— Масонские штучки, — сказал Артамонов. — Закинем удочку, а там такое начнется! Мало не покажется!

— Проведем референдум, — невозмутимо продолжал Макарон, — договоримся с клакерами, выдадим населению по червонцу, как в старину. Все будет законно и красиво! Самосознание поместных масс вырастет в разы. Ты его, этот народ, будешь бить по рукам, чтоб не цеплялся за кузов, а он все равно будет переть за тобою — настолько притягательной может оказаться идея возврата святынь, она вселит в людей нездешние силы… — Макарона, похоже, было уже не остановить. Он был готов озвучить все двадцать глав своей бесконечной диссертации.

— А не явится ли это прецедентом для перекройки всей России? насторожился Мошнак.

— Не явится, — с лету парировал Макарон. — Этот случай был единичным в истории. Все остальные административные переделы имели простые хозяйственные корни.

— Может, наоборот, нас присоединить к соседней области? — предложил Прорехов. — Тогда, глядишь, и разовьемся быстрее на халяву.

— И где ты раньше был? — спросила его Дебора.

— Пиво пил.

— Что, голосуем? — предложил Артамонов.

— За что? — спохватился Макарон.

— За эмонациональную идею.

— Тогда уж давайте и за кандидата, — добавил список вопросов Прорехов. — От блока красных кхмеров.

— Ну, кто за? — вопросил Артамонов.

— Е-ди-но-глас-но! — пятикратно пролаял Бек.

— А если ничего не получится? — спросил Макарон. — Куда будем сваливать?

— Никаких если, — не дал собранию застыть в раздумьях Артамонов. Настоящий политик должен предсказывать, что будет, и уметь убедительно объяснять, почему этого не произошло.

— Не думаю я, что не из недр системы, вот так с кондачка какой-то сторонний человек может проскочить туда, — вполне серьезно сказал Капитон Иванович. — На Советскую площадь есть только санкционированные и согласованные заходы.

— Что посмеешь, то и пожнешь, — сказал Артамонов и далее пояснил Мошнаку: — Это смотря в какие эпохи брать. В наше смутное время может проскочить кто угодно, любая шушера! Но, в таком случае, почему не мы? Сейчас вы увидите, кто наряду с командой Платьева попрет в губернаторы! И Сичкины, и Птичкины, и Синичкины! В переходные периоды, когда страна кидается государством, как раз и можно проскочить на крыльях черного пиара и желтой прессы — цвета германского флага к вашим услугам. Потом наведут порядок, и все будет более-менее системно и пристойно, а сейчас… Одним словом, в переходные периоды надо пользоваться только переходными глаголами! И переходными личностями!

Откиснув и подзарядившись у пирамиды, магнаты уселись в «Chrysler» и отбыли на родину.

Компания была довольна трофейной автомашиной. Да и само это корпоративное имущество мертвой хваткой притерлось к «лишенцам». Едва Артамонов заикнулся отдать его за долги Мошнаку, как у тачки тут же отказали тормоза. Стоило только Прорехову вывесить на столбе объявление о его продаже, как Макарон тут же въехал в жатку и испортил товарный вид машины. Если за руль садился кто-то не из команды, «Chrysler» глох, ел много бензина, и у него начинали стучать «пальцы» — словом, он пытался всячески сжить со свету непрошеного седока и ни в какую не хотел расставаться с текущими пользователями. Как только за руль восседали хозяева и выяснялось, что сбыть его не получается, он вновь преображался, как коза соседки Макарона — тети Пани: животина, прознав, что ее собираются забить, заплакала человеческими слезами. Тетя Паня тоже заплакала и оставила козу. Теперь коза дает столько молока, что не каждой корове под силу. Да, но при чем здесь авто?

Машина была семиместной. Наряду с Беком, для которого имелась специальная банкетка между передними сиденьями, в салоне легко размещались Артамонов и Дебора с дочкой, Прорехов с Улькой и Макарон. Седьмое место пустовало. Оно в очередной раз навело аксакала на мысль привезти на жительство Свету.

— Мотану-ка я за ней прямо сейчас, — объявил он, когда въехали в город. — Мне кажется, теперь я ее уговорю. Хватит ей болтаться без нас!

— Хорошая идея, — поощрили его друзья. — Жилье теперь есть. Не на пустое место приедет.

Все, что касалось жилья, было приятной правдой. Макарону выстроили дом. Один на плану. По собственному проекту аксакала — с камином и высокими потолками. На окраине поселка Крупский-айленд, почти в лесу. Макарону достался участок в ряду домов работников вагонного завода, которые тупо брали на предприятии густотертую ядовито-зеленую краску и покрывали ею все свои дома. Макарон, не ведая об устоях, выкрасил свой терем в ярко-желтый цвет в три слоя. Соседи прозвали его эксцентриком.

Макарон не мог жить без солнца, поэтому первое, что он купил себе из мебели, — солярий. Когда этот белоснежный гробик вносили в дом, соседей за забором охватил столбняк. Вечером Макарон влез в аппарат погреться примерить и опробовать ложе. Ну, улегся, включил лампу и принялся ловить кайф. Вдруг крышка гроба сама собой открылась, и соседи Макарона начали молотить его по бокам черенками лопат, пытаясь проткнуть осиновым острием в области грудины. Руководила атакой тетя Паня.

— Ах ты, сука зубатая! — приговаривала она. — Щас мы тебя по рогам!

Чисто человеческий вопль Макарона отсрочил его кончину. Так Макарон познакомился с тетей Паней. А потом и подружился. До такой степени, что предложил ей должность мажордома.

— Вы тут за собакой присмотрите, а я мигом, — бросил друзьям Макарон, выходя из «Chryslera» у вокзала. — Хочу стать женатым до безобразия. — И отправился на поезде в Москву за Светой.

Нынешние регионарные выборы были знаменательны тем, что впервые в истории избирался не председатель исполкома Совета народных депутатов, а именно губернатор. Это придавало выборам дополнительный вольтаж.

По уложению Платьева, кандидатов в губернаторы от действующей власти было шестеро. Не чтобы запутать, а «чтобы обеспечить альтернативные выборы, — заявил Виктор Антонович через СМИ, — и подлинно свободное волеизвержение на основе всеобщего и равного избирательного нрава».

Но на самом деле люди Платьева шли по двум причинам — чтобы растащить голоса и выстрадать иммунитет, потому как почти все они ходили каждый под своей статьей. Вообще, еще Гоголь подметил, что редкой птице удается долететь из кресла до середины уголовного кодекса.

Уже на этапе регистрации в команде Платьева не обошлось без потерь: несмотря на особое расположение комиссии, один кандидат не прошел люстрацию по моральному цензу, а второй — по цензу грамотности — не имелось высшего образования. Оставшиеся четверо двигались единым блоком. Сам Платьев шел как бы на второй срок, а три его подставки — учитель, председатель совхоза и известный в регионе товаровед со стажем — для ассортимента и фона. Все четверо походили на биржевых игроков, промотавших активы трастовой компании. Они были настолько неотличимы друг от друга, что даже не оттеняли себя. Не исключалась версия, что если они наберут равное количество голосов, то примутся управлять областью по системе сутки-трое, как сторожа. Перед ними стояла суперзадача, какую мог выполнить исключительно гений — они хотели избраться тайно от электората, которого они все боялись как черт ладана.

Город был увешан плакатами. Параллельно им творческие союзы вывесили у Доски почета портрет Пушкина навстречу 200-летию со дня рождения поэта.

— Этот, наверное, по партийным спискам идет, — предположил никуда не спешащий прохожий.

— Да нет, думаю, по одномандатному, — возразил ему первый встречный. Дядька видный.

Консистория Платьева располагалась в элитной бане, где отборный народ приводил свои перья в порядок под живое мыло — девушки, обслуживающие клиентов, были все из местного хора. За особую плату им вменялось в обязанность петь при каждом натирании спины.

В баню стекалась вся информация по выборам, там же и проводились трибутные комиции, и стряпались рейтинги. Предбанник штаба тоже пестрел изображениями Платьева, но одетого. Умеренная температура в парилке позволяла привлекать к обсуждению предвыборных проблем широкий спектр специалистов. В групповых помывках принимали участие все фидуциары — глава администрации города Беломырин, его зам Гладков, Додекаэдр, товарищ Фоминат, Капитон Иванович Мошнак, Асбест Валерьянович Шимингуэй, Фаддей Бессмертный, Альберт Федорович Смирный и семенной Огурец от радио со своей супругой Огурцовой-старшей от телевидения.