Но если б не этот загул – не знаю, что бы между мной и Шу осталось. Видимо, правда: что ни делается, все к лучшему. Она мне тогда в перерывах между самогонкой и побоями втолковывала, что все равно друга ближе, чем я, у нее нет и не будет, что если со мной что-то случится – она вены порежет, и что секс и любовь – разные вещи. Не знаю, что там причиной – она ли была убедительна, или самогон хорош – но я ей поверил и успокоился. С тех пор так и дружим, на грани платонического романа. Леночкин «полумуж» и не подозревает до сих пор, что у нас что-то серьезное было, он ее вообще боготворит. Да и никто не подозревает: в школе мы с ней даже не всегда здороваемся. Конспирация, а то ж.

И тут вот, понимаешь, выясняется…

– Коськ, а ты в бога веришь?

– Эээ… ну… как бы, нет. Есть что-то, чего нам не понять… но это не бог.

Они сидели, обнявшись, на скамейке в парке. Леночка потерлась ухом о плечо Костика и спросила, не открывая глаз:

– А что это тогда?

– Гм. Ну, как бы… – тот задумчиво поскреб щеку. – Не сверхъестественное, этого нет. Хотя и жалко, что нет. Но всякое непонятное есть же? Вот бесконечность, например. Она же есть, но ее ни понять, ни увидеть. Или какие-то глобальные законы природы, самые основные, до которых никто никогда не докопается. Или вот… я как-то круг в тетрадке нарисовал, посмотрел – и чуть не завис нафиг. Охренительная штука, если врубиться, никакой травы не надо… – Костик радостно зафыркал. – А бога, по-моему, люди придумали, чтобы не так обидно было за свою тупость. Нагородят хер… фигни, ну и надо ж на кого-то свалить. Он даже когда всемогущий-вездесущий, какой-то такой тупой и мелочный… мстит, обижается, гадости какие-то делает… невозможно же всерьез воспринимать. А ты веришь?

– Нет. Уже нет. – Леночка покрутила головой. – Родители верующие, пытались меня тоже приучить. А я вместо этого тоже стала думать – кто такой этот бог, или что, и где он? А потом – есть ли он вообще? Умная слишком… – она легонько вздохнула. – Им, конечно, не говорю, чтобы не обижать… А для себя я недавно поняла, в чем путаница. Мне кажется, бог есть, но его представляют как существо, а на самом деле он – чувство. Ощущение. Вот знаешь, бывает, стоишь на берегу моря на закате – и так красиво, и ты кому-то за это благодарен, но не знаешь, кому? Вот это и есть бог, мне кажется. Вернее… само ощущение красивого, правильного – это бог. А благодарность – уже этому ощущению, за то, что от него так хорошо. А оно ведь у каждого свое. Одному хорошо, когда он чем-то занят, другому – когда ничего не надо делать… кто-то хочет всем помогать, а кто-то – только своим, а чужих всех убивать. И у целых народов тоже это чувство есть, и тоже у всех по-своему. Складывается из ощущений всех людей в народе. Поэтому у каждого народа свой бог, и у каждого человека в народе немного свой… Я не могу это все точно выразить, ты ж понимаешь… но как-то вот так…

Костик хмыкнул с уважением:

– Да ну… ты классно объяснила, чего. Все понятно. Я об этом редко думаю, на самом деле… я вообще в таких темах не копенгаген… но мне где-то так же кажется. Типа того, что если бог есть… ну, если что-то так называть – это внутри такой голос… как бы второе «я» такое. Которое знает, как надо, чтобы было хорошо. Чтобы было красиво, вот точно как ты говоришь. А то, что вокруг… ну, вне головы… это просто природа, там никакого бога нет. Нет же вне головы музыки, правильно? Звуки есть, а музыка образуется только внутри. У негра из одних звуков получается музыка, а у эскимоса – из других. Но получается же почти у всех? Вот и с богом так же. Короче, согласен руками и ногами.

– Здорово! С музыкой ты классно поймал. Кстати, музыка – это ведь тоже… сверхъестественное… я вот сейчас Битлов слушаю, это же настоящая магия! Чем они берут, просто не понять… но такой кайф, правда?

– Ага, вообще! Чушь вроде полная, а начинаешь слушать – не выключить. Меня на них Лиска подсадила, буквально недавно. Слушай… а ты к чему вообще спрашивала, про бога? К чему-то или просто?

Леночка, не открывая глаз, нашарила его ладонь своей.

– А я пыталась понять, знаешь – почему все может быть так хорошо, а получается так глупо. Кто виноват. Или что. И знаешь что подумала? Что мы слишком много просим. Слишком многого хотим.

Костик нахмурился:

– Да? А слишком – это как? Кто решает? И у кого просим?

– Никто не решает, оно само собой решается. А просим… у самих себя.

– Как это? Не врубаюсь, – он непонимающе потряс головой.

– Ну, как объяснить, – Леночка помолчала, размышляя. – Смотри. Когда чего-то добиваешься, всегда получается целый ворох… как бы сказать… побочных эффектов. Верно?

– Верно, да.

– А поскольку приятного в жизни гораздо меньше, чем неприятного… ну просто потому что человек слишком сложный, ему что ни сделай, все хоть чуть-чуть, да навредит… Получается, что большая часть этих эффектов – они как раз неприятные. То есть на каждое исполненное желание ты получаешь кучу неприятностей. Чем сложнее желание – тем больше минусов. Согласен?

– Нну… да… есть такое. Чего ни добьешься – все какое-то корявое, неудобное, не такое, как хотел. Даже жалко иногда, что добивался. Вроде как издали лучше казалось. А если самое простое – тогда исполняется как надо. – Костик вдруг хехекнул. – Как с девчонками – дружить просто и классно, а любить – сразу начинается всякая байда…

– Ага, вот именно. Я и подумала, Кось: не надо ничего от жизни просить. Не надо ничего желать… лишнего. Что пришло – то пришло, что ушло – вспоминать с благодарностью…

– «Приходя – не радуйся, уходя – не грусти»?

– Точно. Именно так. Просто жить, быть довольным тем, что есть – и все. Вот ты у меня есть, я счастлива, и больше не надо, – она сильнее сжала его руку. – У меня вот то самое ощущение, что это правильно и хорошо. Красиво. Рядом ты, не рядом – все равно. Только чтоб ты был. Чтоб я знала, что ты есть… Неважно, где, неважно, с кем. Тогда мне все остальное в радость, и Ромка, и жизнь вообще. А без тебя ничего не надо. Кось… давай не будем просить, чтобы у нас было как-то лучше? Пусть будет, как сейчас? Мне так хорошо…

Костик погладил девочку по щеке, провел пальцами по чуть вздрагивающим векам:

– Cолнышко. Какое может быть «лучше». Ничего не надо больше. Только чтобы встречаться иногда… в глаза тебе смотреть…

– Вот так?

…мир опрокидывается, кувыркаясь, тая в искристых карих глубинах…

– Шу… У тебя такие глаза… самые лучшие…

– Это у тебя самые лучшие, – будто весенний ветер шекочет ресницы. – Я в них как прыгнула тогда, так и все, не вылезти. Теплые, как море летом. Поцелуй меня, Коська? Я тебя люблю.

…как будто тихое эхо бесконечно повторяет эту фразу. Даже когда губы сплетаются и шепот умолкает – она продолжает звучать, слышная только двоим.

Костик мялся перед дверью, держа палец над кнопкой звонка и периодически его отдергивая. Нажимать было страшно. В качестве оправдания он в сорок шестой раз перебирал в уме варианты ударной фразы, с которой надо начать разговор. «Нель, я тебе хочу кое-что сказать, не убивай меня только». «Нель, я про Катьку поговорить хотел». «Нелли…»

– Ну заходи уже, что ли? Или ты тут стихи сочиняешь? Стоит, бормочет чего-то на полподъезда… знаешь, как в глазок прикольно смотрится?

Нелька ухмылялась, прислонясь к открытой двери. Руки сложены на груди, коса до пояса, короткое домашнее платье. Лисенок, родная, хорошая…

Все заготовки разметало в мелкий мусор. Костика хватило только на то, чтобы чинно зайти в квартиру, дождаться щелчка замка – и уткнуться хозяйке в плечо, зажмурив глаза и бормоча бессвязно.

– Кот ты мой, кот. Соскучился? – Нелька гладила его по спине, лохматила волосы. – А я знаешь как соскучилась? Волком вою уже. Волчицей. Коот. Хороший мой гулена. Боялся ты, да? Думал, я тебя выгоню? Дурик, куда я без тебя? Никуда уже. Тоже думала – не пущу, выгоню к черту, а потом как представила, как завыла… Ты мой, котяра. Я тебя никому не отдам, ты мне вот так нужен, вот так, – мягкие руки на миг обхватили и прижали пацана изо всех сил. – Не бойся, кот, все уже, все хорошо. Дай я тебя поцелую. Ой, мокрые! Ты тоже умеешь плакать, да? Солнышко мое, чудо. Любимый.