– Вам-то за что?

– А куда вы без меня? – цинично спросил Петр. – Чегой-то вы так побледнемши? Чегой-то вы на пол упамши? Думали, я совсем дурак? Нет уж, нахватался и просветился, вашими, между прочим, трудами. Чегой-то на пол упамши?

– На какой пол?

– Это я фигурально, – сказал Петр. – В общем, вот вам мое твердое и единственное решение. Миллион баксов. Вы давеча совершенно справедливо подметили, что с двадцатью лимонами краденой зелени я ни за что не справлюсь. Не спорю. Вам виднее. Но с одним-то лимоном, честно заработанным, управиться, сдается мне, смогу… Я вас не тороплю, голуба, ножик к горлу не приставляю, не вы ж решаете, а? Посоветуйтесь, а главное, сумейте втолковать ему, что я от этой идеи ни за что не отступлюсь. Усекли?

Когда за ошарашенным Фомичом закрылась дверь, Петр ухмыльнулся вслед – крохотный микрофончик надежно прилип к лацкану лысого, с изнанки, в таком месте, где случайно его не обнаружишь. Не теряя времени, включил транзистор, настроенный на определенную частоту. И всего тридцатью секундами позже уже слушал, оскалясь, как Фомич орет в мобильник, сообщая о непредвиденных осложнениях и требуя незамедлительной личной встречи.

Едва сообразив по репликам Фомича, что Пашка на немедленную встречу согласился, выскочил из кабинета и в темпе добрался до «спецотдела». Влетел в подземный ход, припустил по нему. Вовремя – когда он закрывал за собой дверь в квартиру, сзади послышались торопливые шаги.

Выскочив из подъезда, огляделся в поисках машины с тем номером, о котором предупредил Земцов. Ага, вот она, белая «девяточка». И «запорожец» Фомича неподалеку…

Прыгнул на сиденье, сполз так, что голова была на уровне верхней кромки дверцы. Фомич, правда, не озаботился глазеньем по сторонам – как бомба, влетел в свой ублюдочный автомобиль…

Правда, хотя и находился в растрепанных чувствах, не забывал проверяться, в точности как в прошлый раз. Однако Петр принял свои меры, избегая обнаружения.

Оказавшись во дворе – совсем не там, куда в прошлый раз привозил его Косарев, у Пашки, надо полагать, не одна хаза, – выбрал удобное местечко, откинулся на сиденье и с удовольствием слушал, как расстроенный Фомич живописует их разговор. Лысый так и кипел от возмущения, словно Петр залез в его собственный карман и потребовал денежек, отложенных на спокойную старость.

– Все? – послышался спокойный Пашкин голос.

– А что, мало? – огрызнулся Фомич. – Это ж ни в какие ворота…

– Почему? – раздался голос Елагина (о, и Митенька там!). – Вполне естественные, я бы сказал, желания. Наш манекенчик малость пообтерся и смекнул, что продешевил. Знаете, господа, я ему даже аплодирую. Я-то думал, он полный сапог, а у него вполне умные мысли рождаются…

– Ну, позволь!

– Нет, ну не глупая же мысль?! Вот откажись он от миллиона баксов – это как раз было бы глупо, – хохотнул Елагин. – А когда миллион требуют – это вполне умно.

– Пожалуй что, – поддакнул Пашка.

– Так вы что?! – негодующе взвыл Косарев. – Платить намерены?

– Фомич, – мягко сказал Пашка, – уж извини, но ты в последнее время что-то поглупел… Опять с Милкой нелады?

– Да при чем тут Милка!

– Не в ней дело… Фомич, я тебя не узнаю. Истерику поднял, сорвался с фирмы… Какого хрена?

– Но он же сказал, что может не подписать…

Послышался деланный, демонстративный вздох Пашки:

– Фомич… Честно, глупеешь. Он, изволите ли видеть, потребовал миллион… Кто тебе мешал пообещать? Тихо и спокойно? От моего имени? А ты…

– Как он сказал, говоришь? – вклинился Елагин. – «На всю оставшуюся жизнь»? Фомич, ты что, запамятовал, сколько у него осталось этой самой жизни? С гулькин хрен… Или ты собрался его после завершения операции на белом свете оставить? Денежки отслюнить, водкой напоить, с Милкой в постель положить?

«Ну, спасибо, Митенька, – подумал Петр, зло кривя рот. – Объяснил все без недомолвок, чтобы никаких иллюзий не оставалось. Спасибо, золотой мой, бриллиантовый…»

– Извините, – послышался смущенный, вялый голос Косарева, – и в самом деле недодумал. Нервы… не железные ведь. Что будем делать?

– Жопу заголять и бегать, – хохотнул Пашка. – Возвращайся в темпе, пообещай миллион, пообещай луну с неба… Хоть собственную задницу. Лишь бы он больше ни разу не взбрыкнул. Пусть питает любые иллюзии. Твоя задача – сделать так, чтобы он до самого конца оставался спокоен, весел и доволен жизнью. И боже тебя упаси на доверенном тебе фронте работ хоть в малости напортачить… Ну давай, финансовый мой, в темпе поспешай!

Вскоре Фомич вышел из подъезда, утирая платком лысину, сел за руль и выехал со двора, от расстройства чувств едва не столкнувшись с въезжавшим «москвичом». Водитель «москвича» высунулся в окно и высказал все, что думает о «Запорожцах» вообще и этом, конкретном, в частности. Страдальчески улыбнувшись, Фомич развел руками, свернул на магистраль и скрылся из виду.

Петр по-прежнему держал возле уха приемничек – Фомич выскочил без пиджака. Видимо, снял его там, повесил куда-нибудь на стул, а потом в крайней растрепанности чувств и не вспомнил. Тем лучше, послушаем еще, что они там интересного скажут, оставшись наедине…

– Интересные дела, – задумчиво сказал

Пашка.

– Меня это почему-то ничуть не волнует, шеф…

– Да меня тоже. Просто не думал я, что этот пентюх настолько быстро проникнется сутью рыночных отношений…

– А чего вы хотите? Ваша копия как-никак.

– Вообще да… Меня другое волнует. «Уазик». Прекрасно знаю, что к нам следок ни за что не поведет, что никому чужому ромалы его не отдадут, и все равно… Триста кило денег, Митяй, – это тебе не макулатура. Представляю, как эта развалина там стоит – душа не на месте… Знаешь что? Нажраться охота. До соплей, до паданья мордой в гравий, до поросячьего визга. У Фомича, изволите ли видеть, нервы… А у меня? Ох, я потом и надерусь… Не буду терпеть до Кипра.

– Понимаю, шеф. Побуждения аналогичные… У меня тут мысля родилась. Помните, я предлагал назвать нашу негоцию «Операция «Зеркало»«? В том смысле, что этот мешок – ваша точная копия. Так вот, правильнее, по-моему, будет – «Скелет в зеркале». Он, дурень, в зеркало таращится, себя там видит и не знает, что на деле-то в зеркале – скелет…

– Ох, Митя, не занимайся ты херней, – усталым, севшим голосом сказал Пашка. – Это у тебя, сдается мне, армейская отрыжка. Ну почему непременно нужно давать операциям названия? На кой хер?

– Красиво просто. А? «Скелет в зеркале».

– Красиво, красиво…

– Шеф, можно незрелую мысль?

– Ну?

Елагин вкрадчиво сказал:

– У меня тут замаячила идейка… А почему бы нам герра Фомича не проводить чуточку раньше? Не дожидаясь финала? В конце концов Фея за двоих прекрасно поработает…

– Ох…

– А что вы вздыхаете? Я бы это оформил совершенно бесплатно, без всяких дополнительных процентов. Из любви к искусству. Фомич старенький, из него песок сыплется. Если вдруг откинет копыта на Милке, никто особенно и не удивится. Или в столб въедет с переломом основания черепа. Как мысля, босс? Зачищать так зачищать… Все равно его следом за манекеном отправлять.

– Не гони лошадей.

– Нет, я серьезно. Никто ничего не заподозрит…

– Не любишь ты старичка, а? – засмеялся Пашка.

– Не люблю, Павел Иванович. Гнида наш старичок, если откровенно. Вы ручаетесь, что он так-таки ничего и не заподозрил? Не просек, что его то же в отходы спишут? Советская школа – вещь серьезная. Ручаетесь?

После продолжительного молчания Пашка признался:

– Не ручаюсь…

– Вот видите. Давайте я… Изящно и легонечко? А?

– Рано, рано, – судя по тону, прямо-таки сквозь зубы заключил Пашка, – не то чтобы без него совершенно не обойтись, но лучше будет, если триста кило денежек не мы, а он Никифору передавать будет. Так оно проще и легче.

– Ну, смотрите. Я сомнениями честно поделился. Что на душе было, то и высказал.

– Тут не душой нужно, а логикой.

– Я и логикой тоже шевелю, – сказал Елагин. – Только вот, с точки зрения логики, мне совершенно непонятно, зачем он нам преподнес историйку про то, как манекен от него, изволите ли видеть, оторвался на Кутеванова.