– Рентген показывает, что там только бумаги и пара видеокассет. Ни намека на взрывчатку. Открыть?

– Сделайте одолжение, – кивнул Петр.

Интеллигент кивнул, достал из стола несколько блестящих приспособлений, выбрал из них, подумав, парочку, склонился над «дипломатом». Через несколько секунд крышка щелкнула и приподнялась.

Земцов невольно потянулся заглянуть, но Петр быстренько взял «дипломат»:

– Спасибо, на этом все…

Поднялся к себе, велел Жанне ни с кем его не соединять, сел в кресло, поставил «дипломат» на колени и не спеша поднял крышку. Две стандартные видеокассеты и четыре плотных, толстенных конверта. Недолго поразмышляв, Петр решил начать с видеоряда.

Камера, жестко закрепленная на высоте примерно двух метров, фиксировала широченную импортную постель с отвернутым покрывалом. Слышалась негромкая музыка, женские голоса, смех. Потом появилась блондинка лет сорока – красивая, холеная, с бокалом в руке. Она допила, поставила бокал на лакированный столик и встала лицом к камере, чуточку смущенно улыбаясь, оправляя коротенькое черное кимоно с золотыми китайскими драконами. «Опять?» – горестно покривил губы Петр.

Появились еще две фемины – в купальниках, определенно под хмельком. В одной Петр моментально опознал Марианну, вторая ему была решительно незнакома. Не тратя даром времени, новоприбывшие подступили к блондинке. Первое время она для приличия жеманилась, хихикала и отстранялась, но очень быстро позволила снять с себя кимоно. И понеслось, в лучших традициях студии Терезы Орловски. Очень быстро у Петра создалось впечатление, что игривая блондинка не подозревает о камере, а вот остальные двое прекрасно знают, что их кувырканья фиксируются на пленку. Они постоянно старались словно бы невзначай расположить блондинку так, чтобы ее личико попадало в кадр как можно чаще, – и им это отлично удавалось.

Ничего не подозревавшая дуреха старалась изо всех сил. Петр вскоре решил, что узнал достаточно, – перематывал пленку на ускоренном просмотре, пока не определил, что продолжалось это действо час и сорок одну минуту с какими-то секундами. Вернулся к концу, пустил в нормальном режиме. Томно, с сожалением проворковав, что ей пора, блондинка подхватила кимоно и вышла, а эти двое, переглянувшись, ухмыльнулись друг дружке с видом полного удовлетворения. Марианна подошла вплотную к камере, что-то сделала – и экран погас, пошла чистая пленка.

«Это, однако, не просто развлечение, – подумал Петр. – тут кое-чем другим попахивает, что именуется сбором компромата на ничего не подозревающее лицо…»

На второй кассете недавний знакомый Петра и давний партнер Пашки господин Рыжов, возглавлявший банк «Шантарский кредит», около двух часов незатейливо развлекался с девицей годочков четырнадцати. Поначалу она выглядела вполне невинно – отнюдь не потасканная, смазливая мордашка не отмечена печатью порока, но потом, когда разделась, стала вытворять такое, что Петр только крутил головой да покрякивал. Где-то на середине появилась еще одна, на вид и вовсе сущая соплячка, но подруге мало в чем уступала. Вдвоем они в конце концов вымотали г-на Рыжова до полной прострации.

Когда запись кончилась, Петр, подумав пару секунд, прошел к селектору и вызвал Земцова. Спросил небрежным тоном:

– Андропыч, извини, я совсем запамятовал… Где трудится супруга господина Карсавина?

– Директор колледжа «Регина», – почти сразу же откликнулся Земцов.

Петр, не мешкая, спросил тем же естественным голосом:

– Слушай, а можно сказать, что это самое элитное частное учебное заведение в нашем богоспасаемом граде?

– Пожалуй что, – деловито ответил Земцов, – в тройке лучших.

– Блондинка лет сорока, симпатичная, не крашеная, обычно носит треугольные серьги с изумрудами?

– Точно.

– Молодец я, – сказал Петр, – тренирую память, и ведь возвращается, клятая… Ладно, спасибо.

Встал, прошелся по кабинету, кривя губы в ухмылке. Что ж, многое на ходу просек совершенно правильно. Должно быть, самого г-на Карсавина то ли не удалось завлечь в подпольную киностудию, то ли такой вариант показался Пашке не в пример предпочтительнее. В самом деле, компромат не из хиленьких. Провинция на многое смотрит довольно-таки пуритански, не в пример столицам. И если вдруг станет известно, что директриса одного из лучших шантарских частных колледжей (она же – супруга высокопоставленного чина областной администрации) в свободное время развлекается лесбийскими групповушками, – эффект будет убойный. Позорище на весь бомонд, не говоря уж о простом электорате… То же самое и с Рыжовым. Даже если девицам уже стукнуло четырнадцать – это снимает лишь чисто юридическую часть проблемы, но вряд ли смягчает бытовые аспекты. Петр, вспомнив супружницу Рыжова, руку мог дать на отсечение, что эта грымза, просмотрев кассету, не успокоится, пока не расколотит о лысую головушку банковского сатира весь свой коллекционный фарфор, а также кухонную посуду…

Он занялся содержимым конвертов. Начал с того, что был отмечен цифрой «1» (все четыре были пронумерованы). Прочитал четыре газетные вырезки: все статьи, подписанные одной и той же фамилией «Олег Аксентьев», касались судьбы пресловутого северного завоза и парочки других крупномасштабных проектов. Довольно быстро удалось понять, что у автора, несмотря на весь его разоблачительный пыл, не было в руках документов, а потому приходилось на всю катушку использовать эзопов язык и прочие ухищрения, дабы уберечь и себя, и газету от судебного процесса. Намеки, правда, были недвусмысленны – даже Петру, незнакомому с шантарскими реалиями, быстро стало ясно: если верить этому Аксентьеву, именно Карсавин с Рыжовым ухитрились крутануть несколько миллиардов рубликов старыми так, что денежки растворились без следа. В роковой пропащности, как выражался классик.

У журналиста документов не было, зато они каким-то образом оказались у Пашки. Конверты были битком набиты платежными поручениями и официальными бумагами. При вдумчивом изучении вся эта бухгалтерия неопровержимо свидетельствовала, что сладкая парочка прикарманила примерно семь с половиной миллиардов. Комбинация, надо признать, эффектная, проведенная не без таланта. Сидеть за такое придется очень и очень долго – если только захотят пайщиков-концессионеров посадить. А ведь могут и захотеть, новый губернатор с этакими не цацкается…

Старательно сложив бумаги в конверты, Петр захлопнул крышку «дипломата» и сбил код. Стало, как было.

Вот теперь не осталось ни малейших неясностей. Потому Рыжов с Карсавиным так и держались. Прекрасно знали, что лежит у Пашки в загашнике. Они вовсе не походили на равноправных партнеров, людей в доле, скорее уж являли собой классический пример загнанных в угол нашкодивших прохвостов, под угрозой разоблачения вынужденных ходить на задних лапках и выполнять все желания хваткого шантажиста.

Значит, вот таким образом честнейший шантарский негоциант Пал Ваныч Савельев обеспечивает успех своих грандиозных проектов? Ну вообще-то субъекты довольно гнусненькие, цинично рассуждая, таких сам бог велел шантажировать. Не Пашка же в конце концов заставлял их распихивать по карманам казенные миллиарды? Не под пистолетом заставлял Рыжова кувыркаться с соплячками, годившимися тому во внучки, а госпожу Карсавину забавляться тишком с особами своего же пола?

Все так, но в душе креп неприятный осадок. Почтенный шантарский негоциант, родной брательник, чем дальше, тем больше оборачивался совершенно неожиданной стороной. Представал другим. Домашний театр, «фотостудия», Наденька, картины, компромат на тех, от кого зависело решение серьезных вопросов, частью собранный, частью старательно организованный… Может ли всплыть еще что-то, другое?

И вновь проклятый вопрос: разве ты сторож брату своему? Не торопись судить и выносить приговоры, слишком мало ты пока что знаешь. Быть может, так живут все они, иначе просто нельзя…

Он унес «дипломат» в комнату отдыха. Вернулся к столу:

– Жанна, я домой, распорядись насчет машины…