Иногда приходил хозяин дома, и мы с ним подолгу беседовали — о видах на урожай, о природе страха, об античном искусстве. Утром, когда я подошёл к двери, чтобы встретить рассвет, привидения извинились и ушли — днём они почивали — а я остался. И едва солнце выглянуло из-за горизонта, я вновь ощутил бодрость и свежесть. Как будто выспался…

— Такое со всеми случается, — Ники улыбалась — я не видел этого в кромешной мгле, но знал. — Я тоже сначала получала премии, становилась знаменитостью, а потом надоело. Неинтересно. Потом хочешь такого, чего добиваешься сама, без правок.

— Да, я уже учусь играть на бирже. По-честному. То есть своими силами, что я говорю.

Ники фыркнула, взяла меня за руку.

— Впереди много столетий, Брюс. Знаешь, как умирают видящие? Однажды ты просто понимаешь, что износился. Что разум устал от всего, и ничего нового не узнаешь. Что всё уже было, и ничего нового не будет. Как только ты это понимаешь, ты больше всего начинаешь хотеть спать. Спишь всё дольше и дольше. И однажды тебя просто не находят в твоей спальне.

— А тело?

— Тело остаётся, только если человека убьют. Если он уходит сам, тело рассеивается. Я не знаю, как объяснить. Может, так и лучше. Мне никогда не нравились похороны.

От неё так и пахло горячей морской солью, прочие ароматы терялись в этом. Голова кружилась, стоило вдохнуть полной грудью. Но у меня уже не было никаких сил.

Она тихо рассмеялась.

— Спи, — она обняла меня за шею. — Завтра очень долгий день.

— Ты выбрал? — София улыбалась, лёжа на спине, отвернувшись от меня. — Я знаю, что ты сейчас с ней. Не здесь, — она нашла мою ладонь и сжала. — Там, где ты выбрал по-другому.

Да. Я осознавал, что где-то ещё я выбрал по-другому. Но здесь… София и её дом, это было так похоже на Сант-Туаре — не внешним видом, но ощущениями, которые не приходят явно, но таятся, шепчут и зовут.

— Я выбрал, — с Софией всё было по-другому — даже просто сидеть и молчать. Хотя она не позволяла молчать. Хотелось говорить. Чтобы она смотрела в глаза и улыбалась, и возвращалась затем к своему занятию.

— Спой, — она перевернулась на другой бок, чтобы быть ко мне лицом. — Спой ещё что-нибудь.

Отец любил напевать песни, которые пел ему дед. Мама всегда злилась, говорила, что не годится при ребёнке петь такую похабщину. И у нас с отцом появилась тайна — всякий раз, когда мама уходила по делам, мы поднимались на чердак, где отец прятал тетради с записью песен, и пели. Громко, во весь голос, смеясь и вытирая слёзы. О морях и равнинах, об искателях приключений и жарких красотках, о тоске у бокала вина и о смерти на войне. Я мало что понимал из того, что мама звала похабщиной, но было иногда невероятно смешно. А иногда жутко печально.

— Не спи! — София потрясла меня за плечо. — Я с тобой разговариваю. Спой мне ещё!

— У меня же нет голоса, Софи!

— Глупая отговорка, — она привлекла меня к себе, поцеловала. — Чтобы я её больше не слышала! Пой!

И я пел. Тихо. Потом уже, когда вспоминал, что во всех комнатах прекрасная звукоизоляция, пел иногда во весь голос.

— Хва… хватит, — София изнемогала от смеха. — У тебя чудесный отец, — она вытерла слёзы. — В следующий раз не пропускай слова. Я большая девочка и тоже знаю много нехороших слов.

За окном, где-то вдалеке, ударила молния.

София уткнулась лицом мне в грудь. Запах её волос — от него плыло в голове и начинало сильнее биться сердце. Но сил уже не было.

— Это тебе кажется, — шепнула она и фыркнула. — От меня так просто не отделаться.

Трое, поместье «Жасмин», 7 августа 2010 года, 9:20

Я проснулся у себя в комнате. Один. Потом, почти всегда, я просыпался один и у себя. Возможно, так было легче воспринимать сплетающиеся нити, где почти всё было одинаково, кроме — пока что — ночей. Меня уже не ела неотступная мысль, что я наконец-то сошёл с ума, что дар видящего для меня слишком тяжёл.

— Забирайте все вещи, — Ники ни слова не говорила о предстоящем, пока не закончили с завтраком. — Я имею в виду, всё самое дорогое. Я не знаю, когда мы вернёмся сюда.

— Мы вернёмся, — спокойно подтвердила София. — Брюс, схемы уже готовы?

— Готовы, — я положил перед ними пухлую папку и поверх — три модуля памяти. Что взрываем в первую очередь?

— Вы довольны вознаграждением, мсье Корсар?

— О да, — он не улыбался. Он вообще не улыбался, пока речь шла о делах. — Вполне. Скажите, мсье Шварц, мне можно задать пару личных вопросов?

— Разумеется, — когда собеседник — только картинка на экране, возникает иногда чувство, что это просто игра.

— Я помню, что ездил в Россию, — Кремль оказался самым сложным заданием. Сложнее даже Форт-Нокса и вулкана Эребус. — У меня билет — был билет — поправился он. — Что я вроде бы не ездил никуда больше. Но я помню, что был в других местах. Или мне снится, что помню.

Хорошо, что он не смотрел в тот момент на экран. Чёрт возьми. Я должен был догадаться, что он видящий, с первой же встречи. Спящий видящий.

— Вы мне, возможно, не поверите, мсье Корсар, но вы посетили каждый объект, — я решил сказать ему правду.

Корсар долго смотрел мне в лицо.

— Наверное, я спятил на старости лет, — он потёр виски, — но знаете, я вам верю. Теперь буду знать, что ангелы бывают и бизнесменами. Поэтому вы заплатили мне за всё сразу?

Ответа не требовалось.

— Второй вопрос, больше я вас не задержу. Вы собираетесь убить кучу народу, мсье Шварц?

— Нет, — возразил я. — Жертв не будет. Во всяком случае, от взрыва.

— Вы чертовски интересный ангел. Я бы с вами выпил когда-нибудь. Когда вы сделаете, что хотели.

— Почему бы и нет?

Он рассмеялся.

— Я пошутил. Я не пью с клиентами, даже если они посланцы небес. Удачи, мсье Шварц. Если потребуется помощь, обращайтесь.

— Брюс! — Ники потеребила меня за рукав. — Спишь? Не выспался?

София рассмеялась, прикрыла рот ладонью и сделала вид, что закашлялась.

Я потряс головой.

— Вспомнил разговор с сапёром. Он видящий, Ники. Спящий.

— Я знаю, — Ники ответила сухо. — И он в «Солдатах хаоса», если ты не знал.

Мне стало не по себе.

— То есть…

— Его не разбудить. У него там, — она постучала по виску пальцем, — сейчас предохранитель, который я не могу убрать. Он может многое, чего не могут другие, и он никогда не попадался на подобных заказах. Но если ты попытаешься его разбудить, — она провела ребром ладони по горлу, — останется обычный человек. Несчастный, сумасшедший и никому не нужный.

Мы помолчали.

— Ты хочешь убедиться, что остальные «солдаты» такие же?

— Да, — она тряхнула головой. — Или не такие.

— Самолёт через три часа, — напомнила София. — С чего начинаем? Стоунхендж?

— Нет, — возразила Ники. — Пусть будет вторым или третьим. Начнём с Антарктиды. Я там никогда не была.

София поёжилась.

— Тогда заедем вначале за тёплыми вещами.

Трое, остров Росса, 9 августа 2010 года, 13:30

Мы прибыли на американскую станцию не одни — проще всего оказалось стать гляциологами и вулканологами, и не пытаться найти независимый рейс.

Новые знания ложились в память легко и изящно, а те, что впитывались в предыдущие разы, незаметно уходили в сторону. Ники говорит о многих столетиях. Видящие могут запоминать намного больше? Интересно, как?

— Память тоже распределяется по фазовой координате, — вполголоса ответила София. — Ничего удивительного.

Вот математика мне давалась тяжело. Не те основы, что проходили в университете, а фундаментальная, самые горние, где только небожители могут видеть великий смысл в хитросплетении формул. София отвечала на мои вопросы, терпение её не истощалось ни разу.

Ничего удивительного. В бриллиантах огранки «Феникс» сто одиннадцать граней. Ничего удивительного. И так понятно, даже и ежу.