За ужином Костик был совершенно непривычен: обычно сдержанный и старающийся казаться суровым и взрослым, сегодня он сиял изнутри, шутил, сыпал комплиментами хозяйке и ее нехитрой стряпне, и вообще походил на влюбленного подростка. Ада осторожно попыталась выспросить о причинах, но получила в ответ только веселые уверения, что за дверь ее гость не выходил, замков не отпирал, и даже на балкон почти не высовывался. Мол, просто настроение хорошее вдруг напало.

«Ну, если гора не идет к Магомету…»

– Ало? Вечер, Мартышка. Скажи мне, доченька моя шалавая: ты сегодня домой заходила?.. А то! Я в твою комнату пустила пожить одного товарища, по Ёжкиной просьбе, так он явно сегодня с кем-то тут отрывался. Мне надо понять: он шлюху вызвал, или… Ага. Или. Понятно. Вы хоть предохранялись?.. Угу. И на том спасибо, дочка. Успокоила. Заботишься о маме. Бережешь мое здоровье, умничка… Макака, блядь! Я тебя в тысяча первый раз предупреждаю: ушей пизду! Ну нельзя же так, ну еб твою мать! Хоре ржать, бля! Хоть бы кого-нибудь пропускала, для приличия! Хоть бы одного из десяти! За Костю тебе Ёжка личный визит нанесет, если узнает, имей в виду! Все пальцы переломает!.. Ах, ты имела, да?.. И хули, что не ее? Нелька – ее подруга, дура ты моя пиздомозгая! Молись, короче, чтобы не узнала… Ах, не умеешь?.. Я?! Щас! Уже! Разогналась!

…Не трогать? Кого?.. Ком… Кому не трогать?.. Чтоо?! Макака, ты вообще прихуела?? Ты меня за кого принимаешь, блядина? Что?? Не слышу? Да?.. Ага… А… Ну ладно. Будем считать, что… Окей. Окей, ладно, все. Замяли.

Глубокий вдох-выдох.

– Как твои дела вообще, дочь? Нормально?.. Как учеба?.. Ага. Деньги есть пока?.. А, хорошо, подкину. Завтра позвоню, договоримся. Все, Сашка, чао. Без гондонов не ебись, в задницу не давай слишком часто. Забегай как-нибудь вечерком проведать свою старушку-маму… Сама иди, слышь! Все, давай.

Лопоухому вписчику Ада ничего говорить не стала. Незачем портить пацану настроение: через недельку-другую, ломаясь в «холодной индейке», пусть вспомнит этот день – хоть немного полегчает. Он же еще не знает, что на Мартышку подсаживаются с первого раза и намертво. Как и на папашу ее когда-то, чтоб ему жилось долго и счастливо. «Где он сейчас, интересно? Жив ли вообще?» – женщина тихо вздохнула. – «Фирас, Фирас. Двадцать лет с лишним, не верится даже…»

Назавтра позвонила Ёжка и сообщила, что заточение Костика окончено. В благодарностях сильно не рассыпалась: «Арька, спасибо. Если что понадобится – я всегда, ты знаешь. Сашке привет огромный.» И опять Ада промолчала насчет Мартышки: захочет Костя – так сам расскажет, а не захочет – так никто и не узнает. Удивительное – рядом: второкурсница музучилища А.Ф.Гертинке, стахановская шлюха, к своим двадцати с половиной перетрахавшая четверть Энска и всех скрупулезно преподов музыкалки и училища (плюс всех преподш ебабельного возраста) – болтало свое держала на короткой шлейке. И чужое тоже, неким непостижимым образом. Слухи всякие ходили, разумеется: «кота в мешке не утаишь», как сформулировала однажды героиня оных; но свидетельских показаний в деле было до изумления мало. Что-то она такое делала со своими недолгими кавалерами в скобках пассиями, что они продолжали молчать, даже получив отставку…

Вот ведь, бля. Ёб же твою же мать же. Надо ж было так вляпаться. Кобелино херо, как однажды припечатал до нутра пораженный очередным моим похождением Тохин. Это, кажется, когда я Дильку сумел раздеть. Короче, теперь выходов у меня два: либо молчать в тряпочку и делать вид, что все по-прежнему, либо сразу все рассказать, и… Вот то-то, что «и». Хер его знает, что там за этим «и». И тот же хер знает, насколько оно вредно для здоровья.

Ясен перец, Нелька мне не простит. Что бы она ни говорила, такое не прощают. А если вдруг даже… так я сам ее за это разлюблю нахер. Точно знаю. Нельзя так.

И не сказать тоже нельзя. Тогда я уже сам себя разлюблю, а заодно и всех остальных разом. Не то чтоб я сильно честный, но как старой девчонке в глаза смотреть, когда уже по-тихому с новой трахаешься – слишком хорошо знаю. Пиздец как это хуево. Тем более, Нелька все это сто процентов сама проходила, сразу просечет.

Это хорошо рассуждать на тему «любишь сразу нескольких», а на практике ж ни фига не получается: все равно одна в центре, остальные сбоку. А если в центре две… да у меня и так две, собственно! Шу и Лис. Ладно, две в центре – это как-то еще можно удержать, тем более что с одной я не сплю. Типа, полторы. Звезда с черной дырой, извините за неприличное сравнение. Вокруг у нас крутится Катька, а теперь еще и Санечка. И астероиды всякие, типа Ольки или Вербочки: сам не знаешь, когда столкнешься и с какой силой. Космос, бля, персональный! С Леськой в роли кометы Галлея: появилась раз в жизни, посверкала, и улетела. Астрономы в ахуе…

И как я ей это скажу? Что, вот так ляпну просто: «Я тут с одной твоей подружкой переспал, пока был в Энске, ты не обижайся»? Она не обидится, конечно, просто так посмотрит – я импотентом стану на раз. Не хочу. Проблем, конечно, сразу меньше станет, но мне еще пока рано… на покой…

Как еще можно придумать? Типа, издали начать? Как бы она отнеслась, если бы я вдруг когда-нибудь… Это да, это можно. Только это надо сначала момент нужный, типа ночью после этого самого, когда мы лежим и треплемся обо всяком. Просто так спросить – это проще сразу прямо сказать. Все же понятно будет. Хотя оно и так понятно будет. Надо как-то разговор на это вывести, издали, совсем. Не, фигня, я до этого не дотерплю, расколюсь раньше.

Блляяя…

– Привет, кот. Да нормально, в общем. А ты как?

Чего это она? Не радуется как будто…

– Да тоже ништяк. Слушай, а вы вернулись уже?

– Да, уже дома. Отмылись, сейчас отогреваемся. Мы на даче у Тохина прятались с Катькой. Замерзли, как бобики.

Где, простите??

– Блин! Что, серьезно? Там же нет ни фига! Где вы там жили?

– Да ладно тебе, «нет ни фига». Дом… балок есть, кровать, печка, даже стол есть. На улице. Нормально можно жить. Мы бы еще спокойно пожили, если б было надо. Просто больше не надо уже.

Гм… не надо, говоришь?

– Слушай, Лис… а ты можешь объяснить сейчас, чего мы бегали-то? А то я как-то в непонятках до сих пор.

Молчит. Не, точно я чего-то пропустил в этом спектакле. Не нравится мне это все.

– Нельк?

– А. Да я тут. Просто… это не телефонный разговор, кот. Извини. Придешь – тогда.

Опаньки.

– Ни фига себе. Ну хоть намекни? Ты про деньги что-то тогда говорила.

Опять молчит, мнется. Хмыкает чего-то. Ну соображай давай уже! Нет?

– Короче, ладно, не хочешь – не говори. Потом расскажешь.

– Ага, – с явным облегчением. – Кот, ты заниматься придешь во вторник?

Хуяссе вопросики, извините за мой французский… сегодня тяпница? да, тяпница. Во вторник, значит? Не сегодня, не завтра… не в гости, не увидеться, не «соскучилась»… заниматься приду, вот так вот. Да еще и «приду ли».

– Да я вообще-то… ладно, во вторник так во вторник, окей. Все тогда, не буду тебе мешать, отдыхай. Что читать, у меня есть. Увидимся, Нель. Пока.

Злобно жму «отбой», не дожидаясь ее ответа. Шла бы нахер… заниматься она меня приглашает…

…О, так я и знал: не прошло и тридцати секунд. Извиниться решила, да? Иди в жопу, у меня батарейка села. Как бы.

…Сказано тебе: батарейка!

…Ни фига себе настойчивость… две минуты с лишним!..

…Три?! Во дает! Правда ведь, аккумулятор посадит.

О, все, сбросила. Не, снова звонит! Ты глянь! Нахер, у меня уже в ушах звенит. Отбой.

Еще раз? Ну, дура. Отбой.

Что? Теперь с Катькиного, да? Типа я идиот? Идите в жопу, сестренки. Отбой!

Да заебали вы, натурально!!! Щас вообще телефон выключу!

Так. Нахуй. Вырубайся в пизду, ебаная херовина. Теперь дозванивайтесь…