– Да нет, – сказал Петр, – не припомню я что-то должников… Правда, имеет смысл посмотреть бухгалтерские документы… Мы уже обсуждали этот вопрос, провалы в памяти остались…

– Документы я обязательно посмотрю… с вашего разрешения, – сказала Даша. – Ну, а личных денег в крупных размерах вы, часом, никому не ссужали? А вам никто не ссужал личных немалых денежек?

– Что вы имеете в виду? – сердито спросил Петр.

– Только то, что говорила, – улыбнулась она с наигранной невинностью. – Не одалживали ли вы кому, не одалживал ли кто вам…

– А мне показалось…

– Что?! – мгновенно уцепилась она за его слова. – Если не секрет, что вам показалось?

– Послушайте… – сказал он сварливо.

– Умолкаю, – сговорчиво подняла ладонь Даша. – Павел Иванович, я имела в виду исключительно то, что произнесла, что вы, право, сердитесь? Вы – известнейший бизнесмен с безукоризненной репутацией, сие мне известно, никаких подвохов или каверз я и не собираюсь пускать в ход… Ваша репутация вне всяких подозрений, как у жены цезаря… Наконец, – она посмотрела ему прямо в глаза, – наконец, все обстоятельства указывают на то, что это отнюдь не мероприятие, известное под названием «серьезный заказ». Попахивает самодеятельностью непрофессионала, возможно, психически не вполне нормального…

– Почему вы так решили? – спросил он с искренним интересом.

– А вы думаете иначе?

– Я просто спросил.

– Ну, все просто, – сказала Даша. – Серьезный человек раздобыл бы винтовку с оптикой, устроился бы на чердаке пятиэтажки на другой стороне улицы, сделал бы один-два выстрела и ушел совершенно незамеченным. На моей памяти в Шантарске продавали пушку с истребителя при полном боекомплекте, ну, а достать снайперку с глушителем – для некоторых отнюдь не проблема…

«Права, чертовка рыжая, – мысленно поддакнул Петр. – Один точный выстрел с чердака – и ищи потом гада до скончания веков».

– Меж тем наша «личность» примитивно поджидает вас на стоянке, на машине, – продолжала Даша, – палит из пистолета, никого не задев, выхлестав только оконное стекло, перепугав женщин… Согласитесь, это либо свидетельствует о полнейшем непрофессионализме, либо… либо, уж простите, выглядит как предупреждение. Я имею право высказать такую версию, правда? И в этой связи обязана снова задать вам вопрос, который, конечно же, вызовет ваше открытое неудотольствие…

– Я понял, – сказал он хмуро. – Нет, никто… никому… в общем, сформулируйте сами, у меня что-то не получается. Вряд ли кто-то стал бы предупреждать этаким манером. Повторяю, я общаюсь главным образом с серьезными, ответственными людьми, а не с шантрапой…

– Ежели не для протокола – завидую вашему оптимизму, – призналась Даша. – В России мы с вами обитаем, милейший Павел Иванович, у нас все грани размыты, все границы сглажены, сегодня человек – глава администрации, а завтра он киллера нанимает для конкурента.

– Бросьте. Не в моем случае.

– Иными словами, вы категорически отметаете причастность к сегодняшнему… событию кого-то из ваших деловых партнеров, близких знакомых, словом, тех, кого можно назвать «привычным кругом общения»?

– Категорически.

– Так и запишем… А в том, что касаемо личных проблем?

– Простите?

– Скажем откровенно – личная жизнь, – уточнила Даша. – Не торопитесь сердиться, я всего лишь теоретизирую… Скажем, вы проявили внимание к некоей особе, а кому-то это ужасно не понравилось, и он весьма своеобразно отреагировал…

«Черский, – вспомнил Петр. – Нет, вздор. Судя по рассказам Пашки, Черский как раз из серьезны х. Из тех, что при нужде посадят на чердаке высокооплачиваемого профессионала с дорогой снайперкой, а не пошлют идиота с волыной».

– Вы о ком-то вспомнили или просто замкнулись в себе? – мягко спросила Даша.

– Замкнулся, миль пардон, – сухо ответил Петр.

В конце-то концов что он знает о Пашкиных свершениях на амурном фронте? Ручаться можно, далеко не все. Да что там, у той же Жанны вполне может оказаться кавалер-сопляк, воспылавший праведной ревностью… Машину угнать и сопляк может, пистолет раздобыть – без особых проблем, двадцать первый век на дворе.

– Нет, – сказал он. – Ни в чем, что касается моей личной жизни, я не могу усмотреть следочка…

– А разве вы все помните? Вы же в прошлую нашу беседу недвусмысленно ссылались на провалы памяти?

– Помнится, мы и этот аспект обговаривали, – сказал Петр. – Если что-то выпало из памяти – естественно, я не могу этого вспомнить.

– Но тем не менее вы говорите так уверенно…

– Знаете, я все-таки перенервничал, – ответил он, – не каждый день палят в упор… Вообще насчет провалов в памяти вам бы следовало поговорить с моим врачом…

– Боюсь, не получится. Не верю я в спиритизм…

– Простите?

– А вы не знали? – удивилась Даша. – Нет, серьезно? Позавчера убили вашего доктора, Шебеко Николая Петровича. Банальнейшая по нынешним временам история: возвращался домой за полночь и, должно быть, привлек внимание обкурившейся шпаны. Двинули чем-то тяжелым по затылку, из карманов все выгребли, часы и куртку сняли… Могу признаться по секрету, что дело глухое. Как у нас выражаются, висяк.

– Надо же, – сказал Петр с искренним сожалением, – хороший был врач, толковый…

– Значит, и в том, что касается личной жизни, вы не можете отыскать ничего… намекающего?

– Уж простите, нет.

– Павел Иванович, я произнесу несколько самых заигранных банальностей, но эти самые банальности тем не менее не стали от частого употребления чем-то глупым, неправильным… Мы будем искать. И не только мы. Вы – заметный в области человек, начальство и не только наше, будет вполне искренне стучать кулаком по столу… Но как прикажете работать, если вы упорно отказываетесь дать хоть малейший след?

– Я не вижу никаких следов. Не могу усмотреть.

– Павел Иванович… – с мягкой, дипломатиче-ской укоризной поморщилась она. – Мы же взрослые люди. Вы не школьник, да и я не институтка. Такое не случается с бухты-барахты. Сидел себе человек, маялся бездельем и скукой, и вдруг стукнуло ему в голову: что же я, дурак, баклуши бью? А возьму-ка боевой пистолет, поеду да стрельну в бизнесмена… А вот, кстати, какой-то весь из себя прикинутый новый русский из своего роскошного офиса спускается, с него и начнем… Т а к не бывает, Павел Иванович. У нашего стрелка должен быть повод, причина, цель, мотив. Побуждения, потребность… продолжите дальше список, если угодно. Должны быть о с н о в а н и я. Веские и серьезные.

– Вы же сами говорили, что он может оказаться психом.

– Может, – согласилась Даша. – Но опять-таки, почему он начал именно с вас? Почему стрелял именно в вас? Ни с кем другим похожего в последнее время не случалось.

– Простите великодушно, но я был с вами откровенным, – сказал Петр, впервые с намеком глянув на часы, – рассказал все, что знал, и больше мне рассказать нечего… мне что, нужно где-нибудь расписаться?

– Да, здесь… и здесь. А здесь напишите: «С моих слов записано верно». Прочитайте хорошенько, если вам покажется, что я упустила что-то для вас важное, вы имеете право это вписать…

– Нет, благодарствуйте, – сказал Петр, пробежав три листка, исписанных небрежным почерком человека, каждодневно имеющего дело с заполнением множества бумаг, – ничего вы не упустили…

Она уложила листки в папку, задернула «молнию», встала и с хорошо разыгранным безразличием произнесла:

– Благодарю вас, Павел Иванович. О любых подвижках я вам тут же сообщу…

Выйдя вслед за ней в приемную, Петр обрадовался, увидев рядом с сидевшим в уголке Земцовым Косарева. Поманил его:

– Фомич, зайди. Андропыч, а ты обожди минутку…

Отведя зама под локоток подальше от двери, Петр шепотом спросил:

– Где он?

– Кто? – невинно глянул Фомич. – А-а, вы имеете в виду… Я вас умоляю, потерпите пару дней, о н еще не вернулся из столицы.

– Я боюсь в чем-то напортачить, – признался Петр все тем же шепотом. – Сами видите, какой оборот принимают дела…