Дождь стих. На станции наведения был генерал Николай Каманин, Герой Советского Союза, прославленный «спаситель челюскинцев». Он направлял отряды штурмовиков на ту самую окраину, где еще застряли фашисты. Каманин вел беседы с летчиками-штурмовиками, которые в это время находились в воздухе:

— Идите на новую цель: окраина городка, зайдите с севера, к центру не ходите, там уже наши. Повторите.

Летчики повторяли, и две минуты спустя горизонт окутывался огнем и дымом, и взрывы сотрясали землю. Летчики возвращались и докладывали:

— Цель поражена.

— Хорошо, — отвечал Каманин, — идите домой.

Тем временем дивизия уже входила в венгерский городок. Укрепленный узел сопротивления пал и теперь притихший, опустевший лежал у ног наших пехотинцев и артиллеристов, которые неторопливо двигались мимо желтеньких домиков под черепицей.

До полудня батальон отдыхал в городке. Панюшкин вошел в домик, и усатый старик мадьяр встретил его с поклоном. Панюшкин увидел кровать с подушками, и белую скатерть на столе, и молоко в кринке, и двух огромных волов с длинными рогами под окном, и только что затопленную круглую печь, напоминающую опрокинутый кувшин, и таким непривычным, далеким показался ему этот домашний очаг. В то же время он со всей живостью представил себе и свой станичный домик, и школу, и плетень в палисаднике.. И все это так не вязалось с той ночью, которую он провел на пути в городок, ночью мучительной, но победной. Панюшкин вышел во двор. Здесь он встретил полковника, который крепко пожал ему руку.

— Вот кто обеспечил успех, — сказал он, — в эту ночь ты удивил всех…

Днем дивизия уже вела бои за городком, и в этих боях она снова проявляла и опыт, и искусство, и отвагу. А вечером в общем донесении полковник сообщил в штаб, что «умелым маневром батальона капитана Панюшкина удалось занять городок такой-то». Представляете себе, читатель, что таится порой за этими обычными словами — «умелым маневром»?

Венгрия, 1945, январь

Прежде чем попасть в Вену, вам придется, читатель, пройти с нами по дорогам наступления наших войск — от озера Балатон до Венского леса. Надо в Будапеште по уже восстановленному мосту Франца-Иосифа переехать через Дунай, и вскоре вы попадете в живописные дачные места. Теплый весенний день придает всему окружающему какое-то ощущение безмятежного покоя. Над полями плывет волнующий запах плодородия. Цветут персиковые сады. В палисадниках на берегу озера распускается черемуха. Вы удивитесь: неужели только две недели назад в этих местах бушевала одна из грандиозных битв современной войны. Об этом напомнят вам воронки на полях и дорогах, осколки, теперь сверкающие на солнце, обломки оружейных лафетов и тысячи снарядных гильз.

Здесь у этих дач, куда до войны любили приезжать на летние месяцы богачи Венгрии и Австрии, начался грандиозный по стремительности и масштабам поход на Вену. Здесь фашисты хотели прорваться к Дунаю, а потом бросить к ногам Естергома, этого центра венгерской католической церкви, связанных феодальными предрассудками мадьяр. Но венгерские крестьяне и католическая церковь отвернулись от оккупантов, и тогда они создали себе еще одну иллюзию. Любыми усилиями пробиться к Дунаю и преградить путь нашей армии, остановить ее движение к Австрии и Южной Германии. Фашисты делали все от них зависящее, чтобы эта иллюзия приобретала реальные формы. Они атаковали наши позиции большими силами пехоты и танков, и войска маршала Толбухина проявили здесь величайшую выдержку, лишив врага в тяжелых боях его технических и людских сил. Казалось, Германия в предсмертной агонии собралась с последними силами, чтобы нанести этот удар на Балканах, на подступах к Австрийским Альпам. Попав к озеру Балатон, вы увидите бетонные колпаки, которые еще не успели зарыть в землю. Или, может быть, они предназначались для какой-то новой линии обороны? Вы увидите подземные ходы сообщения — плод трудовых усилий сотен тысяч рабов. Три линии стальных эскарпов, уходящие куда-то вдаль, до самого горизонта — очевидно, они упираются в горы. Прикрываясь этими укреплениями, фашисты пытались затянуть развязку. Это была тяжелая и упорная битва, которую выиграли наши войска. В этом они убедились в мартовскую ночь, когда на всех позициях наступила необычайная тишина, столь трудно переносимая на фронте. И хоть никто еще не мог осознать, предвестником какой бури явилась сюда эта тишайшая ночь, но несомненным было для всех наших воинов — враг проиграл сражение на подступах к Австрии. И тогда войска маршала Толбухина перешли в наступление, теперь завершившееся победой в Вене.

Это наступление можно было бы назвать чудом организации, потому что стремительное движение больших войсковых масс требует бесперебойного питания танков горючим, артиллерии — снарядами, пехоты — патронами. И тысячи грузовиков мчались по асфальтированным шоссе и горным дорогам, по полям и садам, чтобы люди, дравшиеся с врагом, ни в чем не нуждались. И в первый же день наступления у врагов была нарушена вся связь — об этом позаботились наша авиация и артиллерия — и вражеские дивизии, лишенные управления, отрезанные от своих штабов, превратились в изолированные друг от друга разбойничьи отряды. Они метались по чистеньким каменным венгерским деревням, предавая их огню, оседали в городах, пытаясь найти спасение в подвалах старинных домов. Туда же они затаскивали артиллерию и минометы. На пути к Вене вы увидите в городе Шопрон, на границе с Австрией, следы ожесточенных боев. Это был наспех созданный узел обороны, но фашисты, загнавшие войну в этот древний венгерский город, не спаслись от смерти.

Теперь в Шопроне во дворе завода собираются уже разбитые орудия и минометы и тысячи снарядных ящиков, еще и не раскрытых, высокими штабелями лежат на дороге.

В австрийском городе Винер Нойштадт, одном из крупнейших центров авиационной промышленности, вы увидите полуразрушенные улицы. Сюда из Вены фашисты бросили офицерскую школу, три батальона фольксштурма, какие-то полицейские отряды. Но к утру бои за город уже был закончен, и Германия лишилась еще четырех заводов «юнкерс», «мессершмитт», Хейнкеля и Хейншеля.

Отсюда, от города Винер Нойштадт, наши войска повели наступление на Вену. Это был трудный и напряженный путь. Он проходил в отрогах Австрийских Альп, и по головокружительным горным дорогам мчались днем и ночью наши танки, грузовики, бронетранспортеры, обозы. С трех направлений двигались наши войска к Вене — с юга, востока и запада. Но наибольших успехов добились танкисты генерала Кравченко и молодые пехотинцы генерала Глаголева (в его войсках три четверти комсомольцев). В течение одной ночи они прошли по Венскому лесу, разрезали оборону фашистов, а на рассвете оказались уже на Дунае, далеко на западе от Вены. Колонна танков, вытянувшаяся от горных склонов до Дуная, оказалась той стальной наковальней, на которую бросили немецкие войска. А пехотинцы генерала Глаголева с великой, свойственной только таким воинам, неутомимостью, начали бить по вражеской обороне своим огненным молотом. События разворачивались с молниеносной быстротой. Фашисты вывели из Пратера, одного из увеселительных парков Вены, батальоны СС, чтобы оборонять Зимеринг — предместье Вены на юге. А в этот же момент воины генерала Глаголева уже ворвались в город. Здесь они применили новую тактику в уличных боях, весьма трудную в условиях такого огромного города. Они начали маневрировать. Надо представить себе всю сложность этой тактики наступления в узких улицах, зажатых каменными громадами, где каждый дом может стать центром обороны, узлом сопротивления, огневым гнездом. Наши войска, применив и в городе маневр, шли не по улицам, а по дворам, пробивали в кирпичных стенах проходы и таким образом обходили все узлы сопротивления, оставляя их у себя в тылу. Наши смелые и великолепно обученные штурмовые отряды уже прорвались к Рингу, к центру города, а позади них, в домах, еще сидели фашистские автоматчики, и оттуда же били минометы. Еще шел бой у вокзалов, а наши машины уже мчались мимо оперного театра, на дверях которого мелом было написано: «Проверил, мин нет. Скоков». Этот смелый маневр и ускорил развязку огромного сражения, которое началось в трехстах километрах отсюда и теперь завершилось в Флоридсдорфе, в задунайских кварталах Вены.