Еще четверть века назад московский район Северный был глухой окраиной столицы, фактически все тем же поселком городского типа, каким он когда-то вошел в ее состав. Сюда вела только одна асфальтированная дорога, по которой очень редко ходили рейсовые автобусы, о метро здесь даже не мечтали. Но поселку внезапно выпала счастливая карта: сравнительно чистый воздух, отсутствие серьезной промышленности и лес прямо за окраиной привели к тому, что Северный стали застраивать не серийными многоэтажками, а престижными коттеджами, и за прошедшие годы он превратился в один из самых престижных и зажиточных районов Москвы. Именно здесь видный московский коммерсант Сергей Разломов отгрохал свой особняк, и именно сюда он привез из столь странно закончившейся для него деловой поездки троих мальчиков вместе с их матерями. Одной из них, Светлане Ивлевой, предстояло стать его женой, а ее сыну Алеше, соответственно, его официальным сыном. Двух других женщин Сергей Павлович оформил домработницами, прежнюю же прислугу поспешил рассчитать, хотя прежде не высказывал к ней никаких особых претензий. Уволенные списали это на прихоти новой пассии их хозяина, вытащенной им откуда-то из тверской глубинки и бог весть каким способом там его околдовавшей. Правда, что скрывать, Светлана Ивлева обладала какой-то утонченной красотой, какую нечасто встретишь и в московских богемных кругах, где временами вращался Разломов. Новые домработницы явно были ее подругами, неудивительно, что новоиспеченная госпожа Разломова и в Москве захотела видеть рядом с собой знакомые лица.

Впрочем, дети всей этой провинциальной компании у всех видевших их вызывали куда больший интерес, поскольку просто не вписывались ни в какие рамки. Сын Светланы словно сошел с какой православной иконы: тощий до прозрачности отрок с невероятно миловидным личиком, на котором очень редко можно было увидеть улыбку. На тоненькой шейке Алеши всегда висел православный крестик, тогда как остальные пришельцы из Кесарева не утруждали себя ношением каких бы то ни было религиозных символов. Второй мальчишка, Василидис Теодовракис, являл собой великолепный образец развязности. Он не утруждал себя ношением лишней одежды, ходил по особняку в одной набедренной повязке, взгляд его нахальных изумрудных глаз мгновенно вгонял в краску не только взрослых, многое что в жизни повидавших женщин, но даже и мужчин! Еще не успевшая покинуть особняк прежняя прислуга с удивлением замечала, что именно к этому пареньку их хозяин проявляет особую симпатию. Уж слишком часто Сергея Павловича можно было увидеть беседующим с Василидисом, при этом рука мужчины либо лежала на колене юного собеседника, либо обнимала его за плечи. Когда Сергей разговаривал с Алешей, ничего подобного не отмечалось, более того, мальчик обычно говорил с отчимом, опустив очи долу. Третий парень, Петр Каменцев, остался для бывших разломовских работников настоящей загадкой, поскольку никто из них так ни разу и не увидел его лица. Оно постоянно было закрыто длинными черными волосами. Но они ощущали какую-то жуткую силу, исходящую от этого мальчика, и старались никогда не задерживаться с ним в одном помещении. Когда последний из прежних работников Разломова покинул территорию особняка, дом окончательно накрыло покровом тайны.

Из всех средних школ, расположенных в районе Северный, самой престижной считалась 1213-я. У нее не было пока ни старинных традиций, ни длинного списка выпускников, многого впоследствии добившихся в жизни и прославивших тем самым родное учебное заведение. Но зато 1213-я была построена по новейшему проекту и напичкана самым современным учебным оборудованием. Статус государственной школы не мешал ей принимать щедрые спонсорские взносы от родителей учащихся, а обитавшим в Северном нуворишам, соответственно, отдавать сюда на обучение своих отпрысков. Короче, здесь уже успели повидать всякое, но появление юного Алеши Разломова не вписалось ни в какие школьные каноны.

Когда классная наставница ввела в класс и представила седьмому «А» их нового соученика, приемного сына крупного предпринимателя Разломова, все девочки класса дружно ахнули. Такого красивого мальчика им не доводилось видеть и на страницах глянцевых журналов. Конечно, перед зачислением в школу Сергей Павлович постарался принарядить пасынка, и Алеша был одет с иголочки, но этим здесь никого было не удивить. Но вот лицо! Тонко очерченное, белое без единого пятнышка, словно его обладатель все лето провел в затененном помещении и ни разу не выходил на солнце, при этом невероятно одухотворенное. Большие голубые глаза мальчика были прикрыты длиннющими пушистыми ресницами, загнутыми на концах. Мальчик явно робел, не знал, куда деть руки и не поднимал глаз, в общем, вел себя совсем не так, как положено сыну торгового магната.

Новичок с ангельской внешностью, естественно, вскоре удостоился и персональных знаков внимания со стороны нескольких классных красавиц. Увы, все они остались без ответа. Получая записочки, Алеша всякий раз мучительно краснел и старался побыстрее от них избавиться, попытки втянуть его в разговор оказались не более удачными. Он доброжелательно отвечал на вопросы, но стоило беседе хоть сколько-нибудь приблизиться к какой-либо интимной теме, мальчик немедленно замыкался в себе и лишь тихонько бормотал в ответ, что это грех, он не может об этом говорить. Когда же на второй день Алеша принялся выяснять у девчонок, где здесь ближайший православный храм и хороший ли там батюшка, потому что он, Алеша, по независящим от него причинам уже два месяца как не исповедовался, те окончательно махнули рукой на этого шизанутого и меж собой прозвали его Исусиком, не забывая, впрочем, выпрашивать у него всякие мелкие услуги. Добрый Алеша никому не отказывал.

Со сверстниками мальчишками дела у Алеши пошли еще хуже. Зная о том, кто его отчим, они сперва несколько настороженно к нему приглядывались, но вскоре убедились, что он совершенно безответен. Быстро выяснилось, что он, по их понятиям, «не пацан» — не болеет ни за какую спортивную команду, не разбирается ни в современной музыке, ни в технике, и что уж совсем противно — ни в какую не желает участвовать в «мужских» разговоров. Стоило кому-то в присутствии Алеши сказать какую-нибудь скабрезность или попросту выругаться матом, как бедный парень тут же пунцовел и затыкал уши. Сперва над ним только смеялись, потом стали целенаправленно издеваться. Словесные нападения быстро дополнились физическими. Тут выяснилась еще одна особенность Алеши — он никому не давал сдачи. Даже кулаков в ответ не сжимал. Когда его больно пихали и провоцировали на драку, мальчик демонстративно закладывал руки за спину и с вызовом смотрел на обидчиков: «Нате, бейте!» Били, конечно, почему бы и не побить, если твердо знаешь, что жертва не ответит. Алеша стоически терпел боль, не унижаясь перед агрессорами, разве что иногда в его глазах выступали слезинки. Как ни удивительно, мальчик ни разу не пожаловался на обидчиков ни отчиму, ни даже кому из учителей.

Некоторые особо наглые одноклассники Алеши скоро поняли, что его можно использовать не только в качестве объекта для безнаказанных издевательств, но и как постоянный источник материальных благ. Разломов-старший не слишком любил навязанного ему пасынка, но в карманных деньгах не ограничивал и в школу экипировал его по первому разряду. Сперва Алеша по первой просьбе раздаривал одноклассникам свои ручки и карандаши, при нужде восполняя их нехватку за счет собственных средств, но потом это приняло характер целенаправленного вымогательства. От алешиных одноклассников о новом источнике наживы стало известно и старшим школьникам, и главари местной шпаны поспешили взять дело выкачивания денег из разломовского сынка в свои руки. Особенно старался некий Пашка Арсентьев, ученик десятого класса и по совместительству неформальный лидер мелкой группки футбольных фанатов, гроза школы, хотя и происходил из хорошей семьи.

Несчастному Алеше прежняя его жизнь в Кесареве казалась теперь настоящим раем. Там ему не дарили дорогих подарков, которые, впрочем, у него здесь все равно потом отнимали, но там к нему никто и не цеплялся. Чуть что, и за спиной Алеши вырастали Влад и Корней, которые могли заставить ходить по струнке любого кесаревского хулигана. Они и сами бывало подшучивали над непрактичностью и чрезмерной уступчивостью Алеши, но это так, по-доброму, даже глупо на них за это обижаться, зато после первого класса никто из кесаревских пацанов даже пальцем не осмеливался тронуть Алешу, находящегося под такой защитой. Здесь же он вдруг почувствовал себя ужасно одиноким. Конечно, дома есть еще Василидис, которого Алеша страшно стеснялся (и были на то причины!), и Петр, коего Алеша откровенно побаивался, но ведь им все равно запрещено покидать дом, и они ничем не смогут помочь Алеше в его школьных делах…