— Вон там, слева за лесом, у зенитной батареи, будет арка, — объясняли они дорогу Прорехову и Артамонову, — потом направо мимо танкового полигона. Перед вертолетной площадкой и стрельбищем дорога пойдет как бы вниз. Минуете собачий питомник и увидите КПП.

— А что значит «пойдет как бы вниз»? — переспросил Прорехов. — Не означает ли это, часом, что дорога пойдет как раз вверх?

— Ну, не то чтобы совсем вверх, — пояснили местные. — Будет такой крутой взлобок, а дальше пологость и загиб в уклон.

— Но, по крайней мере, не как с обрыва? — Прорехов уточнял маршрут до последней запятой. Если за время в компании отвечал Артамонов, то за пространство вся ответственность лежала на Прорехове.

— Ну, нет, нет! — чуть не обиделись местные. — Не как с обрыва!

Подсказчики работали в секретной части кто дворником, кто егерем и всем своим видом давали понять, что никаких тайн из должностей и места работы они не делают. А че тут скрывать? Все свои!

Призывники тронулись в указанном направлении. Асфальт потихоньку иссякал. Когда кончилась и грунтовка, из кустов резко выехал «уазик».

— Ваши фамилии? — строго спросил спрыгнувший с крыла офицер.

— Артамонов! — доложился по всей форме первый.

— Прорехов! — от неожиданности честно признался второй.

Офицер пробежал глазами список, сверяя фамилии. Его все устроило.

— Есть такие. Садитесь! — сказал он и услужливо открыл дверцу.

Через тоннель «уазик» въехал на территорию части. Кругом просматривался порядок, как на старом католическом кладбище. Все было приведено в гармонию самым гражданским образом.

— Умеют же, когда хотят, — отметил Прорехов. — посмотришь по сторонам, и служить хочется.

— Разговорчики! — поправил его офицер и начал экскурсию. — Вот ваша комната, — указал он кончиком сапога на дверь с номером из одиннадцати цифр. — Сбор в два часа в соседнем здании, — кивнул он тульей в нужном направлении. Из-за огромности фуражки и небольшого размера головы — два пальца лоб, два пальца челка — тулья начиналась прямо от бровей офицера и застила видимости.

— Есть, — сказал Артамонов, не отдавая чести.

— Не понял.

— Когда есть будем, спрашиваем? — уточнил вопрос Артамонов.

— Отставить! — скомандовал офицер.

— А хотите анекдот, товарищ офицер? — спросил Прорехов и, не дожидаясь санкции, поведал. — Разговаривают жены двух военнослужащих. Понимаешь, говорит первая, мой муж в таком возрасте и уже импотент. А мой, дурень, все еще сержант, отвечает вторая.

— Я же сказал, отставить! — возмутился военный, приняв по привычке все на свой счет.

В охраняемый двор въехали еще три машины, потом еще и еще. Из них выходили ополченцы. Мелькнуло несколько знакомых и полузнакомых лиц с ФАКа. Офицеры спешно разводили прибывающих по отдельным комнатам. Переброситься приветствиями и обменяться соображениями по поводу странностей момента не было никакой возможности — настолько все происходило быстро и спланировано. Удавалось разве что пожимать плечами, выражая всеобщее недоумение.

Помещение, которому принадлежали комнаты, представляло собой нечто среднее между казармой и кемпингом. А комната и в самом деле походила бы на кабинет, не будь в ней двухъярусной детской кровати. Прорехов с Артамоновым присели на эти игрушечные нары.

— Вполне рабочая обстановка, — заключил Прорехов. — Служба обещает быть веселой.

За окном прошагал взвод солдат, чеканя по булыжной мостовой.

— Мать — два! Мать — два! — командовал сержант.

— В два так в два, — сказал Артамонов и достал из-за пазухи коробку мини-шахмат.

— Где взял? — удивился Прорехов.

— «Где взял, где взял»! — передразнил его Артамонов. — На КПП!

— Под трибунал пойдем, — дернулся Прорехов. — Отнеси назад!

— Не бойся, — успокоил его Артамонов. — На них нет инвентарного номера.

— Походных в нашу коллекцию еще не попадало, — потер в таком случае руки Прорехов.

При шахматах коротать время получалось гораздо удобнее, потому что в компании шахматы играли мажоритарную роль. Сессия не начиналась, пока чья-нибудь чужая коробка с фигурками не перекочевывала в комнату к Артамонову и Прорехову. Если не добыты шахматы, не полагалось приступать даже к поиску текущих напарниц. Учеба проходила как бы между партиями. Если играли без интереса, всегда выигрывал Прорехов, а когда игра велась на флягу армянского — Артамонов делил с ним первое-второе место. Сам-Артур при любом раскладе был третьим. А Макарон выигрывал у всех в какой угодно последовательности. После сессии доска с фигурами независимо от воли хозяев покидала ДАС в чемодане Артамонова или Прорехова — такова была традиция, и никуда от этого было не деться. Коробку забирал тот, чья наступала очередь.

Вскоре явился офицер и велел новобранцам двигаться к месту сбора.

Соседнее здание, куда вел тротуар, походило на Дворец съездов. За ним сквозь деревья виднелась президентская резиденция. Все постройки вокруг походили на свежерубленные декорации к историческому фильму. Наглые ручные белки валились с деревьев и вырывали из рук последние крохи. Порхали и садились на плечи домашние коршуны и пустельги. Без задней мысли путались под ногами косули и рыси. Стриженые деревья и кустарники, обрамлявшие дорожки, были нетипичными для средней полосы. Они росли не в земле, а в зарытых туда бадьях. Одним словом, старания работникам резиденции было не занимать.

— Хорошо, что не в Африке живем, — сказал Артамонов. — Представь, сейчас бы здесь гуляли гиены.

— Неспроста нас сюда затащили, пятачок, — предположил Прорехов. — Зуб даю, неспроста. Очень похоже, что на корм для всего этого пригульного скота!

Умозрительный зал, куда завели всех съехавшихся, рассчитывался на тысячу мест и был выполнен в виде полусферы. Столы, плотно уставленные провизией, располагались по окружности. В центре зала возвышался подиум. Часть столов была уже занята призывниками, а за другие усаживались входящие. На каждом столе имелась табличка с фамилиями и номером. Номер на столе совпадал с номером на комнате — все те же одиннадцать трудно запоминающихся цифр.

Возможности перекинуться парой слов со знакомыми по-прежнему не было никакой. Плотность офицеров доходила до трех товарищей на квадратный метр. Все рангом не ниже капитана. Подсказывая, как пройти к месту, или помогая усесться, военные не давали ни секунды продыху. Они не упускали из-под контроля ни пяди пространства, сводя на нет любые попытки общения, не запланированного организаторами схода. Лучше бы сразу связали и заклеили рты пластырем, потому что эффект их пастьба давала не меньший.

Зал заполнился целиком. Офицер подвел Артамонова и Прорехова к их столу, но откланиваться, как и другие провожатые, не торопился — остался на посту.

— Сначала нас нафаршируют, потом поведут в баню. А потом — пустят на корм, — шепнул Прорехов, отстаивая свои подозрения. — Как в сказке.

— Меня интересует, почему нет ни одной дамы, — поделился ответными подозрениями Артамонов.

— Желательно не разговаривать, — тормознул болтунов офицер.

Появился ведущий сборища. Он сообщил, что к закускам можно приступать, а президиум выйдет чуть позже. Упрашивать никого не пришлось, аппетит у приглашенных был нагулян нешуточный.

Президиум появился не из-за кулис, как это бывало обычно, а на лифте из подземного бункера и стал рассаживаться за большой круглый прилавок. Президиум состоял исключительно из сакральных символов перестройки. Лица были одно другого знаменитее. В зале зашуршали шепоты:

— О! Президент!

— Глоба!

— О! Министр печати!

— О! Министр обороны!

— Лонго!

— О! Наш декан!

— Какие лбы! Какие черепа!

— Ничего себе компания!

И действительно, перед призывниками предстало все высшее прямое и косвенное руководство страны — действующий Президент, кандидат на его пост, Правительство в полном составе, начальник «Останкино», редакторы основных газет, ректоры соответствующих вузов, известные специалисты из родственных журналистике областей, политики, ведущие рейтинговых телепрограмм, обозреватели и чревовещатели.