Дальше математик перешел к столу, за которым сидели Алеша с Василидисом. Алеша показал ему свою тетрадку с решенными задачами, мужчина пробормотал слова одобрения, но смотрел почему-то не в тетрадку, а не отрывал глаз от алешиного лица. Алеша от смущения запунцовел и прикрыл глаза своими длиннющими ресницами. Математик встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и перевел взгляд на Василидиса. Тот протянул ему свою тетрадь, а сам почему-то поднялся из-за стола во весь рост, да еще и потянулся. Глаза мужчины расширились, став размером с плошки, он тоже почему-то покраснел, как только что Алеша. Василидис следил за ним своими хитрющими изумрудными глазами, вгоняя уже в совершеннейший ступор. Альберту Валентиновичу потребовалась добрая минута, чтобы выйти из этого состояния и вернуться к себе за учительский стол.

Праздничная атмосфера первого дня сменилась школьными буднями. Боря замечал, что учиться в этой школе гораздо комфортнее, чем в прежних его кесаревской и московской. Детьми здесь не помыкали, мелкие шалости спускали с рук, только драки старались останавливать и не допускали чьей-либо травли одноклассниками. Атмосфера города и школы затягивала и новичков, и, глядя на одноклассников, они стали помаленьку избавляться от одежды. Боря сперва удивился, когда встретил в школьном коридоре абсолютно голого Витю — своего московского дружка. Но вскоре и Толик перестал стесняться своих анатомических особенностей и выставил напоказ все свои четыре руки, чем произвел в школе огромный фурор. Сперва на него сбегались посмотреть даже из других классов, но постепенно отстали. Затем и Надя, боявшаяся некогда показаться голой перед мальчишками, взяла пример со своих новых школьных подруг и избавилась сперва от платья, а затем и от трусиков. Сам Боря продержался подольше, но наконец и он решил плюнуть на свои комплексы. Не урод же он в конце-то концов! Если так здесь принято, если даже хлипкий Гришка никого не стесняется, то зачем ему, Боря, скрывать от чужих взоров свое натренированное тело? К середине сентября только Дэви еще стеснялась раздеваться перед мальчишками, да стойкий Алеша продолжал ходить в школу при полном параде. Впрочем, здесь чужие убеждения уважали и над ним не смеяилсь. Дни становились холоднее, но закаленная кедринская детвора пока это игнорировала. Разве что малыши, которым казалось холодно на улице, нацепляли на себя какую-нибудь одежку, но и ее немедленно сбрасывали, едва очутившись в теплом классе.

Пятнадцатого сентября в Кедринск неожиданно приехали новые гости: Чень с родителями из Пекина. Места в тереме Безлепкиных им уже не нашлось, и они сняли квартиру неподалеку. Чень рассказал старым друзьям об открывшихся у него способностях к исцелению и о том, что мечтает вновь заняться целительской практикой. Раздеваться согласно местной моде он категорически отказался, так как не хотел никому демонстрировать свою правую руку.

Семейство Калединых быстро освоилось в Кедринске. Вадим устроился на работу в городскую газету, малышка Ирочка, находящаяся на попечении матери, ничем не болела, Боря неплохо себя чувствовал в новой школе. После отъезда Бояринцева на попечении Вадима неожиданно оказался и Эрик. Вообще-то, к мальчику должна была приехать его мать, но что-то не спешила. Ладно, лишний рот не в обузу, главное, парень бы не страдал. Еще по прежнему недолгому знакомству Вадим знал, какая нежная душа у этого мальчика и как он нуждается в присутствии рядом кого-то, на кого он мог бы в жизни опереться. Пока, впрочем, Эрик неплохо себя чувствовал среди старых и новых приятелей и даже рвался в бой — непременно хотел выступить перед кедринцами со своим огненным шоу. Увы, при всех достоинствах городка, эстрадные и цирковые звезды сюда как-то не заезжали, и потому опыта организации таких представлений здесь ни у кого не было. Дэви, впрочем, это не помешало устроить свой сольный концерт на сцене городского Дворца культуры, но ей ведь для этого не надо было почти никакого реквизита. Хуже пришлось Толику, который всегда ей аккомпанировал: в городе, увы, не было ни одного органа, нашелся, правда, приличный рояль, на котором Толик тоже умел виртуозно играть, но это, конечно, было совсем не то… Вадиму оставалось надеяться, что Бояринцев все же еще заглянет в Кедринск, сумеет организовать выступление своему ненаглядному Эрику и как-нибудь решит проблемы Толика.

Ролан, осмотревшись пару недель, сумел договориться с администрацией Дворца культуры и открыл там секцию восточных единоборств. Падкие на всякую экзотику жители Кедринска повалили туда валом. Вадим подумывал, не заставить ли и Борю возобновить тренировки, прерванные по причине вынужденного бегства из Москвы, но потом все же решил оставить сына в покое — пусть сперва адаптируется в новой школе, найдет себе место в здешней жизни, а там, глядишь, и у самого него проснется желание взвалить на себя прежние нагрузки.

Катя и здесь занялась диагностикой. Слухи о ее способностях быстро облетели весь город, и ей даже выделили кабинет для приема в городской поликлинике. Начал трудиться по специальности Василий Кириллов, его дочь Надя кроме школы старалась никуда не выходить, да и там держалась подальше от всякой электроники: после нескольких выведенных из строя приборов ее в шутку прозвали «главным городским диверсантом». Банкир Акимов и здесь не захотел бросить своего бизнеса и теперь проворачивал какие-то сделки по электронным сетям. Олегу Николаеву нашлось место в местной строительной компании, его жена устроилась на работу во Дворец культуры. Благодаря таким постояльцам дом Безлепкиных скоро сделался известен всему Кедринску, вечерами сюда стали собираться любители подискутировать на различные философские темы, из коих не последней было и учение антропоцентристов. Людей порой приходило столько, что не хватало мест в огромной гостиной. Детей, которые обычно шатались тут же и внимательно прислушивались к разговорам взрослых, тогда старались отправить куда-нибудь прогуляться.

Василидис чувствовал себя в Кедринске, как рыба в воде. Здесь от него не шарахались, как бывало в его родном Кесареве, нагота здесь была в порядка вещей, и горожане умели ценить красоту человеческого тела. Любовный флирт в этом городе тоже предосудительным не считался, и способности Василидиса пришлись очень к месту. Мальчик неизменно становился центром притяжения любой компании, в какой оказывался, слух о нем ходил из уст в уста. Многие специально приходили домой к Безлепкиным, чтобы только поближе взглянуть на этого удивительного мальчика. Поняв, что с этим его подопечным здесь никакой беды не случится, Вадим предоставил Василидису полную свободу.

Кто действительно беспокоил Вадима, так это Алеша. В раскованной атмосфере Кедринска мальчик ощущал себя явно не в своей тарелке. В то время как все его товарищи быстро приучились избавляться при случае от всякой одежды, Алеша и через месяц после приезда все еще стеснялся смотреть на голых людей, из-за чего ему, бедному, приходилось беседовать с ними, отвернувшись в сторону или уперевшись глазами в пол. Если в других детях Вадима порой поражало, как легко они отбрасывали внушенные им ранее представления о приличиях, возвращаясь, так сказать, в свое природное состояние, то упорство Алеши, граничащее с фанатизмом, вызывало у его опекуна даже некий благоговейный ужас. Василидис, ощутив в Кедринске свой моральный перевес, принялся еще больше доставать Алешу своими насмешками, и тот окончательно замкнулся в себе, избегая по возможности общества сверстников и стараясь зато побольше бывать в компании взрослых, где он активно прислушивался к разговорам. Вадим заметил, что особый интерес Алеша проявлял, когда речь заходила о соседней общине Церкви Преображения. Его почему-то очень заинтересовала их доктрина, и он, превозмогая робость, даже задавал взрослым вопросы на эту тему. Увы, они не настолько интересовались учением соседей, чтобы оказаться в состоянии удовлетворить его любопытство. Сам Вадим после рассказов Николаевых считал обитателей Преображенска опасными сектантами, и ему было непонятно, что влечет к ним такого совестливого и щепетильного в вопросах веры Алешу. Или на мальчика так подействовало случившееся пять месяцев назад изгнание из православного храма, что он теперь ищет хоть кого-то, кто отвечал бы его понятиям о благочестии? Подыскать бы ему какую-нибудь не слишком фанатичную православную общину, которая согласилась бы принять его со всеми его закидонами в богоискательство и от которой, по крайней мере, всегда знаешь, чего ждать, но увы, в Кедринске и его ближайших окрестностях не было ни одного православного храма, а позволить мальчику ездить куда-то далеко Вадим не решался.