– Лис, я без тебя не могу вообще. Даже не знал, что так бывает. Нелька. Лисенок. Лиска. Не отпускай меня больше, я свихнусь нафиг. Лапа, лапка…

– Не отпущу, кот. Обещаю. Тихо, тихо, котяра! Уронишь! Обоих нас! Тише, ушастик. Тише. А у меня для тебя сюрприз. Поверни голову. Нет, в другую сторону. Узнаешь?

Катька смотрела, как в трансе. Одно дело – знать головой, и совсем другое – увидеть, как оно на самом деле. Она и не ожидала, что это настолько больно.

Тик осторожно высвободился из Нелькиных рук и подошел к девочке. Взял ее ладонь в свою – она вздрогнула, глядя на него недоверчивым уличным щенком. Он снова обернулся:

– Лис, мы на кухне поговорим, ладно?

Провел оцепеневшую младшую сестру в кухню, усадил осторожно, сделал успокаивающий жест старшей, и закрыл дверь.

– Ну что, зверята? Как полагаете, получится у нас… зимовье?

Уже почти пришедшая в себя Катька хмыкнула и пробурчала:

– Еще одна такая сцена – и получится убийство в состоянии аффекта. Двойное, причем. Нельк, я серьезно, это охренительно тяжело, оказывается.

Хозяйка дома устало вздохнула.

– Ну Кать, а что ты хотела? Я в общаге таких сцен насмотрелась – не дай боже. И стульями били, и с ножом бросались. Девки, между прочим. Все мы люди, все мы обезьяны, правильно?

– О! Это будет мое последнее слово на суде, если что. Короче, если мы с тобой его, – Катька сделала жест в сторону Тика, – собираемся делить, то надо как-то с этим решать. Может, он и решит? А, Тик?

Тот скривил рожу:

– Слушайте, что вы дурью маетесь? Не поделите же все равно. Сейчас договоритесь, а потом так и так будете друг друга грызть. И ты, Нелька, тоже, не смотри на меня так. Нереально, вообще. Один на двоих… на двух – никак…

Помолчали. Потом Нелли осторожно подала голос:

– А чтобы «как»? Есть идеи?

Тик посвистел сквозь зубы, потом задумчиво произнес куда-то в пространство:

– А вот если две на одного…

Сестры переглянулись непонимающе. Катька слегка пожала плечами – мол, не врубаюсь. Нелька пошевелила губами, повторяя про себя сказанное, прищурилась, наклонила голову, будто прислушиваясь. Потом внезапно вздернула брови и заулыбалась:

– Ах ты, хитрюга. Вместо «мой» – «наш», да? Вообще не делить? Всё втроем?

Пацан ухмыльнулся, довольный:

– Ну, типа догадалась. Если я прихожу в гости – то только к вам обеим, разом. Если куда-то идти, то рассчитываем на троих – ну, кто не сможет или не захочет, его… или ее дело, но изначально – на троих. Постель тоже… если мы вдвоем с одной и третья захочет присоединиться, чтобы без никаких. И все проблемы – тоже на троих, всегда. Тогда, мне кажется, может сработать.

– А если одна с другой, и третий нам нафиг не сдался? – Катька нарочно добавила в голос максимум вредности. Тик и Нелька одновременно хрюкнули.

– …Тогда третий идет в зрительный зал. Смотреть бесплатно лесбийское порно.

– …Тогда третий обижается, отворачивается к стенке и храпит. Сестренки, а вы что, между собой… это?..

Старшая потупилась, пряча ползущую к краснеющим ушам улыбку. Младшая, наоборот, вызывающе выпятила грудь:

– А что, ты думал – мы только с вами, да? Да нам, может, вы вообще не нужны! Козлы волосатые! У меня сестренка знаешь как классно умеет? Не то что ты… ссамец…

Нелька рухнула на стол и забилась в спазмах, выпучив глаза и по-рыбьи хватая воздух. Тик неторопливо, как срубленная секвойя, опустился сверху, мотая башкой, всхлипывая и нечленораздельно мыча. Катька посмотрела на них изумленно, неуверенно захихикала, потом сама затряслась от хохота, выдавливая в паузах: «Уйблин… ой… са… самец… уййо… блиин… во я выдала…»

После переезда Катьки сестры надстроили (с дружеской помощью) Нелькину кровать, добавив над ней второй ярус. Всего-то делов – сбить раму из бруса и затащить наверх добытый за бутылку тюфяк. При этом что первый, что второй этажи так и остались узкими одинарками, не предназначенными даже для двоих. В свое время для «расширенных занятий» с учеником Нелька бросала на пушистый ковер в центре комнаты толстое ватное одеяло – но спать потом приходилось все равно на кровати, тесно обнявшись. Благо, она была стройная, он худой, а кровать советского образца, то есть рассчитанная на массовое приземление десятилетних парашютистов с маминого шкафа. (Тик однажды задумался, какое же военное предназначение может быть у такой кровати – известно же, что в Совке оно было у всего? Однако ни до чего лучше «клепать солдат круглосуточно в неограниченных количествах, по пятьдесят лет без техобслуживания и профилактики» – додуматься не сумел).

Вот и сейчас на месте отодвинутого в угол стола раскинулось обширное синее поле в зеленых кляксах, любовно прозванное Нелькой «прудом с кувшинками»: «Что, кот, пойдем на пруд, лягушек ловить?» В центре композиции, в позе «и сигарету после», вытянулся Тик, а с двух сторон от него заоконная луна нескромно подсветила округлости, вытянутости, впадинки и родинки двух красоток. Обе раскинулись на спинах, остывая после очередного раунда, положив рыжие головы на грудь и плечи парня, почти касаясь друг друга висками.

Луне завидно, так что она сговорилась со сквознячком и занавеской – и теперь бесстыже лапает нежное и скользит по горячему. Девочки, впрочем, не против: они сейчас разомлевшие и умиротворенные. Пусть себе гладит, жалко, что ли? И сквознячок пусть побалуется, пока жарко.

Лунный свет быстро пробегает тенями и пятнами по обеим, сравнивая и оценивая. Начнем, пожалуй, с той, что справа – левая тоже великолепна, но эта поаппетитнее. Подтянутое спортивное тело, рельефное, аккуратно и с любовью вылепленное – и будто покрытое тонким слоем крема, сгладившим переходы, смягчившим изгибы, придавшим всей фигуре плавность и текучесть. Ничего резкого: изящные небольшие кисти – с тонкими, но сильными даже на первый взгляд пальцами, никакой костлявости в запястьях и локтях, так и тянет облизнуть всю руку от ногтей до подмышки; гладкая высокая шея через канавки ключиц переходит в груди – сейчас мягко растекшиеся пологие купола, а еще пять минут назад… мммм… видели-виидели… – и дальше на узкий, вздымающийся и опадающий животик, с маленьким кратером посередине. Луна одобрительно заглядывает в кратер: вот ведь, люди – а тоже понимают в украшениях!

…А еще дальше вниз – небольшое расширение от талии на стройные, незагорелые, невыразимо мягкоупругие бедра, на которых еще не рассосались отпечатки ладоней и пальцев: это когда мальчик «под занавес» закинул своей девочке белые ножки за розовые ушки, чтобы поглубже кое-что кое-куда вколотить. Сама попросила, в конце концов. Громко и настойчиво, пускай и неразборчиво слегка. Чувственная девочка, и гибкая, как балерина, нравится ей так – до упора, лобком о лобок, шлепками… а пятна быстро пройдут, он нежно держал. Аккуратно, но сильно. Потом вообще ухватился пониже, за булочки, а ножки уже вторая девочка придерживала… заодно лодыжки языком щекотала. Рыжая попрошайка чуть с рассудком не попрощалась, судя по звукам.

А что, собственно, там такое интересное между ножками? Чего они туда по очереди заползали рассматривать?

Занавеска послушно качается, пропуская лунные пальцы на доселе затененный пушистый холмик. Экая чудная орхидея: мясистые, вытянутые лепестки снаружи, тонкие, беззащитно-розовые – внутри, и складочка-капюшончик сверху. Таак, понятно теперь, цветы – они и есть цветы. Этот явно из тех, что по ночам распускаются. Пчелки только крупноваты, пожалуй… ну, каприз природы, бывает. Некоторые, вон, вообще летучими мышами опыляются.

Луна с непонятным ей самой вожделением гладит набухшие, мокрые складки, покрытые густой рыжей шерсткой. Подрагивая, заглядывает между лепестками: тычинки-пестики, ау? Бело-розовый цветок стыдливо краснеет, сжимается, стараясь прикрыть дырочку в центре – только не получается ничего, очень уж ее растянули за полчаса прыжков и визга. Пятна мечутся, заглядывая в таинственную глубину: влажный пунцовый тоннель различим только у самого начала, свет пытается проникнуть глубже, рассмотреть, облизнуть…