— И белые малые, и черные, как говорится в летописях, — говорил Макарон, резюмируя данное явление.

Компания выползла из ДАСа и устроилась на парапете в ожидании такси с питьем. Аксакал курса, испуская последний дух товарищества, надувал воздушные шары. Трагедия и совесть курса бросали в них стекляшки и внимательно вслушивались в разрывы. Аксакал безмятежно надувал все новые и новые порции и подавал их в массы.

— Артур курса! — построил Варшавского Прорехов. — Видишь, тачка сворачивает? Держу пари: бутылку водки нам везет тот самый таксист!

— Сам Артур! — огрызнулся Варшавский.

— Ну и ладно, — не стал наседать Прорехов. — Придется самому.

На просторе, взалкав алкоголя, Прорехов мог на спор догнать любого лося, даже если от погони тот уходил бы в гору. Прорехов знал сто способов взять любое количество спиртного без очередей, которые своим вето развел действующий президент. Перед Прореховым всегда немедленно расступалась толпа, когда он устремлялся к облепленному страждущими винному отделу, и очередной способ находился сам собой — то трояк терялся под ногами у самого прилавка, и его нужно было срочно найти, то надо было проверить санитарную книжку продавщицы. А порой и перегибали — нас, шепотом говорил Прорехов, Сам послал. Кто САМ — было неизвестно, но звучало неотразимо. А когда хотелось пива не бутылочного, а от источника, от соска, брали выварку и, не разрывая толпы, передавали емкость над головами. Если посуда пролезала в окно пивного павильона, день считался прожитым не зря.

Независимо оттого, что компания часто собиралась вместе за пузырем, каждый принимал на грудь свой отдельный напиток и по своей особой причине. Прорехов пил генетически, как взрослое животное, Улька пила, чтобы контачить с ним, в этом смысле она выступала как бы его оруженосцем. Света принимала на свою плоскую грудь, чтобы притупить неприятные ощущения от случайных связей. Артамонов пил за компанию, а Макарон — чтобы чаще попадать в нештатные ситуации, в которых он, будучи экстравертом, мог проявить себя наиболее двояковыпукло. Дебора вообще не пила, ее организм не умел вырабатывать ферменты, разлагающие алкоголь на кетоны и ацетоны. Точно так же, как ее психика не могла вырабатывать сыворотку против наглости.

— А хотите анекдот? — сказал Прорехов.

— Валяй! — дали ему добро.

— Идет бухарик по пустыне, а навстречу ему бедуин на верблюде. «Эй, мужик, у вас что, гололед?» — спрашивает бухарик. «Нет», — отвечает тот. «А чего вы, в натуре, столько песка насыпали?»

— Смешно, — сказал Макарон. — Ха-ха-ха.

Наконец-то наружу вынесло и Свету. Теперь компания была в полном сборе. Все вместе поперлись купаться на пруд близ больницы им. Кащенко, где и выяснилось то общее, что объединяло подруг Дебору, Ульку и Свету одинаковые, красивые, цвета морской волны купальники. Июньская ночь была почти белой. Девушки так и вошли все вместе в это болото, мерцая спинами… и поплыли… Артамонов, Прорехов и Макарон смотрели им вслед и раздевались догола, поскольку запасных трусов не прихватили. Артамонов разбежался и прыгнул «ножками» с небольшого пригорка. Как ему так удалось — зависнуть в воде по шею, поджав ноги для имитации глубины. Варшавский разбежался и нырнул рядом «головкой». Артамонов ничего не успел сделать — Артур воткнулся в близкое дно, стер себе всю спину и полбедра.

— Вот козел! — сказал он Артамонову.

— А ты что, подумал, что здесь глубоко?

— Ну, ты же стоишь по шею!

— Я на корточках.

Артур предпочитал купаться на Азове и правил поведения на воде городских водоемов с шинами и бочками по всему илистому дну — не проходил. Его передернуло, что обозначало конец веселью.

Когда вернулись с процедур, в холлах ДАСа закончился просмотр матча чемпионата мира по футболу. Наша сборная выиграла у венгров 6:0. Бурные аплодисменты поначалу держались внутри здания, а потом перешли в овации и стали просачиваться на улицу. Наконец заскандировало и завибрировало телом все, что могло шевелиться. Обитатели ДАСа высовывались из окон, выползали на балконы и лоджии. Да здравствует Советский Союз! «Спартак» — чемпион только на заборах!!! Долой царя! Долой самодержавие! Бей мадьяр, спасай Россию! Да здравствует Сталин! Да здравствует Беланов! Свободу товарищу Протасову! Потом, как в тюрьме, забарабанили ложками по посуде и настолько вошли в раж, что в течение двух часов не могли остановиться. Лозунги взяли крен в сторону социалистического реализма. Ректора к ногтю! Коменданта на мыло!

Вахтерам пришлось вызвать коменданта, благо жившего неподалеку. Тот прибыл и, проходя к подъезду, едва успел уклониться от пролетавшей мимо тумбочки. Наметанным глазом он засек нужную комнату — и сразу туда. Пятеро венгерских болельщиков с двумя сочувствующими кампучийцами мужественно раздирали на части трехстворчатый шкаф.

— Вы зачем это делаете?! — заорал на них комендант.

— В окно не пролезает.

Позже комендант объяснил, что, ответь они честно, их бы просто сдали в вытрезвитель. А поскольку они соврали, пришлось завести уголовные дела и отправить на родину вербальные ноты.

Сумасшествие не стихло ни к утру, ни к вечеру следующего дня. Коменданту, блюдя дружбу народов, пришлось выйти на силовые структуры. В результате заграноперации в следующем туре наши слили бельгийцам 3:4. Лишь после этого ДАС стих, и бал выпускников стал постепенно сходить на нет.

На сессиях Варшавский умолял подельников не заниматься дзен-буддизмом не будить его по московскому времени. Особенно он умолял Макарона, который мог припереться в комнату в пять утра, усесться у стены в позе лотоса вниз головой и в течение часа есть батон навстречу ускорению свободного падения.

В этот раз Варшавскому с Макароном повезло — тот после вчерашнего лежал у себя в комнате тихо и смирно, как деловая древесина. А вот Прорехову с Артамоновым внять полярным мольбам Варшавского сегодня было очень кстати на двоих последняя бутылка пива «Жигулевского» делилась гораздо проще. В протоколе ее распития друзья зафиксировали, что присутствовавшие при этом товарищи поручают спящему по уважительной причине Артуру сдать бутылки, вновь сервировать мебель и ждать их возвращения. В случае если новобранцы не вернутся и безвестное отсутствие протянется дольше недели, остающемуся на стремени Артуру следует сообщить родственникам, что мобилизованные пропали без вести уже дипломированными. А в случае если соня Варшавский не дождется призывников и улетит домой, пусть оставит в тумбочке хоть немного денег, свинья!

Подперев глаза спичками, Артур прочитал записку и решил не умничать: выполнил поручения сообразно протоколу — запасся на вечер провиантом и, скромно неся свои мирские повинности, расставил шахматы.

Воротясь вечером, рабочая спайка Прорехова — Артамонов бросилась наперебой текстовать-рассказывать Варшавскому о ландшафтах резиденции в Завидово. Ужин, организованный Варшавским, грозился разрастись в авторский вечер писателей-почвенников. На первых порах цивильный Артур не мог ничего понять — настолько навороченным получался сводный рассказ.

— Вы не могли бы короче и по делу? — высказал пожелание Варшавский. — Я же не бойскаут какой-нибудь, чтобы выслушивать ваши пейзажные воздыхания!

Спайка в целом вняла просьбе, но Прорехов то и дело пробуксовывал.

— Здесь уже печатали, — говорил Варшавский, когда тот повторялся.

К ночи текст более-менее упорядочился, и Варшавский начал по глоточку въезжать в повествование. Рефлекторно он даже пытался согласно кивать головой, но ему не давал упертый в ноздрю мизинец.

Наконец картина призыва журналистов для выполнения специального задания властей обрела очертания и во весь рост встала перед глазами Варшавского.

Выводя на бумаге в порядке очередности все, что было набросано рассказчиками как попало, мы можем получить полную распечатку произошедшего на сборах в Завидове. Вот она:

До станции назначения Прорехов с Артамоновым добрались на электричке и пешком тронулись через деревню в секретную войсковую часть, расположение которой по первой же просьбе выдали местные жители.