– Обязательно. Только не соблазняй меня больше, а то я потом идти не смогу.

– А я разве соблазняю? Я просто так стою… и потяяааагиваюсь… и прогибаааюсь… и улыбаааюсь, а ты на меня смотришь, как космонавт с орбиты на юную мулатку. Разве ж я космонавту откажу? Герою? Я ж тоже женщина… хоть и маленькая… ага, вот так. Да. Вот так. Не торопись, зверь, помедленней. Оу, класс. Только голову мне не мочи сильно, ага? А то тут фена нет, а на улице холодно. Аха. Аххаа. Намыль мне грудки, солнышко. Да, так… здорово. Люблю, когда ты их тискаешь. Так классно. Красивые у меня грудки, да? Уммррр. Мрррмм. Хорооший. Мой хорооший. Неежный. Слаавный. Малыш. Чудо. Костик, Костенька. Давай. Милый. Давай. Ты… Ты… ммммрррр… оооохх… как он… дрожиит… Сядь, сядь теперь, зверек. Я тебя помою всего, будешь чистый, будешь бодрый, пойдешь к Нелечке, она тебя еще пять раз… ай, не дерись! зверь, нуа! аафффф! айффыфффф! скотина, как я теперьфф… афффф! фффекфффнааффф! щекффффааа! пусфффф! ну фффррь, фффе, ффссе, пусффи, вфе, пфравда, пуфсти, мне ф сушиться теперь. Дурак бешеный. Тьфу! Просила же, ну! Псих. Вот схвачу воспаление легких, будешь у моей кровати сидеть? А куда ты денешься, блин! – звук мокрой затрещины, неожиданно звонкий. – По очереди будете дежурить, понял? Ладно, давай домывайся, я сушиться пошла. Да над плитой, как еще, потом полотенцем замотаю. Один раз не страшно, фиг с ним. Не обидится Тохин, если я полотенце одолжу? Вот и я так думаю. О, телефон звонит?

Длинные гудки в трубке, потом щелчок, шорох, и радостный голос: «Привет, Котька!»

– Добрый вечер, Нелли Наумовна. – Костик в испуге косится на дверь в комнату, за которой шаркают шаги матери. «Что ж так орать-то…» Младший брат из своего угла оглядывается с внезапным интересом.

– Я хотел вас попросить, я две недели не смогу приходить заниматься, дела срочные по вечерам. Потом обязательно продолжим. Вы можете мне дать материал на эти две недели, что учить? Чтобы время не терять? Какие главы из каких учебников, что дополнительно читать?.. Да нет, все нормально, просто дела. Да… Ага, точно, мой емейл у вас есть, пришлете? Ага, спасибо большое. Я на самом деле очень жалею, что так получается… ну никак пока. Потом разгребусь, снова будем заниматься… Да… Конечно. Счастливо, Лисён… ой… Нелли Наумовна, извините. Спокойной ночи. Да.

Спина потная и деревянная. Взгляд братца чертит по ней выжигателем:

«Котька?? Лисён??»

Еще одна соломинка на спину верблюда.

Две мрачных рыжих головы – над столом в Нелькиной кухне. Между ними – почти допитая литровка красного. Стаканы доставать не стали, пьют прямо из кружек.

– …Я тебе еще раз говорю: иди, пока не поздно. Чем раньше, тем лучше. Никто от этого не умирает, дура. Будут у тебя еше потом дети. Хоть и от него же. Я разрешу.

Катька устало вздыхает. По третьему кругу пошли…

– Нель, я сказала. Не пойду. Че ты понять не можешь, а? При чем тут – умирают, не умирают. Не хочу потом, понимаешь? Этого хочу. Потом – хер с ним, что будет. А этого – не отдам.

– Дура. Ду-ра… На что ты жить будешь?

– Не знаю. Найдется что-нибудь.

– …Мать до больницы доведешь, я тебя своими руками удавлю. Поняла?

– Ну и что? Ей легче будет, типа?..

– …Ты хоть знаешь, сколько на детей надо денег?

– Знаю. Не маленькая.

– Ну и? Кать, не дури. Иди. Потом мне спасибо скажешь.

– Потом я повешусь нахер.

– Да ты!.. – от удара в лоб Катька валится с табуретки. – Ой, Кать, прости. Вставай. Нормально? Прости, я дура пьяная. Прости, Кать.

– …Жить где-то. Мать меня выгонит, сто процентов. Жрать чего-то. Тряпки всякие, подгузники там, пеленки, лекарства. Я уже думала, мне тысяч двадцать надо в месяц, минимум пятнадцать, но это вообще край. Лучше двадцать пять.

– Так. Я тебе больше пяти никак не наскребу, самой жить не на что. Еще и Тика кормить.

– Вы что… это?.. тоже?..

– Представь себе. Не сейчас еще, но скоро.

– …Я по знакомым поспрашиваю, найду что-нибудь, пока могу – буду работать и копить. Ты спроси по своим тоже, окей? Мне все равно, где, лишь бы платили. И не кинули. Еще я переводить могу, всякое. Даже с немецкого уже, если простое. Могу переводы брать. Хотя какие у нас нафиг переводы…

– А школа?

– А, буду ходить по минимуму, на оценки плевать. Аттестат за девятый есть, чего еще надо. Могу вообще свалить, если работа будет.

– …Раскладушку на кухню поставим. Смотри: только так ты что-то можешь накопить, иначе ни фига не выйдет. Выделю тебе угол в комнате, на столе места хватит, заниматься. Потом дальше посмотрим.

– Ну, Нельк… ну, я не знаю. А ты как?

– Потеснюсь как-нибудь. Вариантов все равно нет. Короче, решили? Ты у меня?

– Нелька…

– …Дай лапу, сестренка. Не дрожи, не дрожи. Прорвемся. Две таких дуры, и чтоб не прорваться?

Не знаю, как другие, а я в одиночку думать не умею. Когда один о чем-то серьезном думаешь – мысли начинают носиться по кругу, и хрен его разорвешь. Надо, чтобы кто-то с тобой спорил, или хотя бы комментировал, тогда что-то получается.

– Алло? Шу, привет. Как оно? Ништяк? Здорово. Как Ромик? Ага. Я? Да я нормально. Слушай, ты сегодня сможешь выйти вечером? Очень надо поговорить. Ну, на часик где-нибудь. В восемь? Нормально. Да, я тебя у подъезда подожду. Ага. Спасибо, солнц. Увидимся, пока.

Вроде народу вокруг навалом – а обсудить что-то всерьез, считай, и не с кем. С Тохином можно, но мы ж набухаемся с ним, и вообще он по бабской психике небольшой специалист. Если б это какие районные разборки были бы – другое дело, а в такой каше только Ленкин и сможет разобраться.

…Лена Шумко. «Параллельная Леночка». Ленкин. Шу моя драгоценная. Вот она идет рядом: невысокая, хрупкая с виду девочка-мышка. Стриженая ежиком, лобастая, остролицая, заметно раскосая: алтайскую родословную не спрячешь. Ни на кого не похожая, странная… некрасивая, по мнению районных пацанов. Правда, мнения свои они давно научены держать при себе: Шу на самбо с восьми лет, с прошлого года – тренер в городской спортшколе, от призовых кубков и грамот шкаф не закрывается, их команда всех кладет от Читы до Ёбурга. Тут не то что вслух обсуждать, тут лучше подальше обходить: вон у Кирпича нос поломатый и зуб выбитый – прижал, как бы, по приколу малолетку в подъезде… А что сия боевая поня неплохо рисует, в музыке разбирается, а также сама стихами балуется и чужих знает сотни – от Гомера до Рыжего – об этом известно только избранным. Даже Ромочка не удостоился, как ни смешно. А я вот – да, хотя скольких бессонных ночей это стоило – вспомнить страшно. Зато как мы с ней и c Вербочкой прошлой весной на крыше полночи друг другу читали, все подряд, из всех эпох… уууу… не повторяется такое никогда…

– Ну вы даете, Коська, – Леночка потрясла головой, выдохнула и засмеялась. – Что ж вы, без резинки-то? А?

– Да как-то… сама как будто не знаешь, – Костик против воли ухмыльнулся. – Прерываться, вытаскивать, надевать… Да и вообще, толку от нее! Помнишь, как мы?

– Ой, не напоминай! – девчонка аж зажмурилась. – До сих пор страшно вспомнить. Слава богу, что обошлось!

(Да уж, кого тут еще славить. Китайское «изделие №2», ценой в рупь, выбрало самый подходящий день, чтобы лопнуть: больше двух недель потом тряслись, ожидая результата. Но встречаться, что характерно – не прекращали…)

– В общем, что я тебе скажу, Кось… – Леночка в задумчивости покусала губы. – Во-первых, все не так страшно. Если бы ты с Катькой остался один на один – вы бы очень долго выгребались…