное. И расположил к себе двух довольных жизнью и довольных собой бородачей. Представился им, и они ему имена свои назвали: одного зовут Ури, другого — Узи.

— Какие чудесные плоды, каков аромат! — неподдельно восхитился помощник цадика.

— Мы купили их на ярмарке, — сказал Ури.

— Сейчас везем их домой, пусть жена и детки порадуются, — добавил Узи.

— Я думаю, друзья, наш раби был бы счастлив познакомиться с такими интересными людьми, как вы. Я как раз иду к нему, не согласитесь ли сопровождать меня?

— Говорить с цадиком — большая честь, — воодушевленно и разом ответили Ури и Узи.

И все трое направились к раби домой.

Цадик встретил гостей радостным приветствием. Сразу выложил им свое дело.

— Оставайтесь с нами, друзья, не раскаетесь. Узнаете, что такое праздник Кущей у хасидов. Сделайте милость, подарите мне ваши этроги, и в каждом шалаше вы будете желанными гостями. А мы, хасиды, выполним с вашей помощью важную заповедь.

— Нас дома ждут, раби.

— Я пошлю гонца сообщить о вас.

— Я согласен, — сказал Ури.

— И я согласен, — сказал вслед за ним Узи, секунду помедлив.

Цадик просиял лицом. Сразу два этрога! Но почудилось ему сомнение в голосе Узи, словно жалко тому расставаться с этрогом. И задумался раби, и вспомнил другую свою заботу — примирение хасидов. И соединил одно с другим.

— Дорогие мои Ури и Узи! Пришла мне в голову кое–какая мысль. Есть у меня беда: ссора разделила моих хасидов на два лагеря. Если я дам им оба ваших этрога, то каждый лагерь возьмет себе плод, и станут хасиды праздновать порознь и укрепятся в ссоре. А если будет у нас только один этрог, то поневоле все сойдутся вместе и, Бог даст, общая радость помирит их, — поделился своей идеей раби.