Начальник УВД распорядился, чтобы на указанный объект отбыла специальная команда судебных следователей.

Сделав сообщение, Владимир Сергеевич отправился в кафе-клуб «Папарацци» повидаться с Прореховым. Макарон догадывался, что искать его следует именно там.

Вошедший в кафе Владимир Сергеевич словно притушил собою свет. Девушки спрыгнули с подиума и скрылись в раздевалке. Прорехов тоже опешил, но тут же справился с видением. Ему было не привыкать — к нему еженощно являлись то черти, то капитан Копейкин, то сам консультант. Так что пришествие Макарона не стало для него явлением из ряда вон выходящим.

На секунду оторвавшись от себя, Прорехов произнес:

— Ба! Макарон! Живой?! Привет! А хочешь анекдот?

— О продаже доли? По-моему, я его уже слышал, — сообщил Макарон, покусывая ногтевое ложе и пытаясь зацепить зубами заусенец. — Его мне рассказала Шарлотта Марковна.

— Как это ты его слышал, если ты умер? — произнес Прорехов, пряча за очками серозные сумки.

— Это ты умер, — пошутил Макарон. — А я, как видишь, жив.

— Пожалуйста, попробуй выйти и зайди снова, — почти на полном серьезе попросил Прорехов. — Я протру очки.

Макарон исполнил просьбу товарища и на этот раз даже постучал. Прорехов стал догадываться, что приплыл. То, что он подсунул общий бизнес под людей Платьева, его совсем не красило. Конечно же, такого бы не произошло, не пропади Макарон пропадом, но дело закручено — от новых выборов не уйти, и вся мощь, вся махина, созданная такими стараниями, будет теперь направлена против своих создателей. А выкарабкиваться из могилы, да еще супротив себя самого — ох, как нелегко!

Прорехову пришлось объясняться с Макароном.

Они заперлись в банкетном зале и долго втирали друг другу мозги. Никаким россказням Макарона про эксперимент с омоложением Прорехов, конечно же, не поверил, а только все пенял и пенял, да еще немного завидовал Макарону, что тот теперь будет в таком эпицентре, что краше его ситуации и не придумаешь, тем более в преддверии выборов. Правда, с регистрацией Макарон уже опоздал, но все еще можно поправить — выборы имеет смысл тормознуть или отменить, а если не отменить, то перенести — и, хорошенько подготовившись, снова принять в них участие. Можно было бы вспомнить былое и выступить как надо.

Это складное романтичное месиво неслось у Прорехова в голове. Поэтому наружу он ляпнул совсем другое и невпопад:

— Но я, правда, уже подписал контракт. Мы взялись обслуживать Фомината. У него серьезный шанс. Я теперь у них с Мошнаком и Артамоновым нанятый, директорствую у них.

— Насчет Фомината я в курсе, — показал Макарон бумаги, переданные ему Шарлоттой Марковной, — а вот насчет Мошнака нет еще! — ужаснулся Макарон.

— У Фомината с Мошнаком — контроль. У Артамонова — блок, — сообщил Прорехов. — Правильно я говорю? — обратился он кому-то, кого не было рядом. Наверное, к Нидвораю. — У кого же еще? Фоминат зарегистрировался как кандидат в губернаторы.

— Вы что, с Шарлоттой Марковной с ума посходили?! — возмутился Макарон. — Немедленно раскручивайте все назад!

— Это невозможно, — развел руками Прорехов. — Все документы оформлены, деньги получены!

— И, я вижу, уже пропиты, — провел Макарон взглядом по столам.

— Это мое дело, — сказал Прорехов, и из его гортани донеслись скудные мелкопузырчатые хрипы возражения. — За своими деньгами тебе надо обращаться к Шарлотте Марковне. Не мне же в наследство досталась твоя доля. Она получила ее и по закону распорядилась продать. Я отвечаю только за то, что продал свою. Как ты понимаешь, имел полное право. Все по закону.

— При чем здесь закон? — не унимался Макарон. — Ты урыл всю нашу основу!

— Да ладно тебе! — выказал недоброкачественную обиду Прорехов. — Ты лучше скажи, почему ничего не сообщил мне о своей затее с Бурятом. И ничего такого не произошло бы. Честно говоря, я думал, тебе конец.

— Думал и потирал руки, — сказал Макарон, несколько смягчившись.

— Да ничего я не потирал, — сказал правду Прорехов. — Сколько можно ждать?! Не война же…

— Бизнес — это война, — сказал Макарон. — Ждать надо до конца, добавил он высоковато даже для данного момента.

— Ну, извини! — парировал Прорехов. — Вы с Артамоновым куролесить будете сходить каждый по-своему, а я паши на вас! Этот по свету мотается тексты сочиняет, своим развитием занимается, видишь ли! Проекты разные продюсирует! Я не успевал ему деньги высылать! А дивидендов-то все меньше, рынок совсем сдох! Другой опыты над собой ставит по выживанию! А я тут сиди работай! Без друзей! Да еще, будь расторопен, догадываться, что с каждым из вас может произойти да случиться! Мне и своей жизни хватает!

— Сдох не рынок, а ты, — сказал Макарон. — Что касается высылания денег — не твоя забота! На это есть бухгалтерия, которая получает зарплату.

— Я же тебе говорю, мне своей жизни хватает, — показал рукой над головой Прорехов. — По самое некуда!

— Какой своей? Пузырь в день да тройка почитателей из бытовой среды? Неужели ты об этом мечтал, когда ехал сюда? Никакой романтики. Наташа сказала, ты поставил главным инженером своего водителя.

— Да, а что?

— Ничего, просто, понимаешь, я до сих пор за рулем сам езжу, а ты уже не можешь от водки. И водитель вынужден возить тебя везде и везде присутствовать с тобой. Имея в руках столько информации о тебе, я бы не только главным инженером стал, я бы тебя вообще подсидел.

— Но это твое личное мнение, — уходил от разговора Прорехов.

— Не только мое, — сказал Макарон. — Надо вызывать Артамонова и решать вопрос. Ты с утра пиво пьешь, не много ли? — Макарон сдвинул в кучу бутылки.

— Мне хватает.

— Дело не в деньгах. Мне, как видишь, тоже хватает, просто ты уже стал очень отдаленно напоминать партнера. Мы давно не общаемся и не разговариваем. А все почему? Ты поназаводил себе шпаны, они крутятся вокруг, льстят, выкачивают из тебя деньги, а ты ничего не видишь. Кстати, что у тебя с случилось с Ясуровой. Тетя Паня успела доложить, что ты взял в сожительницы какую-то усатую няньку.

— Да пошла она, эта Ясурова! Больно умная! — тряхнул стариной Прорехов.

— И друзей своих старых вызывал на работу, Пашу и Юру, — сказал Макарон, — и выгнал потом! Раскидываешься близкими и преданными людьми налево и направо, — укорил друга аксакал, сожалея о своей невыдержанности.

— Вы меня с Артамоновым бросили, оставили одного, — сказал Прорехов. И чего вы от меня ожидали?

— Всего, кроме предательства.

— Я никого не предавал, — оправдался Прорехов. — По закону я чист.

— Мы доверили тебе точку, из которой удерживалось все, — сказал Макарон. — Из нее только за счет одного твоего бездействия нас можно было урыть, как щенков. И ты ее отдал!

— Я ничего не отдавал! — сказал Прорехов.

— Находясь в ней, как раз и надо было ничего не делать, чтобы нас не стало, — сказал Макарон. — Твое предательство в том, что ты не пошел с нами дальше.

— Куда? — вскинул руки Прорехов. — В оккультику? Пятая цивилизация?! Культура третьей динамики?! Продюсирование чужих проектов?!

— Не куда, а просто отсюда. Тут пропадешь, — не обращал внимания на эмоции Макарон. — Все это можно рассматривать не иначе как ступень. На этой площадке ты высушишь мозги и ничего не добьешься.

— Мне и здесь хорошо, — отмахнулся Прорехов. — По крайней мере, пока. Никого кормить и обеспечивать не надо. Не всем же жить развитием. Но почему ты мне ничего не сказал про затею с землянкой? — погрозил Макарону пальчиком Прорехов. — Ай-я-яй!

— Ты тоже ничего мне не сказал, когда с Артамоновым придумал Завидово и все эти повестки, — парировал Макарон. — Я же не был в обиде — просто приехал и стал работать. Но дело не в этом, просто Бурят велел содержать все в величайшей тайне, иначе номер не пройдет, энергия рассосется.

— Да не городи ты огород! — изголился Прорехов. — Какая, к черту, энергия!

— Простая, — сказал Макарон, — космическая и человеческая.

— Ну-ну, — хмыкнул Прорехов. — Ты лучше скажи, где тебя на самом деле все это время носила нелегкая? — перевел он разговор в удобоваримый для него формат.