Мы с Софией переглянулись. Посмотрели ей в глаза, кивнули.

Доминик встала из-за стола, пересела на другую часть дивана, у двери. Потёрла виски ладонями и начала рассказывать.

Мне показалось, что я задремал. Что вовсе не удивительно, после всего пережитого. Внимание словно включилось, я стал осознавать, что слышу и вижу. Боковым зрением заметил, что София слушает. Что принимает то, что ей говорят – чуть кивает, когда Ники делает паузу. София, тебе никогда не научиться лгать, тело выдаёт тебя.

– …Поль Вернье возглавлял их ячейку в Университете, – закончила Ники. – Завтра в Университет приезжает президент Галлии, премьер-министр. Приезжает Её Величество королева Британии, президент Римской Федерации. Много видных учёных. Завтра все они были бы убиты.

Пауза. София сглотнула. Я посмотрел на неё. Глаза горят, возбуждена. Верит и боится того, что услышала.

– Ники… Доминик… ты, ты… агент? Ты из спецслужбы? – я чувствовал необычную смесь страха, неприязни и восхищения.

Доминик кивнула.

– Но Жан… он не мог… нет, он не мог, не мог!

– Мне очень жаль, София.

– Нет! – София бросилась к Ники. Мне показалось, что она вцепится той в лицо, но София упала на колени перед Доминик, взяла её правую ладонь обеими своими. – Он никогда не смог бы! Ники, помоги ему. Пожалуйста!

– Встань, Софи, прошу, – Доминик помогла ей подняться. Проводила к тому месту, где она сидела рядом со мной. Не глядя, пододвинула табурет, уселась. – Софи, ты просто не знаешь, как хорошо они промывают мозги. Через день-два Жану станет очень плохо. Совсем плохо. Я обязана защищать Брюса, я не смогу защитить вас всех. Этим займутся другие.

– Ты могла меня убить, – медленно проговорила София. – И Жана. Никто бы ничего не узнал.

Доминик кивнула.

– Почему не убила?

– Брюс не позволил. Он захотел, чтобы ты жила.

София посмотрела на меня. Вновь покраснела. Потянулась было к моей руке, отдёрнула.

– Мы можем уже не увидеться, – заметила Доминик. – Не обижайся, Софи… тебе было бы лучше попрощаться с Брюсом сейчас. Попрощаться так, чтобы это можно было бы запомнить навсегда.

Софию словно ударили кнутом. Она стиснула зубы. Посмотрела на Доминик (та смотрела ей в глаза, спокойно, без насмешки). Посмотрела на меня. Я шевельнулся, хотел встать. София вскочила на ноги, отскочила от меня, как от зачумлённого. Держась подальше от меня, приблизилась к Ники, вплотную. Я думал, она ударит Доминик, но София просто смотрела ей в лицо.

– Ники, ты и в самом деле ненормальная, – тихо проговорила София. – Я не знаю, что это для тебя… Я так не могу.

И выскочила наружу. Я встал, ощущая себя полным идиотом. Не знаю уж, почему. Доминик опустила взгляд, смотрела себе под ноги. Я вышел в коридор. София стояла у двери в своё купе, уткнувшись лицом в занавеску на окне.

– Нет, Брюс, – услышал я, когда до Софии оставалось два шага. – Не прикасайся ко мне, не надо.

За окном уже светало. Поезд прибудет в Ле-Тесс через четыре часа.

София медленно обернулась. Подошла ко мне, осторожно взяла за руку. Уткнулась лбом мне в грудь.

– Я не могу, Брюс, – прошептала она. – Не заставляй, прошу. Ты… ты мне нравишься. Правда.

Я молча прижимал её к себе. За плечи, осторожно. София подняла голову. Слёзы в уголках её глаз.

– Я… – голос её стал едва слышным. – Я люблю тебя. Но Жан… я не брошу его, Брюс. Даже такого. Прости.

Она снова уткнулась мне в грудь и замерла. Не знаю, сколько мы так простояли. Наконец, она медленно отстранилась. Мы замерли, взявшись за руки, и смотрели друг другу в глаза.

Доминик права. Я никогда не отучусь оправдываться в том, чего не делал. Никогда, наверное, не отучусь. Говорить оказалось невероятно тяжело.

– Софи, – она улыбнулась, слеза скатилась по левой щеке. – Не слушай её. Я не собирался домогаться тебя.

Она обняла меня. Резко, крепко, неожиданно. Привстала, коснулась сухими губами моей щеки.

– Я знаю, – услышал я шёпот. София отошла от меня. Два или три удара сердца мы стояли и смотрели друг на друга, улыбаясь. Она кивнула и повернулась к двери. Ещё пять секунд, и я один.

Только Господь всемогущий в состоянии понять женщин.

На столе уже ничего не было. Только фонарик, в форме керосиновой лампы. Забавный. Внутри горела свеча. Ароматическая, с жасмином.

Оказывается, правую, ближайшую к двери часть дивана можно было раздвинуть, чуть не вдвое. Ники так и сделала. Постель была готова. Сама Доминик так и сидела на табурете.

– Не уговорил? – подняла она взгляд. – Может, мне попробовать?

Я думал, что страшно разозлюсь. Но отчего-то совершенно успокоился. Может, у меня уже не было сил злиться. Я сел на краешек получившейся кровати.

– Ники, ты…

– …сумасшедшая, я знаю. Брюс, поверь, так было бы лучше. Для вас обоих.

Спать не хотелось, и это неправильно. Я упёрся локтями в колени, спрятал лицо в ладонях.

– Брюс, тебе нужно заснуть, – Ники присела передо мной. – День получился длинным. Завтра ты отдохнёшь, как следует.

– Ты забыла сказать «обещаю», – проворчал я.

– Завтра ты отдохнёшь, как следует, обещаю.

Она не улыбнулась. Говорила и смотрела серьёзно.

Я молча поднялся, прошёл к дальнему шкафу. Разоблачился, повесил всё в шкаф. Стараясь не смотреть на Ники, вернулся к дивану и забрался под одеяло. И сразу почувствовал, что действительно хочу спать. Ники «задула» фонарик и села прямо на пол, на ковер. Я чувствовал, что она смотрит на меня.

– Ты не будешь спать? – поинтересовался я, понизив голос.

– Не люблю спать одетой. Высплюсь завтра.

– Зачем тогда стелила на двоих?

– Когда ты вошёл, мне показалось, что ты не захочешь прикасаться ко мне.

Я отрицательно покачал головой. Не знаю, как она это заметила в кромешной темноте, но через полминуты она скользнула под одеяло. Прижалась, прильнула ко мне. И всё. И ничего больше.

– Спи, – шепнула она. – Завтра всё будет иначе, обещаю.

Брюс, 22 июня 2010 года, 7:20

Я выпал из сна. Сознание включилось неожиданно, как свет от щелчка выключателя. Водоворот вчерашних событий, откровения, которыми мы делились, признание Софии… Всё виделось ярким и отчётливым, я мог вспомнить каждое слово, каждую мелочь. Но ощущение потери реальности, отрыва от реальности прошло. Вагон едва заметно покачивает, в купе брезжит серый рассветный сумрак. На сегодня обещали грозы, порывистый ветер. «Обещали»…

Ники обнимала меня за шею, положила голову мне на плечо. Её дыхание, полевые цветы. И три остальных её запаха. Я вслушивался в её дыхание, смутно ощущал, как бьётся её сердце. Осторожно, чтобы не пошевелить Ники, высвободил левую руку, прикоснулся к её щеке. Она издала звук, напомнивший мурлыканье кошки, пошевелилась, прижалась ко мне сильнее.

Когда я мечтал, как о несбыточном, о такой вот ночи? Ещё тогда, в сентябре? О да, наверное. Помню, какие образы приходили на ум, какие фантазии. Грёзы, особенно приятные тем, что наяву такое не может, не имеет права случаться. Человеку не должно быть настолько хорошо, цена за подобное должна быть непомерной.

Я не проснулся окончательно, но и не спал – слегка приподнял голову, осмотрелся. Всё, как и раньше. Одежда Ники на полу. Как в фильмах, там обожают подобные картины. Дорожка из брошенных под ноги предметов одежды, на пути к кровати.

Ники вновь мурлыкнула, что-то едва заметно прошептала. Почему меня не удивляет, что я здесь, с ней? Сколько она сделала для того, чтобы стереть меня с лица земли? Странно было вспоминать это сейчас. Словно Ники подменили, вчера. Мне было бы приятнее считать, что её подменили, что всё можно забыть и простить, если бы не её вчерашние слова.

«Мерзкая сплетница». Это точно. Не знаю, что она там говорила про других. Про меня – много разной гадости. Словно с цепи сорвалась. Словно взбесилась. Я не думал, что можно говорить про других такое, а потом невинно улыбаться этим же людям в лицо…