И самолет начинает жить. Порой бывает, что испытателю приходится отдать мертвой машине кусочек своего живого сердца.

Человек взбирается по крылу самолета в штурманскую кабину, раскладывает перед собой карты, планы, записи и вычисления. Трасса перелета уже вычерчена на карте — красная линия соединяет Москву с побережьем Тихого океана. Штурману предстоит повторить эту линию в воздухе, над тайгой и тундрой, над вековым безлюдьем. Он смотрит на компас, на часы, будто выражая нетерпение: скоро ли в путь? В ожидании момента взлета штурман Александр Бряндинский разворачивает газету, только что привезенную из Москвы. Он ничем не выдает своего волнения, лицо его совершенно спокойно.

К штурвалу садится Владимир Коккинаки.

— Ну, что — поплыли вроде? — спрашивает Бряндинский.

Коккинаки кивает головой, поправляет парашют, оглядывается по сторонам, широко взмахивает руками, как пловец, собирающийся прыгать в море, как птица, расправляющая крылья. Самолет покидает землю, он уходит на восток.

Утро поднимается над миром, прозрачное и солнечное. Автомобили мчатся по Щелковскому шоссе. Пастух гонит стадо на луг, что за селом. В лесу просыпаются птицы, и люди прислушиваются к их звонким песням.

Александр Бряндинский прокладывает прямой курс для самолета «Москва», который «мчится быстрее ветра». Это его идея — написать большими белыми буквами на красном фоне самолета, от консолей до консолей, это короткое, большое слово: «Москва». Вот здесь, под Москвой, в селе Исаково, рос Александр Бряндинский. Мать была сельской учительницей. Александр любил бродить по лесу или поутру сидеть у реки. Но в детские годы ему редко это удавалось. Он принадлежал к тому поколению, у которого не было детства. Мир был объят войной. Взрослые люди уходили из села и не возвращались. На десятилетних мальчуганов, каким был в 1914 году Александр, ложилось тяжелое и непосильное бремя. Голод заставлял их идти на заработки.

В первые годы революции, когда Александру было пятнадцать лет и он уже считал себя человеком взрослым, знающим людей и жизнь, — в те годы он ушел на Волгу. Летом плавал на баржах, на пароходах, был матросом и грузчиком, спал на палубе, привыкал к широким волжским плесам: тогда он начал читать, увлекся рассказами Горького. Притаившись на палубе, звездными и тихими ночами Александр совершал «путешествия» — и в Тихий океан, и в Атлантику, и на Панамский канал. Перед ним открывался великий и прекрасный мир, и размеренная жизнь на Волге уже не казалась столь скучной. Зимой, когда морозы загоняют Волгу под лед, Бряндинский превращался в санитара. Ходил с фельдшерской сумкой от барака к бараку, перевязывал чужие раны, а ночами учился познавать то, что прошло мимо него в детстве, — арифметику, географию, грамматику.

В 1921 году Александр Матвеевич Бряндинский уехал в Москву и поступил на рабочий факультет при втором Московском университете. Начались годы упорной учебы. Рядом с ним сидели люди в солдатских шинелях и матросских бушлатах. Они посоветовали: иди на флот! Он и сам об этом думал. В этом желании было еще много юношеской романтики. Слова — Балтийское море, Кронштадт, «Аврора» — звучали волнующе и сладко. Александра направили в Военно-морское училище имени Фрунзе. Он окончил первый специальный класс, участвовал в заграничном плавании на крейсере «Аврора». Его мечты быстро становились реальностью. Бряндинский понял, что при страстном желании и упорстве можно достигнуть всего. Он подумал: кем можно еще стать? Летчиком, — надо научиться летать! Он поступил в школу морских летчиков в Севастополе. Но его постигла неудача — две аварии одна за другой во время первых же самостоятельных полетов заставили призадуматься Александра Бряндинского. На море все же яснее, чем в воздухе, не вернуться ли на Балтику?

«Авиация закрылась от меня семью замками, — думал Бряндинский, — но я ее открою!»

Он решил добиваться своего постепенно. Сперва окончил специальную школу военно-воздушных сил, стал техником по аэронавигационным приборам и получил назначение в авиационную часть. Непрестанно и терпеливо совершенствуясь, Александр Бряндинский приобрел здесь знания, необходимые летчику-наблюдателю.

Александр обнаружил исключительные способности по аэронавигации. В Красной Армии, как и во всей стране, большой простор для роста людей. Ему предложили ехать учиться на курсы усовершенствования штурманов. Потом, после окончания курсов, Бряндинский избрал себе трудную профессию штурмана-испытателя. Надо было проверять новые методы вождения кораблей — и по астрономическим приборам, и ночью, и за облаками, и в облаках.

Бряндинский разработал свою теорию расчетов при полетах над облаками, вне видимости земли. Пользуясь этой теорией, он начал осуществлять сложнейшие полеты. У Бряндинского изумительное природное штурманское чутье. Когда он поднимается в воздух, он прекрасно ориентируется там, как лесник в лесу или опытный моряк на море. Во время дальнего полета Бряндинский безошибочно и точно ведет самолет. Известен случай, когда штурман должен был провести тяжелую машину в Севастополь. Летчики попали в туман и пошли над облаками. Но в заранее рассчитанное время, не опоздав ни на одну секунду, Бряндинский сказал командиру самолета:

— Под нами — Севастополь, — пробивайте облака!

Летчик начал опускаться и через несколько мгновений оказался над центром Севастополя.

Шесть лет назад, в 1932 году, Александр Бряндинский летел ведущим штурманом эскадрильи в большом перелете из Москвы в Хабаровск. Тогда Александр Бряндинский хорошо изучил трассу, соединяющую западные и дальневосточные границы СССР. «Придет время, — думал Бряндинский, — и мы полетим более прямым и быстрым путем и в воздухе будем не больше суток». Тогда это казалось мечтой. Только шесть лет потребовалось советскому летчику, чтобы осуществить эту мечту; готовился же он к полету два года.

Не отрываясь от своих штурманских дел, Александр Бряндинский овладел техникой пилотирования и стал летчиком. Он добился своего — перед ним открылись все тайны авиации. Он решил еще стать и радистом. Два года Бряндинский настойчиво и методично проводит так называемые радиоминутки, во время которых штурман надевает наушники, наклоняется над ключом и выстукивает внимательно и осторожно точки и тире, тренируется, приобретает навыки и слух радиста.

В свободные часы он занимается еще и парашютизмом: испытывает парашюты, и это его четвертая профессия, сложная и опасная, требующая выдержки и, как шутя говорит Бряндинский, «железной души». Он прыгал с разными боевыми автоматическими парашютами, с различных высот — и с двухсот метров, и с шести километров. Один раз ему пришлось заглянуть в лицо смерти. Он испытывал парашют новой системы. Ему дали задание — прыгнуть с километровой высоты. С присущей Бряндинскому осторожностью он прибавил еще полкилометра. Отделение от самолета прошло нормально. Как всегда, он выдержал необходимую затяжку, считая в уме: «Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре…» Парашют должен был раскрыться автоматически. Но секунды летели, Бряндинский мчался к земле, а парашют все не раскрывался. Тогда он решил дернуть дополнительное кольцо. Главный купол не открылся. Еще раз дернул кольцо — положение становилось критическим! Он увидел уже бугры, стебельки, кустарники: земля совсем близка. Он вспомнил, что на аэродроме остался его шестилетний сын, которого Бряндинский привел, чтобы показать, как люди прыгают с неба и не разбиваются. Неужели конец? Удастся ли открыть запасной парашют? — ведь время потеряно, и он уже недалеко от земли. Рука потянулась к запасному парашюту, который, к счастью, мгновенно открылся. С повышенной скоростью, подготавливая все свое тело к удару, Бряндинский несся к земле. К нему бежали люди, испуганные и взволнованные. Он приземлился, пробрался сквозь толпу, побежал к месту старта. Там стоял его сын и плакал, а бледный конструктор парашюта вздрагивал, словно от холода.