Реакторный зал напоминает корпус линейного корабля: все отсеки герметически изолированы друг от друга. На корабле это делается для того, чтобы при повреждении одного отсека не страдали другие отсеки, сохранилась плавучесть. На атомной электростанции принцип изолированных отсеков помогает отделять «грязный» контур от чистого, одну зону от другой. Для этого отсеки отделяются друг от друга железобетонными стенами большой толщины.

Виктор Смахтин и его бригада бетонщиков сооружают стены. Для сына луганского шахтера, молодого строителя, даже одна такая стена важнее всех сооружений мира. Здесь уже сказалась школа Роговина и Карташева: каждого молодого строителя они «провели» по будущему технологическому процессу, и даже самый юный бетонщик Василий Хрипунов понимает, какая ответственность лежит на нем. И все-таки каждая стена тщательно проверяется: во время бетонирования, в период созревания бетона, в момент сдачи отсека рентгенологу. Может показаться удивительным, что среди строителей появилась фигура, которую мы привыкли видеть только в поликлинике или больнице. Но с атомным веком уж ничего не поделаешь: у него свои законы, свои технические требования, своя степень зоркости и придирчивости. Хрипунов не без смущения вспоминает об этих законах. В стене появилась крохотная раковина по его вине, и ему не только пришлось все переделывать — это еще не так страшно, — но и долго служить объектом для примера: вот, мол, какие бывают казусы даже в хорошей бригаде.

Впрочем, с наибольшей опаской на рентгеновский аппарат и рентгенолога посматривают электросварщики. Они сваривают стены из нержавеющей стали — обшивку железобетонных отсеков. Мы еще побываем у них. Это, как говорят здесь, «район Гирниса»: имеется в виду участок треста «Центроэнергомонтаж», который в тот период возглавлял инженер Владислав Викентьевич Гирнис.

Но прежде чем отправиться к нему, надо еще рассказать о двух симметрично расположенных зданиях у главного корпуса и об удивившей нас трубе.

— В одном здании, — говорит Роговин, — будет самая обыкновенная контора.

— Как и в век пара и электричества?..

— Да, пожалуй. Но здесь, правда, будет преобладать инженерный и исследовательский персонал. Это одна из мощных атомных электростанций. Она, конечно, станет своеобразным научным центром ядерной энергетики. Тепловая и гидравлическая энергетика прошла большой и сложный путь — от крохотных станций до таких гигантов, как Братская. Атомная же энергетика еще находится в начале пути…

Это говорил человек, принимавший участие в сооружении многих наших тепловых электростанций.

И вполне закономерно, что именно такой человек возглавил строительство мощной атомной электростанции.

Что ж, нет ничего удивительного, что Ново-Воронежская атомная электростанция будет не только энергетическим, но и крупным научным центром. Еще много завес природы надо сорвать, много тайных дверей открыть, прежде чем советские люди начнут пользоваться всеми благами атомного века. Великими историческими вехами этого века будут город Обнинск под Москвой, где впервые в истории была сооружена атомная электростанция на пять тысяч киловатт, и маленький поселок Ново-Воронежский, где возникает один из мощных центров атомной энергетики. И, конечно, в этом маленьком здании у главного корпуса будет много гостей — со всех концов света.

— А другое здание, — продолжает Роговин, — одни называют просто «бытовкой», а другие коротко — КИП, что значит контрольно-измерительные приборы.

— А что это за труба?

— Самая обыкновенная труба! — усмехается Виктор Михайлович Баранов. — Ее высота — сто двадцать метров, и по ней вентиляторы будут выбрасывать в верхние слои атмосферы воздух из главного корпуса.

По пути к электросварщикам мы зашли в машинный зал, который, по словам Баранова, тоже является детищем уходящего века пара. Здесь мы встретили старого монтажника Григория Федоровича Остапенко. Он явно не разделяет точки зрения Баранова на машинный зал.

Григорий Федорович с упоением рассказывал о многих монтажных премудростях, будто о живых людях, говорил о собранных им турбогенераторах, о капризах и неповторимых свойствах каждого из них. Но он торопился — его ждала бригада. И, прощаясь с нами, уже на ходу обронил:

— Мы строим самую обычную тепловую электростанцию, только вместо котлов у нас атомный реактор…

Вот, оказывается, в чем дело! Разница лишь в том, что вместо парового котла — атомный, урановый. Ничего особенного!..

Но ведь именно в этой разнице и заключен тот великий и невидимый рубеж, который отделяет старый век от нового, одну техническую эпоху от другой. Именно к этой «разнице» люди стремились в течение столетий, в ней воплотилась триумфальная победа человеческого гения, масштабы и последствия которой ученые сравнивают с открытием огня.

Поистине справедливо изречение, что будущее становится настоящим в тот момент, когда необычайное приобретает характер привычного.

Теперь надо идти к энергомонтажникам, к Гирнису, Кокорину, Бессмертных, к людям, имеющим дело с нержавеющей сталью, или, как здесь привыкли говорить уменьшительно и ласково, «нержавейкой».

Если когда-нибудь будет написана эпопея о создании в нашей стране атомной энергетики, то самые волнующие страницы придется посвятить этой самой «нержавейке».

Впервые энергомонтажникам и электросварщикам пришлось сооружать из нержавеющей стали огромные баки, цилиндры, комнаты и домики. И хоть все в Ново-Воронежском делается впервые, но «нержавейка» проявляла особое упрямство и подчинялась человеку с явной неохотой.

По-видимому, именно поэтому энергомонтажники расположились здесь так, будто собрались монтировать реакторное отделение и его оборудование не год-два, а десятилетия.

В большом цехе установлены различные станки, созданы лаборатории, механизированные склады, во всем чувствуется «серьезность намерений» обитателей этого здания.

Владислава Викентьевича Гирниса не было в цехе, он должен был вот-вот вернуться, и молодая женщина с обаятельной улыбкой предложила мне тем временем познакомиться с электросварщиками или монтажниками.

Но в эту минуту они завершали сооружение какого-то древнего русского терема из «нержавейки», и пришлось подождать.

Признаться, я с удивлением рассматривал эти громоздкие и сложные конструкции. «Это для атомного реактора», — сказал мне бригадир монтажников Николай Николаевич Кокорин и исчез в своем сказочном «тереме».

Молодая женщина повела меня от одного «терема» к другому и объяснила, что здесь монтируется и сваривается внешняя и внутренняя обшивка всех казематов и отсеков реакторного отделения. Она сочла нужным напомнить, что по проекту предполагали все это делать там, в главном корпусе, то есть готовые железобетонные стены трехметровой толщины обшивать на месте и там же сваривать. Но энергомонтажники предложили собирать и сваривать обшивку в цехе, — «как видите, удобнее, быстрее и точнее» — и уже готовые узлы и даже целые сооружения из «нержавейки» устанавливать в реакторном отделении.

— Это, кажется, была идея Гирниса? — спросил я.

— Почему? Кто вам это сказал? Это идея целого коллектива, — сухо ответила мне молодая женщина.

«Что ж, — подумал я, — у каждого хорошего человека могут быть свои недоброжелатели».

— При этом возникла еще одна интересная идея, — продолжала молодая женщина, — превратить готовые конструкции и сваренные стены из нержавеющей стали в своеобразную опалубку. С двух сторон арматурного каркаса устанавливать наши готовые стены из «нержавейки», а пространство между ними заполнять бетоном. Так теперь и делают. Вы, конечно, скажете, что и это идея Гирниса, — заметила она с нескрываемой иронией.

Как бы желая «подлить масла в огонь», я сказал:

— Мне кажется, что Гирнис мог бы быть более аккуратным: я жду его больше часа.

— Ну, он человек точный, — неожиданно вступилась женщина. — Где-то задержался…

В это время освободился Николай Николаевич Кокорин, и мы ушли с ним в конторку.