На житном поле Прорехов терялся, ему требовался фон, который бы мог оттенять его. Фон Прорехов, пытался объяснить себе его поведение Макарон. Но слишком высока раскрываемость совершенных им преступлений, констатировал Макарон, проникая в самые тылы жизни. Он лез в пекло и искал исходники предательства, опускаясь на глубину до сорока метров, чтобы узреть корни житейского саксаула. Он знал, что они зарождаются у грунтовых вод. Будущим предательство всего лишь поверяется, а начинается оно глубоко-глубоко — на уровне белка.

Кем был дед Прорехова? — вспоминал прошлые байки Макарон. Работал членом тройки. Тонкий был человек. Лично расстрелял два десятка своих, слегка усомнившись в их преданности делу. Спас жизнь ценой предательства. Очевидцы свидетельствовали — расстреливал и плакал. Дед Артамонова отсидел в тридцать седьмом за веру, был узником совести. На баптизм велось гонение, а тот гнул свою линию и соответственно — подсел. Нечто схожее случилось и с прадедом Макарона по прозвищу Чугунок — от черного цвета волос. Не поладил он с местным воеводой, ослушался и во избежание наказания укрылся в лесу на двадцать лет. Когда надоело прятаться от графа Орлова, Чугунок поймал молодого медведя, взвалил на спину и понес в усадьбу. Скинул медведя, кинулся в ноги графу и вымолил прощения. Пораженный силой, прямотой, честностью и конечным послушанием Чугунка, граф простил ему прегрешения и в качестве замазки выделил в собственность участок леса — Чугунковский просек, который тянулся на семь километров — от места, где был взят медведь и до самых владений графа. Так прадед Макарона стал землевладельцем.

Макарон построил подробную схему предательства от противного. Обратный ход раскрывал изнанку жизни Прорехова, все поступки которого вели к основному событию в его жизни — к предательству. И другого случиться не могло. Ловя события на противоходе, Макарон голографически наблюдал объемную их суть. Предательство — это заболевание, напрашивался простой вывод. Оно проявляется триадой — тело предает душу, душа теряет совесть, и все вместе охватывает страх перед будущим, потому что прошлое, как код на карте для оплаты услуг, от потирания становится отчетливее.

Вначале тело предает душу. Они рождаются вместе и одновременно начинают реализовываться. Растет тело, и зреет душа. На дороге у тела встают соблазны — спиртное, чужие женщины, лень. Тело начинает хиреть. Душа не может развиться и вызреть раньше, чем вырастет тело. Душа говорит ему: погоди, дай дохнуть кислороду, я еще не готова, я без тебя ни шагу, я как детка. Но потом, когда сформируюсь, я тебя вытащу, придумаю что-нибудь интеллектуальное. Иногда тело проникается мольбами и тормозит разгул на половине, давая возможность душе взойти над горизонтом до пояса, но чаще мы имеем разбитое тело и зависшую душу. Бывают фантастические случаи, когда душа не предается телом, и человек доходит до вершин. В результате мы имеем светлые глаза гармоничного человека, способного двигать горы. Коль скоро дружба провоцирует предательство, как переохлаждение активизирует бактерии, то предательство — это зараза, а дружба — это температура души, и предательство совершается на ее пике.

Рассуждая, Макарон чувствовал себя следователем, который по обратному отпечатку восстанавливает картину преступления. Прорехов повел себя, как женщина, которая, получив похоронку, легко сошлась с другим. А муж вернулся в орденах, живой и невредимый. И поздно кусать локти. Макарон сделал вывод, что со стороны Прорехова была не временная слабость, не отчаяние, это было предательство, которое последовало бы при любом раскладе, даже если бы Макарон никуда не пропадал. Нашлись бы другие причины.

Макарону было противно от мыслей, он ненавидел себя, считал малодушным, но отвязаться от них не мог. Макарон уповал на то, что ему удастся выделать из этой мерзости нечто красивое и правильное. Это утешало его и толкало дальше.

Тело Прорехова пьянствовало, курило, трахалось налево и направо, порождая то сирот, то калек, жило безотчетно и в свое удовольствие. Ждать от него чего-то хорошего было просто бессмысленно. Факты биографии прикрывались дружбой, как свежей соломой притрушивается навоз в конюшне. Дружбой были зашорены глаза, не хотевшие видеть этого. Случись подобное с другим за пределами компании, на это было бы обращено внимания. Прорехову огрехи прощались, поскольку были направлены во зло другим, а никак не дружественной компании. Они имели отрицательный знак. Энергия предательства, выждав момент, обязательно развернется против тебя. Такова его природа.

Но оказывается… те, кого предают, сами провоцируют предателя! соображал Макарон. Потому что хотят пережить предательство, они жаждут возвыситься через жизненную трудность. Не будь Иуды, у Христа не было бы возможности вознестись до креста, до распятия, до небес. Христос благодарил Иуду за содеянное? Человек, в отношении которого совершено предательство, становится во сто крат сильнее. Личность появляется только через преодоление совершенного в отношении нее предательства — другого пути не бывает. Предавая друга, предатель отделяется от него, как ступень от ракеты, толкая ее ввысь. Предательство в отношении преданного — милость Божья.

Все замкнуто на себя, вспоминал Макарон. Предавая кого-то, ты предаешь себя.

Предательство передается генетически — неожиданно пришло в голову Макарону. Но не надо чураться дружбы, тут же делал он обратный вывод. Его просто метало по краям смысловых построений. Ах, вот к чему, оказывается, шел он в своих рассуждениях! Он готовил почву для новой дружбы с Прореховым! Логика Макарона разворачивалась в обратную сторону. Не порвать, а восстановить. С предательством, как и с долгами, надо работать, доходило до него со спины. Не надо бояться предательства и притормаживать чувства в ожидании, только оно может закалить и вывести на правильный путь. Друг всегда остается другом, он берет на себя страшную миссию — предать вас, вызволить и возвысить! Не мстите — он сделал все, что мог. Вам надлежит другая жизнь. Без предательства вам никогда не догадаться о ней.

Так рассуждал Макарон. На основе предательства возникает нечо высшее, это две неразрывные категории. Столь неоценимую услугу мог оказать только друг, поскольку враг не волен предать. Что же получается? Предательство начальная стадия дружбы. Вот так вывод! Придется извернуться и пойти на ухищрения, чтобы доказать это Артамонову, доказать, что в их тройственной жизни имело место не предательство, а всего лишь необходимый этап развития.

Макарон ощущал, что в отношениях с Прореховым ему предстоит проделать обратный путь. Клетки настраивались на это. Не возникало и сомнения, что после молчанки все вернется в лоно. Если точку ножей считать отправной, то следующим пунктом идет дружба иного накала! Возврат — показывал выложенный мозаикой кафель. Дважды предать нельзя. Предавший становится вдвое надежней.

Неотвратимость нового вектора и ответственность за подъем не давали покоя. Все получится, если приложить невероятные усилия… Надо спешить, ведь предателя терзают муки более тяжелые, чем те, которые приходятся на долю преданного. Чтобы пробить доску, опять вспомнил Макарон Решетова, надо нацелить удар в точку, расположенную за ней. Хорошо бы наметить цель за пределами мук, чтобы пройти дрянь, миновать ее, перемять и увидеть просвет. Некомфортность совместных дел — не самое главное. Впереди будет нечто поважнее бизнеса.

Идея понравилась Макарону. Отсюда и пойдем, решил он. И набрал сотовый Прорехова.

…Омоложение формулы сделало поведение Макарона другим. Начала проявляться странная взбалмошность. Мысли стали менее разветвленными, со вторым этажом, но без вуали. Макарон перестал говорить обиняками. В голове не удерживались сложные метафоры. Теперь он не расплывался и старался быть короче.

При первой же после перерыва встрече Макарон рассказал Прорехову, как погорел самый гибкий разведчик на земле — Абель. Его сдал финн, заваливший оперативку, злоупотребляя. В жизни все настолько просто, хоть зашейся!