– Зачем вы шушукаетесь при посторонних, ведь это неприлично! – вклинился я в их бормотание.

– У нас неполадки с маршевыми двигателями, – загундосил капитан.

– И что за неполадки, капитан? Почему вас все время надо тянуть за язык? Я ведь могу и за нос дернуть.

– Вы же простой угонщик и ничего не понимаете в ионных двигателях. Их на тракторах не бывает... Ну, скажем так: падение тяги на сеточных электродах. А, значит, проблемы с формированием ионного пучка.

– Эти ионные электростатические – одни из самых надежных.

– Мы, товарищ пират, их не на базаре покупали... В любом случае мы теряем тягу.

Я тут, наконец, обратил внимание на акселерометр. Действительно, все сказанное капитаном – правда.

И вдруг впервые подала голос Шошана, завернутая в одеяло и распушившаяся трубками капельниц.

– Это – Плазмонт.

– Я весьма рад, что наша барышня опомнилась и желает вступить в беседу, – отозвался саркастически (как ему казалось) капитан.

Шошана облокотилась на одну руку.

– Где моя одежка? Мы скоро вернемся на Меркурий.

– Она права? – уточнил я у капитана.

– На данный момент права, – пожал плечами тот.

– Действительно, переменилось как ни странно само рабочее тело, – наконец разобрался бортмеханик. – Как будто больше не ртуть, а что-то с намного меньшей атомной массой. Масса и сейчас продолжает уменьшаться.

– Тьфу, черт, – капитан выдохнул. – Как в цирке, ничего не скажешь.

Шошана учительственно пояснила ему.

– Масса – это лишь количество устойчивых зарядов, а представьте себе заряд не крутящимся облачком, а нитевидный, текучий. Мы валимся на Меркурий, потому что Плазмонт конвертирует материю в принципиально иной вид, нитеплазменный. И дело уже не в бывшей ртути – можете выключить примус, оставшийся от вашего ионного двигателя – просто масса корабля стекает в сторону планеты.

– Ну, зачем мне этот зоопарк... эти фемы... эти Плазмонты?.. – тяжело выдохнул космический волк.

– Вы мне разрешите воспользоваться вашим борткомпьютером? – решила быть культурной Шошана.

– Да что теперь спрашивать. Ваши товарищи всем тут уже попользовались, – сказал грустно капитан, а Анискин приклеил взгляд к стюардесскиной попке. Девушка как раз суетилась, доставая пиво по его настойчивому требованию.

Шошана оторвала от себя все капельницы и, задрапировавшись одеялом, лишь изредка спотыкаясь, подошла к пульту. Потыркала клавиши и невозмутимо произнесла, словно заговорила о насморке.

– Если ускорение – надеюсь, уже все усекли, в какую сторону оно направлено – будет меняться так же, как и сейчас, мы воткнемся в поверхность планеты через сорок восемь минут, где-то в районе моря Старательские Слезы. Причем с немалой вертикальной скоростью.

– Батюшки, Ньютон грозит костями из гроба... – всплеснул руками капитан.

– Ты нам Ньютоном не тычь. Слышь, капитан Флинт, отдели взлетно-посадочный модуль, выдай струю из его жидкостно-реактивного двигателя, сядь на нее и попробуй оторваться от Меркурия, – прогудел Анискин в красное капитанское ухо.

– У нас ракетного топлива какие-то капли остались, – развел руками бортмеханик.

– Все равно придется отделять взлетно-посадочный. А потом стараться выписать наиболее пологую траекторию снижения, чтоб посадка получилась хотя бы средней мягкости, – распорядилась боевая фемка. – Остальное вы и без меня знаете.

Капитан занялся баллистикой. Затем мужественным, как ему показалось, голосом проквакал по интеркому остальным членам экипажа об аварийной посадке, чтобы они быстренько перебрались из основного модуля во взлетно-посадочный. А стюардесса воркующим голоском оповестила пассажирские салоны, что из-за мелких неполадочек с лазерными станциями разгона придется на пару минуточек вернуться в космопорт Скиапарелли.

Вскоре стыковочные блоки просигналили, что взлетно-посадочный модуль отделился от основного. Впрочем, ускорение от этого не уменьшилось, а даже скакнуло.

– Гафний и ванадий возвращаются туда, откуда они взялись, – мрачно подытожил капитан.

– Как бы и нам не вернуться туда, откуда мы все взялись, – подыграл Анискин.

И тут меня осенило. Есть еще шанс.

– Мастер, послушайте, с кем еще можно связаться, не считая диспетчеров. Вообще-то мне нужна метрополия; центральный департамент полиции, ведомство верховного прокурора, Адмиралтейство, на худой конец Совет Уполномоченных – правительство наше драгоценное.

– Нам только выделена линия дальней связи с управлением рейсовых перевозок нашей судоходной компании, – отозвался капитан. – Но там сочтут ваш рассказ бредом. А что касается ближней связи, то пробуйте сами, не мороча голову другим.

Капитан врубил автонастройку радиостанции с уровнем вызова "крайняя необходимость" и переключился на пилотирование, все более заливаясь потом. Да и тревожные глаза Шошаны получше индикаторов показывали, что вертикальная скорость становится донельзя грозной. Вдобавок мы рыскали и вихляли даже на таком скверном курсе, Плазмонт был как всегда щедр на подвохи.

Однако мне было покамест не до того. С тремя или четырьмя кораблями не получилось устойчивой связи, хотя один из них, судя по матерным требованиям убраться с частоты, был военным. И вдруг в секторе с полярными координатами 01-67-52 отозвалось грузовое судно какой-то занюханной компании, но зато фобосской приписки. Отозвавшийся был шкипером, который лопотал на малайско-марсианском пиджине. Пришлось общаться без "аудио", в режиме бегущей строки, что еще укорачивало оставшийся у меня лоскуток времени. Шкипер на удивление спокойно воспринял мой казалось бы душещипательный словесный выброс, а когда связь уже стала теряться во мраке космической ночи, отстучал – спасибо за фантастический рассказ, вы изрядно поразвлекли меня в конце вахты. So funny и good bye.

Пока я там выступал в роли народного сказителя, компьютер сочувственно дал знать, что даже полумягкая посадка нам не светит. Плазмонт явно хотел всех поголовно угробить, чтобы члены экипажа вкупе с пассажирами перешли в режим вечной тишины.

Сесть, вернее рухнуть, мы должны были в районе сто на сто километров, где-то на плато с говорящим именем Свинячья Шкура. Большей определенности посадочной траектории из баллистических программ выжать не удавалось. Борткомпьютер только бранился и требовал: "Установить постоянный курс... стабилизировать ориентацию корабля относительно курса... взять постоянные пеленги..." А потом и вовсе выдал голубой экран. Капитан пытался, несмотря на нехватку топлива, сбавлять вертикальную скорость жидкостно-реактивным двигателем, задирая нос и садясь на корму. Но тот стал кашлять, дергая модуль.

Внизу уже была заметна торосистая местность, которую я опознал как Свинячью Шкуру. Дюзовые рули не откликались на команды, приборы несли всякую ахинею, покинула пазы только одна посадочная лыжа, в глазах и то потемнело. Лишь тупо устроенные тормозные бустеры исправно сработали.

– Ставлю на то, что нас будут соскребать бритвочкой со скал и затем измерять в погонных метрах, – и Анискин принялся молиться Йеманье и кому-то еще из культа Вуду, ударяя себя ладонями по ляжкам. Какой же он дремучий, впрочем, как и все старатели.

А я вдруг почувствовал, что вместо шпангоутов трещат мои собственные кости и торосистая терка вместо корабельной обшивки шкрябает мою собственную кожу.

По-моему я завопил, пытаясь остановить развал корабля.

Эта тряска длилась вечность плюс еще какой-то довесок времени. Но все-таки когда-то, в далеком будущем, мы остановились. Минуты три не было слышно ничего, кроме каких-то утробных урчаний и скрипов.

Потом стало ясно – бортмеханик хрипит оттого, что у него поломаны ребра. Капитан оглянулся разбитой физиономией, по которой стекала кровь. Шошана подала голос, чуть менее каменный, чем обычно:

– В пневмопроводах бывало и хуже.

Прорезался голос и у Анискина, какой-то потончавший петушиный. Он выпустил полумертвую от переживаний пигалицу-стюардессу из своих горилльих объятий.