— Какие мы к черту специалисты?! — очень самокритично произнес Прорехов.

— Тем более, молодые… — добавил Артамонов.

Шахматы, строкомер, толковый словарь, сборник кодексов — с таким набором средств Прорехов и Артамонов вступали во вверенный им регион. Кое-что из одежды, немного утвари: кофемолка, мини-кипятильник — вот и все хозяйство. Жизнь вынуждала подмять местность с минимальным боекомплектом. Подбор инвентаря был не случаен. Каждая единица имела свое значение, назначение и предназначение. Шахматы держали в тонусе мозговой ресурс, сборник кодексов напоминал о двойственности природы света, бьющего в камеру через маленькое окошечко, а словарь был необходим для толкования неоднозначных текстов людей при исполнении. Обе книги считались настольными.

Прорехов и Артамонов не глядя передвигали фигурки на магнитных подушечках и занимались каждый своим делом. Прорехов дочитывал сборник кодексов, все более укореняясь в мысли, что прямо сейчас его можно привлечь по любой статье. Хобби Артамонова было толще — «Советский энциклопедический словарь» под редакцией академика Прохорова. В качестве закладки Прорехов использовал свой трофейный металлический строкомер — в прошлом учебное пособие, которым при случае можно было и огурцы нарезать, и колбасу покромсать. А у Артамонова роль ляссе — чтобы не потерялась читаемая страница — играл двусмысленный галстук в виде килы, которая время от времени пружинисто вскидывала голову и угрожающе шипела.

Артамонов неспешно вглядывался в страницы и читал вслух колонку, относящуюся к месту назначения:

— До тридцать первого года — пристань на Волге, железнодорожная станция, население — четыреста одна тысяча жителей по переписи семьдесят седьмого года. Машиностроение — вагоны, экскаваторы. Текстильная, полиграфическая промышленность. Четыре вуза, в том числе университет, три театра. Трамваи. Возник в двенадцатом веке нашей эры, хотя ни одного живого свидетеля, который бы мог это достоверно подтвердить, до сих пор не найдено. С тысяча двести сорок шестого года — центр княжества. Отсюда в середине пятнадцатого века стартовал в Индию один знаменитый эсквайр.

— Давай без отсебятины, — сказал Прорехов. — Словом можно обидеть.

— Словом можно обидеть, а словарем ушибить! — не остался в долгу Артамонов.

— И помедленнее, я записываю, — призвал друга к степенности Прорехов.

— Нет проблем. В ты-ся-ча че-ты-ре-ста во-семь-де-сят пя-том го-ду, зачитал Артамонов по слогам, — город был присоединен к Московскому княжеству. Награжден орденом Трудового Красного Знамени…

— За что? — отвлекся от своего сборника Прорехов.

— За то, что отсоединился, естественно! Темнота! — было указано профану его место в историческом процессе.

— Раз так, то об этом факте надо срочно донести Макарону, — сообразил Прорехов. — Находка может стать хребтом его диссертации. Это ему как раз в тему.

Необходимо пояснить, что Макарон сверстал диссертацию задолго до поступления в аспирантуру. Единственным больным местом в его научном труде была тема — Макарон никак не мог с ней определиться. Конечно, доведись ему поприсутствовать на защите своей собственной диссертации, он бы придумал. Но время шло, материалы и библиографические изыскания пухли и получались настолько обширными, что придать им какой-то единый вектор становилось все невозможнее. В муках Макарон съедал батон за батоном. Выручил его случай. Как-то Макарон пошел сдавать древнерусскую литературу, и попалось ему «Хождение за три моря». Накануне Макарон вызубрил древние записки на старославянском, и, когда на экзамене стал выдавать текст наизусть, как тарабарское заклинание, преподаватель с поплывшими по лбу глазами предложил ему для простоты понимания как-нибудь осовременить текст, приблизить его к новейшей истории, рассмотреть в контексте развития словесности.

— Ну, а на чем же знаменитый путешественник вернулся из-за трех морей? — cпросил преподаватель Макарона.

— На подводной лодке! — осовременил текст аксакал. — На тростниковой! Взял там, в Индии, напрокат! — приблизил он историю вплотную к нашим дням.

У преподавателя отпала челюсть, и поставить ее на место смогли только в ветеринарной клинике.

…Электричка равномерно постукивала на стыках. За окном плескалось водохранилище. Местные жители пытались продать каждому пассажиру по вяленой вобле и всовывали рыбу в окна на полном ходу. Забирать товар было удобно, а расплачиваться — не очень. Да и что тут говорить, взимание денег за свой товар всегда связано с определенным риском, а тем более в переходный исторический период. Необратимый шок.

Началась проверка билетов. Обыкновенно это приводило к урежению случаев безбилетных проездов. Молодая билетерша, явно выходя за рамки обязательной программы, спросила о произвольном:

— Что это вы тут делаете, пьете, что ли? — Как будто иная локализация вообще не могла и предполагаться.

— Ну вот, пошла ревизионная корректура, — недовольно вздохнул Артамонов и отвернулся к окну.

— Поддерживаем отечественных производителей, — объяснил Прорехов, пытаясь наладить контакт. — Слыхали, указ вышел. О поддержке всего российского. И мы, как законопослушные граждане… сидим, поддерживаем…

— Не дурите мне голову! — засомневалась в истине высказываний кондукторша. — Быстро все убирайте!

— Мы и не дурим, — сказал Прорехов. — Просто играем в поддавки, пьем русского рецепта питье и захрустываем огурцом от старушки — все отечественное. Вы слышали, сейчас лозунг такой — покупайте российское! Вот мы и покупаем!

— Пить здесь запрещено! Разложились тут, видите ли! — подняла тревогу служащая. — Сейчас линейный наряд!

— Вызывайте! — не выдержал Прорехов. — С ними нам будет проще договориться!

— Не кипятись, пятачок, милиция здесь ни при чем! — приосанил его Артамонов. — Ты встань да повернись. Небритый, пиджак мятый, брюки без стрелок, туфли не блестят. Теперь понял?

— Что «понял»? — спросил Прорехов, не въезжая в затею.

— Просто девушка не видит в тебе никакой племенной ценности! Отсюда все проблемы, — объяснил Артамонов и включил спецэффект своего галстука.

— Не умничайте! — шарахнулась в сторону проверяющая.

— А вы хоть представляете, кто мы такие и куда едем? — теперь уже невзыскательно спросил Прорехов. — Если б знали, вы бы наверняка так не гоношились.

— Знаю я, куда вы едете, — выпалила ревизорша. — Есть у нас одно местечко! Туда всякий сброд ездит!

— А вот и не угадали, — смилостивился Артамонов, оторвавшись от окна. Мы едем выполнять триединую задачу. Знаете, что такое триединая задача? принялся он рисовать пальцем по потному стеклу. — Это когда трое не могут сделать то, с чем запросто справляется один. Так в словаре написано.

— Вас высадить надо! — сверкнула проверяющая строгими глазами.

— А вы сами, девушка, откуда? — попробовал прогнуться Прорехов.

— Какая разница?! — отмела происк казенная девушка, выказав стойкий клинический эффект.

Наступила менопауза.

— Разницы никакой, просто смазываете первое впечатление, — вздохнул Прорехов, потому что все его помыслы противились ситуации. — А может, нам жить вместе!

— Если сейчас же не уберете, я иду за нарядом милиции! — все больше воодушевлялась кондукторша.

— Вы бы лучше присели к нам да поговорили за жизнь, чем вот так принародно шуметь, — пригласил Прорехов к столу служивую даму. — Вы же видите, что это не карты, а шахматы.

— А вот это — тоже шахматы?! — ткнула она в бутылку. — Если вы сейчас же не прекратите, я доложу о вас начальнику поезда!

— И этим окажете ему большую честь! — сказал Артамонов, поправив нагрудные ромбы на лацкане, и вернулся к брошенному разговору с Прореховым. — И, что самое интересное, он лично подписал указ об этом!

— Кто? — спросила девушка, наделив ответчиков суперответственностью. Какой указ?

— А как вас зовут? — поймал ее на интересе Прорехов. — Если признаетесь, и я скажу, какой указ! И даже открою, каким он был набран шрифтом.