— И правильно сделал, — сказал ему вдогонку Прорехов на ломаном русском, как будто иностранцу наш язык становится понятней, если он исковеркан.

О том, что до китайского варианта не доходили руки, в городе Инкоу никто не догадывался.

— Вообще регион берется нелегко, — подвел итоги первого года пятилетки Артамонов. — Все пытаются кинуть!

— Дан талант — езжай на Запад, нет — в другую сторону! — пропел Варшавский.

Город жил насильственной жизнью. Притом что он расстраивался, его жизненная емкость не увеличивалась, а, наоборот, уменьшалась. Градообразующее предприятие — вагонный завод, как животное, которое в смутное природное время начинает поедать своих детей, — стало градопожирающим предприятием. Оно обанкротилось, и на содержание его пенсионеров уходил весь бюджет города. Зарплаты выплачивались только через суды. Безработные завода заполнили все улицы и подвалы — им негде стало жить. Вагонное училище не принимало на завод выпускников, и они шли прямиком в организованные группировки за легкой уличной добычей. Очереди на получение квартир замерли, дома для рабочих строиться перестали, а семьи продолжали расти. Сыновья женились тут же на этих двадцати метрах и начинали поднимать руки на отцов и матерей. Пришлось открыть еще одно кладбище, где квадратный метр земли стоил столько же, сколько и на Рублевке. В связи с отсутствием возможности ремонтировать электропоезда их все отменили. Пассажирские вагоны по всей стране ходили исключительно немецкого производства — на свои министерство не давало денег. Коллектив завода всем кагалом еженедельно ходил перекрывать телами железную дорогу с проходящими по ней составами из гэдээровских вагонов. «Страну покрывали туманы, и Енька ушла в партизаны!» И тогда кондуктор Енина Страханкина решила взять под свой контроль все, что могло быть пожрано этим бюджетообразующим в недавнем прошлом предприятием. Несимметричные множественные невриты она решила превратить в симметричные, потому что клинические картины городских улиц и площадей имели ряд сходных мест. Это происходило потому, что городу насаждали чуждую архитектуру, навязывали чудаковатых правителей и принуждали к веселью. Устраивали День города, например, сразу после пожара первой категории в детской больнице.

— Мы будем работать так, чтобы людям по крупице становилось лучше, пообещал глава города Беломырин Сергей Петрович. — Нагрубил начальник ЖКО снять его с очереди на квартиру!

После этого выступления жители больше не видели своего мэра. Градоначальник не переносил прямых контактов с горожанами и всю работу по управлению городом брал на дом. Текучку в мэрии на Советской площади вел его заместитель — клеврет Гладков. Он отмазывал мэра-надомника по всем вопросам — занимался освящением знамен, участвовал в комиссиях, разрезал ленточки, зачитывал тексты соболезнований, пускал по миру корабли, встречал и провожал депутации.

Жизнь в городе шла вразнобой. В ходе приватизации Гладков нечаянно продал одну и ту же недвижимость несколько раз. Истинный покупатель определялся потом разборками с потасовками и перестрелками, в ходе которых Гладков получил несколько газовых пшиков в зад, но выжил.

Город потрясали хронические бюджетные расстройства — объекты не доводились до ума, и вопрос с их завершением из строительного постепенно превращался в философский. Собственно, это был не город, а один сплошной долгострой.

Самой именитой незавершенкой считался тридцатиэтажный Дом творческих союзов работников вагонного завода на тонкой монолитной ноге. Он располагался на Озерной улице и имел запутанную кредитную историю. Хозяева помещений пытались завести в подвалах переплетные мастерские, но сами попали в такой финансовый переплет, что пришлось перекраивать не только проект, но и смету. Долгострой был настолько долог, что ему вместо положенного 1-го номера поначалу присвоили просто 11-й, а потом послали еще дальше — на 11 А, поскольку на финише его обошел спуртом пенобетонный гараж Станции по контролю за растениями.

В миру высотный Дом творческих союзов звался «унитазом». Имя прикипело к бросовому объекту без отторжения, чему способствовала свалка отходов «Старого чикена» у подножия. Ходили слухи, что Дом творческих союзов должен был вот-вот рухнуть. Будто бы куда-то поплыли грунты, в связи с чем стал уходить в сторону от ответственности неправильно залитый фундамент. Строительство приостановили на неопределенный срок. А все потому, что город стоял на историческом болоте, говорили знатоки. В народной среде находились конкретные источники, которые ведали с точностью до градуса, что крен обозначился в сторону обкома и «унитаз» рухнет обязательно на него. Его обломки вздыбят частный сектор, сметут «хрущобы» и вломятся в кабинет Вячеслава Ивановича Позорькина.

Квартиры и дома по оси вероятного падения «унитаза» катастрофически дешевели. Замедленное падение высотки не отмечалось невооруженным глазом, как в случае с Пизой, но ощутимо присутствовало в городе по разделу народных верований.

— С этим «унитазом» просто бидэ! — сетовал окрестный люд.

Бабки, проходя мимо дома на Озерной, убыстряли шаг и крестились.

Досужий визирь Гладков подсказал Беломырину разобрать падающее чудо света до пятого этажа и устроить там казино, но из-за чертовщины, витающей вокруг высотки, лишить население еще одного объекта веры — будущего грехопадения «унитаза» — никто не отважился. Это бы привело к более дробному расколу электората.

Шпиль «унитаза» наблюдался из любой точки города и непрестанно мозолил глаза. Эти неосвоенные капиталовложения не давали покоя аксакалу.

— К вам из общества слепых, — доложила Журавлева, оторвав аксакала от заоконного пейзажа.

— Зачем? — напряг он голову.

— Как обычно — оформить льготную подписку.

— Слепые? Подписку? — насторожился редактор «Лишенца». — Ну, пусть зайдут.

В кабинет вошла стайка слепых подписчиков. Они передали Макарону прошение и, от нетерпения постукивая своими тросточками, боязливо ожидали результата. Макарон подмахнул бумаги и спросил:

— А как же вы читаете?

— Мы чтецов нанимаем, — ответил старший слепой. — Они нам все прочитывают — от корки до корки! И фамилии все, и выходные данные. Нам все нравится.

— В следующем году мы сделаем для вас радиоверсию газеты, — пообещал Макарон. — Чтобы вы ее просто прослушивали.

— А вот это было бы неплохо, — поблагодарили Макарона слепые. — Мы бы вас век поддерживали.

Решив свой вопрос, слепые по стенке протиснулись в коридор и, продолжая благолепствовать, направились к лестнице.

— Работаем тут, как сервитутки! — произнесла Галка, когда просители удалились. — Проходной двор! Теснотища!

— Ну а как ты хотела? — возразил ей Варшавский. — Разрослись, больше некуда.

— А ты мне что обещал?! — напомнила Галка Артуру кое-что из своей записной книжки. — Перспективы! Простор!

— Я имел в виду вообще, — сказал сам-Артур.

Макарон спокойно дослушал перебранку Варшавских и велел Журавлевой кликнуть сотрудников.

Газетный люд стал собираться на внеплановую оперативку. Все сгрудились вокруг Макарона.

— Может, нам уже пора приступить к следующему пункту нашего Устава? спросил у рассевшихся как попало сотрудников аксакал.

— К какому именно? — решил уточнить Артамонов. — Использование пустырей под устройство спортивных площадок?

— Почти угадал, — похвалил его Макарон. — А вообще надо немного доработать Устав.

— В какую сторону? — поинтересовался Нидворай, ведь это ложилось на его плечи.

— Заняться доделкой долгостроев, — сказал Макарон.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Артамонов. — У нас это есть.

— Ну и отлично. Тогда я вам вот что скажу — нам пора приобрести приличный офис! — забросил идею Макарон собравшимся коллегам. — Я как раз видел объявление о продаже недостроенного Дома творческих союзов. Гложет меня одна мыслишка по этому поводу.

— Хорошая мысль, — согласился Артамонов.