Вот рукавицы были разные. Но Саша не сильно переживала на этот счет – и на Земле не привыкла особо модничать. Слишком много времени они с родителями проводили на природе. Считай, каждое лето все три месяца в приюте в лесу, где был узел туристических маршрутов. Неделя пешего хода от цивилизации, так что туристы заходили туда не так уж и часто. А во время учебного года Саша не могла особо разодеться потому, что как-то ни денег особо не было, ни самой мысли, что это нужно.

С собой подростки взяли только снегоступы и оружие – дротики с металлическим наконечником и луки. Нож за оружие считать уже давно перестали. Теперь он считался деталью национального костюма.

Следы на свежем снегу нашлись быстро, но, похоже, кошка гуляла всю ночь, так что бродить парочке, разбираясь в них, пришлось долго. Поскольку ходить пришлось по горе, то через два часа это занятие стало надоедать, и Саша заныла:

– Игорь! А, Игорь! А когда у рыси котята появляются?

– Да не знаю я. И вообще, может быть это кот вовсе, а не кошка.

– Как это кот? – обиделась девочка. – Мы что, зря что ли ходим?

– Ну, откуда я знаю? Вот найдём нору, тогда что-то узнаем. Если повезёт.

– Найдём, конечно, – не очень уверенно, предположила охотница.

Ещё через час нора нашлась. Следы веди к отверстию в каменистом склоне оврага. Перед самым отверстием образовалась площадка, снег на которой был истоптан кошачьими лапами. Забраться на площадку большого труда не составило, но вот у самой норы дети поместились с трудом. Игорь покрепче ухватил копьё и постоянно озирался по сторонам. Он знал, что волки потомство защищать от людей не станут, но вот как себя ведёт в аналогичных обстоятельствах рысь никто сказать не смог.

Воевать с разгневанной мамашей совсем не хотелось. Замолкнув, охотники некоторое время вслушивались в окружающие звуки, пытаясь разобрать мявканье, но не повезло.

Разглядеть что либо в норе тоже не удалось – свет в нору практически не попадал. Наконец, Саша достала фотоаппарат и, сунув его в нору, сделала снимок со вспышкой.

– Не повезло, – резюмировал мальчик. – Возвращаемся.

– Но мы же ничего не выяснили.

– Всё мы выяснили. Два отнорка как минимум. И ближайший находится в двух метрах от входа. Даже с ломом ничего не сделать.

– А как же котята? Мы же хотели их приручить.

– Пока никак. Поищем другую рысь. В конец расстроенные, кошколовы двинулись домой.

Глубокий снег сильно облегчил деятельность охраны – народ почти перестал шастать за пределы посёлка. У маленьких детей выработался ритуал для прогулки. Первым делом идём за морковкой, с ней двигаемся на скотный двор, затем хотя бы раз пытаемся съехать с горки. Дальнейшие действия уже допускали варианты. Взрослые так же от скуки часто посещали местный зоопарк. Рокотов посещал всё по долгу службы, так как всё ещё нёс бремя власти. Удивительно, но пока никто не предпринимал активных попыток её перенять. А если бы предпринял… Смотря кто. Например, Рокотов вряд ли бы добровольно отдал власть в руки офицеров или Николая Хоменко. Но если бы Гарик проявил инициативу, то почему бы и нет? Хотя, какая разница? Так или иначе, все эти люди исполняли руководящие функции, просто у каждого был свой круг ответственности.

– Коля, а ведь нам нужен изолятор для скота, – выкатила главному начальнику претензию Галия.

– Что случилось? Заболел кто-то?

– Пока нет. Вернее, хромые есть, а от заразы пока бог миловал.

– И что же ты засуетилась?

– Так раньше нам нечего терять было, а сейчас уже целое стадо потерять можем. И заняты все были. Сейчас же складывают срубы под заимки, так что можно и для животных второй сарай сделать, но ставить его метров на пятьдесят дальше.

– Большой сарай нужен?

– Большой. И к нему загон большой. Это не для больных животных, а для карантинного содержания вновь пойманных.

– Зачем же большой-то? – удивился лётчик. – Мы понемногу ловим.

– Ты всё забыл. Хоменко готовит огромные загоны как раз для того, чтобы ловить стадами. Просто потрясающей жадности джентльмен. Николай задумался:

– Это не жадность. Здесь наш бизнесмен похож на этого засранца Хэнка.

– А мне нравился Хэнк, – заступилась за американца женщина. – всегда вежливый такой. Улыбается…, – и, немного подумав, добавила. – Как дебил.

– Вот именно. Мне он тоже нравился, но не всегда. Сдёрнул людей в никуда.

А кстати как у него дела, у Хэнка? Когда племени удастся получить ответ на этот вопрос? Никак не раньше весны, если она вообще наступит для людей с самолёта. Рокотов вздохнул.

Развитие солнечной астрономии тормозилось слишком частым отсутствием на небе местного светила. Тем не менее, научная общественность делала все, что могла. Каждый день дежурные охранники записывали в журнал время наступления дня, время полудня, длину тени палочки в полдень и время захода солнца. При этом около половины записей гласили «нет солнца», что означает невозможность провести измерение, а иногда меняющееся время полудня и слегка колеблющаяся продолжительность дня свидетельствовали о той ли еще точности измерений. Большинство людей относились к этой обязанности абсолютно без энтузиазма и достаточно халатно, потому что не понимали смысла этих измерений. Это – и многие другие – непонимание подтолкнуло руководство к организации интенсивных курсов по элементарной математике, физике, химии и русскому языку для тех, кто не знал либо знал, но все начисто забыл. Помимо обучения детей, естественно. Впрочем, эти курсы, как и медицинские, не были обязательны к посещению, хотя разговоры о внедрении обязательной общеобразовательной программы по некоторым предметам уже начались. Предлагалось выделить по два-три специалиста в каждом направлении, которые разработают экзамены или практические тесты. И те, кто сумеют сдать экзамен, будут освобождены от прохождения курсов. Но общий стандарт пока остался на уровне разговоров, а уроки проходили спонтанно. В общем, народ к абстрактным знаниям не рвался.

Тем не менее, кое-какие количественные оценки в астрономии сделали. Время полудня не только колебалось, но и потихоньку двигалось вперед и за сто восемьдесят дней на этой планете сдвинулось на целых два часа. Это означало всего лишь, что сутки не ровно двадцать семь часов, а на сорок секунд длиннее.

Эти сорок секунд, конечно, раздражали, но против природы мало что можно сделать. Кроме того, Алтуфьев объявил, что примерно шестидесятый день на новой планете был днем осеннего равноденствия, а вот недавно, где-то примерно сто шестидесятый, оказался самым коротким.

– Это можно смело считать победой, – сказал он Рокотову.

– Почему?

– Потому что между равноденствием и солнцестоянием Земля совершает четверть оборота вокруг Солнца.

– Так.

– То есть сто дней – это четверть года. Год четыреста дней. Зима не такая уж и длинная будет. Запасов должно хватить.

– Да, это радует, – согласился вождь.

Алтуфьев предложил назначить самый короткий день серединой января. Остальной же год разбить на двенадцать месяцев и дать им привычные названия. Вужоу при этом заметил, что лунный месяц, вообще говоря, примерно такой же, как и на Земле – двадцать девять – тридцать дней. Поэтому здесь настоящих месяцев около тринадцати с половиной. Путтер, несмотря на отсутствие интереса к теме, не забыл съязвить, что китайцев долгое время не останавливало то, что год не привязан к Солнцу, а привязан к Луне и поинтересовался:

– Уж не хотите ли вы продолжить эту замечательную традицию на новой планете?

– Не хочу, – буркнул астроном – любитель, слегка досадуя, что из-за ошибки предков приходится сносить насмешки совершенно бестактного дикаря.

Немного покряхтев, народ все-таки согласился с планом Алтуфьева. Правда, согласно этому плану первое января уже давно прошло, но тут-то как раз очень кстати пришлись китайцы со своим февральским новым годом. А народу было всё равно, по какому календарю отмечать новый год, лишь бы повеселиться.